Всего лишь одно мгновение может перевернуть наше сознание, высвободить глубокие эмоции и побудить задаться вопросом о смысле и природе нашего существования.
Я нашла ответы внутри себя без лишних вопросов, без сомнений и колебаний. Никогда не задумывалась о причине или цели этого процесса, не беспокоилась о средствах для прокорма или о преградах, возникающих на пути. Ведь ребенок – это нечто изначально великое и необычное, результат неистовой любви, превращенный в комочек радости и поддержки. Когда ты истинно любишь ребенка, это становится священным, поистине невероятным даром от самого Бога.
В тот вечер Юля пришла за ключами и нашла тест в мусорном ведре. Внезапно все перевернулось наизнанку. Ее крики всполошили воздух, словно пощекотали жгучими ножами.
- Ты ненормальная! Как ты могла?! Что происходит? Ты сошла с ума? – она выкрикивала эти слова, словно обрушиваясь на меня волной гнева и сознательно унижая, пачкая меня в глазах всех остальных.
В этот миг что-то во мне лопнуло. Я достигла предела, точки невозврата, за которой я не могла больше себя сдерживать и терпеть. Вдруг мой нерожденный ребенок стал чужим, враждебным существом, стремящимся сбить меня с толку, унизить и смешать с грязью. В моем сердце вспыхнула волна гнева, и я ощутила знакомую трепетную дрожь.
- Мне сорок семь. Это не старость! В других странах женщины рожают и не только в этом возрасте! – я попыталась бросить эту искру разума в лицо Юли, чтобы она поняла, что возраст не является преградой к материнству.
- Он мог быть твоим внуком! Я могла бы дать тебе деньги на аборт! Возможно, у тебя вообще нет средств! Ты же не хочешь оставить ребенка от этого пустого существа?! – Юля не оставила без ответа, продолжая накапливать обвинения и оскорбления.
- Лучше уходи и закрой дверь за собой! – я решительно сказала, пресекая ее брань.
- Что?! – она была ошеломлена моей реакцией.
- Ты не ослышалась. Тебе лучше уйти! – я ясно и отчетливо снова сказала эти слова.
- Ты меня выгоняешь?! Ты… Ты действительно думаешь оставить это в себе?! От кого? От нищеброда? От какого-то глупца? Даже хуже! От убийцы! Если бы я была на твоем месте, я бежала бы сразу в больницу! – эти слова Юли были последней каплей, опустившейся внутрь моего сердца.
- Ты не на моем месте! И знаешь, я сейчас думаю, что аборт следовало сделать двадцать пять лет назад! – я с твердостью заявила.
- Да, наверное, следовало! Тогда бы мне не было так стыдно и отвратительно! Тогда бы я не чувствовала, какая моя мать – Юля заплакала оттого, что я ударила ее по щеке. Она была шокирована моими действиями, никогда прежде я не поднимала на нее руку.
- Я пришла за ключами! Мы с Алиной хотим продать дом! Она отдаст мне долю! Она же честная, в отличие от тебя! – Юля хлопнула дверью, унося с собой ключи.
- Она оставила твоего отца в больнице, когда поняла, что он не сможет встать с постели! – я крикнула ей в спину.
- Она просто испугалась! – последние слова Юли я услышала, прежде чем она покинула помещение.
- Если Алина может стать тебе заменой матери, то пусть будет так, пускай вы продаете этот дом. Вот ключи. И тебе пора! – сказала я, глядя на дверь, через порог которой Юля только что переступила.
- Так ты сделаешь аборт? – Она прервала мое молчание своим голосом, звучащим самоотверженно и возмущенно.
- Малыш родится в июле и будет львом по знаку Зодиака. На двадцать пятом числе. Нет, я не нормальная! – я ответила, выдержав паузу.
Ее лицо выразило гнев и непонимание, а затем она просто ушла, оставив меня одну.
Я вздохнула с облегчением и улеглась на кровать. Волнения все еще трепетали внутри меня, но я поняла причину, почему все это случилось.
Этот момент был первым, когда я не чувствовала боли или обиды. Скорее, это было всеобщее разочарование и одновременно триумф: да, я не одна! Да, у меня есть свой маленький кусочек счастья! И он не имеет никакого отношения к Федору!
Утром я долго выбирала, что надеть, чтобы не выглядеть излишне вычурно или слишком огорченно. Кое-что из моего гардероба уже не застегивалось на мне. У меня, как и в первую беременность, живот быстро начал расти. У меня нет крепких и упругих мышц, я не хожу в спортзал и не тренирую пресс. Я выбрала скромное серое шерстяное платье, свободное внизу и не прилегающее к талии. Посмотрела в зеркало и ужаснулась, видя перед собой совершенно измученное существо с синяками и бледными губами. Я нанесла немного макияжа, прикрасила ресницы. Я хотела выглядеть красиво даже здесь, даже когда наша встреча произойдет в такой ужасной атмосфере. Разве я выгляжу так постаревшей, как говорит Юля? Я провела пальцами по лбу, провела под глазами. Морщин нет. У меня достаточно упругая кожа, я не пью и не курю. Конечно, я никогда не буду выглядеть так же молодо, как Антон, но мне это и не нужно. Я подумала об Оле и внутри стало неприятно, вспомнив, что и она носит ребенка. Его ребенка. Вместо ревности появилась какая-то тоска и ощущение отчаянности. Потому что он не будет ни с ней, ни со мной.
На этот раз я не вызывала такси, приходится привыкать к общественному транспорту. Денег на такси больше нет. Я продала все, что можно было продать, даже свое обручальное кольцо. Но деньги имеют свойство кончаться, как бы вы ни экономили. Об этом можно подумать завтра, как говорила знаменитая Скарлетт.
К семи часам утра я уже находилась у СИЗО. Меня молча провели по тесным темным коридорам, основательно обыскав от головы до ног. Затем привели меня в какую-то комнату и оставили одну ждать. Это было ужасное помещение с темно-зелеными стенами, обшарпанным столом и двумя стульями. Железная дверь громко захлопнулась, и я медленно обернулась, чувствуя мучительное стеснение внутри, как разрыв грудной клетки от невысказанного крика, который не доводится до конца, но уже сотрясает эту тишину, затхлую и глухую. Антона привели в комнату, освободили его руки и захлопнули за собой дверь. Мы так и остались стоять, лицом к лицу. Глаза в глаза. Мир кружился вокруг, и я уже ничего, кроме его лица, не видела. Ничего, кроме своего отражения в его глазах. Мне казалось, что быстро срываюсь с высоты и падаю в бездну. Я сделала шаг навстречу, оказалась совсем рядом и почувствовала, как глаза начали жечь, а губы задрожали.
- Не надо... - протянул он в слабом шепоте и прикоснулся к моему лицу, провел руками по моим щекам, обхватил меня за скулы и приблизил ко мне.
- Мама...
- Мне сказали...
Он погладил мои волосы, плечи, руки. Он держится, но я чувствую его боль каждой клеточкой своего существа. Она разрывает его на части. Она прячется в складке скорби на его губах и в морщине между его бровей.
- Ты пришла.
- Я должна была прийти.
- Зачем?
Он спросил и пронзительно посмотрел мне в глаза. Бледный, истощенный, как-то сорванный, с синяками под глазами размером с блюдце.
- Не знаю...
- Ты врешь!
- Вру!
Мир продолжал кружиться, и я обхватила его руки своими, потом прижалась губами к его ладоням.
- Ты же не убивал...
- Ты пришла спрашивать?
- Не убивал... - ответила я сама на свой вопрос и тяжело выдохнула.
- Так зачем пришла, Вер?
Внезапно он рявкнул и сжал мои плечи.
- Пришла спрашивать? Допытываться? Отравить мою душу? Так уходи! Мне этот вопрос уже сто раз задали, и я сто раз отвечал!
- Я пришла...
- Зачем?
Он притянул свой лоб к моему лбу и сжал мои волосы кулаками с обеих сторон лица.
- Сказать.
- Причем тут я?
- Я верю тебе, но почему снова должна быть я та, которая что-то должна сказать?
Он выдохнул и закрыл глаза, трется лбом о мой лоб, а носом о мой нос едва касается губами моих губ. И мы снова молчим.
- Ты тяжело дышишь, а я сама глажу твои волосы. Ты спрашиваешь, я пришла что-то еще сказать?
В дверь сильно ударили.
- Поторопись там. Меньше минуты осталось!
- Ты будешь ждать меня, Вера?
Вместо ответа по щекам покатились слезы. Антон сильно меня прижал к себе и впился губами в мои. Жадно целует, а я тоже отвечаю, обезумевшая от тоски и предчувствия, что разлука сведет нас обоих с ума. Дверь резко открылась, и мы отпрянули друг от друга.
- А мне сказали мать пришла. Ты смотри, какой прыткий!
- Вера! Камеры! – вдруг выкрикнул Антон у самых дверей, когда его уводили.
– Найди записи с камер!
На обратном пути в метро я, прижимала руку к губам, ощущаю вкус твоего поцелуя вместе со слезами. Они смешиваются и жгут на кончике языка. Я плачу, и я знаю, что на меня смотрят. Мне все равно. Мне кажется, что у меня отняли кусок сердца, оторвали кусок души и оставили истекать кровью. Я просто не могу понять и принять, что только-только начала по-настоящему чувствовать себя живой, как вдруг все взлетело в воздух ядерным апокалипсисом. Казалось, что я не заслуживаю всего этого счастья, любви, бабочек в животе и того ребенка, который родится без отца. Никак не могу проверить записи с камер. Это можно попросить только Юлю. Юлю, которая не хочет знать обо мне ничего и слышать мое имя. Я набираю ее номер, пальцы дрожат, и я предвкушаю, что она не будет разговаривать со мной. Но внезапно Юля поднимает трубку.
- Что ты хочешь? - она выкрикивает, и я чувствую себя жалкой тварью, но тут же поднимаю голову и продолжаю говорить.
Продолжение следует…