оглавление канала
Собственно, вариантов было не так уж и много. Точнее, был только один вариант. Когда Грёнхаген «со товарищи» спустится в пещеру, я должна быть уже там. Прекрасно понимая, что Божедар будет категорически против моего плана, мне нужно было сочинить по дороге проникновенную речь, которая бы убедила мужа, так сказать, подписаться под моим планом.
Божедар отвез наши вещи и вернулся за мной, застав уже меня на входе в деревню, чему очень удивился.
- Ты ходишь быстрее, чем моя лошадь скачет… - Пробурчал мне, соскакивая со своего Гнедка рядом со мной.
Я решила ему напомнить, как он меня подкалывал в прошлый раз.
- Не лошадь у тебя скачет, а конь…
Муж только усмехнулся.
- Я рад, что у тебя такое игривое настроение. Ну, и что ты тут без меня придумала? Даже не вздумай отнекиваться, вижу, что придумала. И даже больше, приняла решение. То, что ты, не посоветовавшись это делаешь, я уже привык, но рассказать об этом ты мне должна.
Я пожала плечами.
- А о чем тут советоваться? Вариант тут только один. Похоже Грёнхаген не дождется, когда наши следопыты «найдут» Золотую Чашу. Выдворив нас с хутора, думаю он уже сегодня отправится в подземелье. А мы что, смотреть должны, как он наши святыни разоряет да грабастает своими когтями?! Следовательно, мы должны там оказаться раньше него. И по мере возможности, контролировать его пребывание там. А дальше… Дальше по обстоятельствам.
Божедар вел под уздцы своего Гнедка и молча слушал меня, сурово хмурясь. Понятное дело, он моего плана не одобрял, но прекрасно так же понимал, что я права: других вариантов у нас не было.
За разговорами я не заметила, как мы подошли к добротному дому, оббитому строганным тесом и покрашенному в темно-синий цвет. Куст калины в палисадники, вездесущие флоксы и огромный куст «золотого шара». На скамейке возле самых ворот сидела старая тетка. Ласковым словом «бабушка» ее назвать язык не поворачивался. Внушительных габаритов, с руками как у дюжего мужика-кузнеца, маленькие глазки неопределенного водянистого цвета, с прищуром глядевшие на мир, тонкие поджатые губы и щеки, висящие, словно брыли у бульдога. Но при всем своем не очень благостном внешнем виде, от нее волнами исходила теплая энергия доброжелательности. А я подивилась такому контрасту. Вот не зря говорят у нас в народе, что не то золото, что блестит. Цветастый платочек повязанный назад, как у комсомолок первых пятилеток, делал ее голову похожей на редиску. Просторный балахон, который она, наверное, называла платьем, темно-синего цвета в мелкий розовый цветочек, был подпоясан белоснежно-белым, как у медицинской сестры, фартуком.
Божедар подвел меня к хозяйке и представил:
- Вот, познакомьтесь, это жена моя, Вера. А это хозяйка наша, Глафира Сидоровна.
Тетка довольно легко поднялась с лавки, оглядела меня своими глазками с ног до головы и глубоким грудным голосом, которого я от нее никак не ожидала, пропела, «окая», как жители Поморья:
- Можно просто, баба Глаша. – Опять окинула меня взглядом, и с усмешкой проговорила. – А жена-то у тебя, паря, красавица. Понятно почему ты ее за собой в эти, как их там, эспедиции таскаешь… Такую одну без присмотра никак нельзя оставлять. – И совсем неожиданно, толкнув Божедара локтем в бок, залилась чистым, почти девичьим смехом.
Я с некоторым недоумением уставилась на нее, забыв даже, что мне при такой речи положено смутиться. Быстренько поменяла выражение своего лица на смущенно-довольное. Но, увы, с этим я явно запоздала. Тетка посмотрела на меня проницательным взглядом, будто дырку просверлила, и проговорила с легкой насмешкой:
- Ты девка перевертышем не прикидывайся. Не пристало тебе. А меня можешь не опасаться. Я прожила долгую жизнь, и людей видеть научилась. – Закончив эту загадочную речь, отряхнула несуществующие складочки на своем фартуке и прогудела, как ни в чем не бывало. – Ну, пошли, что ли… Хоромы покажу.
Божедар привязал к забору своего Гнедка, и пошел следом за хозяйкой едва пожав плечами на мой недоуменный взгляд. Понятное дело, с теткой он не откровенничал, а вот откуда она такая взялась, оставалось только догадываться. Да… Наш народ не обманешь. У кого душа чистая, те все насквозь видят. Я вздохнула. Ну что ж… Может это и неплохо. Таких, как эта баба Глаша никаким мороком не взять. Они своим сердцем смотрят, не глазами. Я про себя усмехнулась. И этот народ Кащеи хотят обмануть, увлечь своими лживыми посулами и пресловутой «красивой жизнью»? Смешные…
Комнату нам баба Глаша выделила в самом углу дома, с отдельным выходом, и небольшим коридорчиком, ведущим в ее половину. За отдельную (впрочем, совсем маленькую) плату договорились, что будем у нее столоваться. Отдельный вход меня порадовал больше, чем все остальное. Не придется по окнам лазить. Только петли нужно смазать хорошо, чтобы по ночному времени не скрипели. Слух у старушки, похоже был отменный, не хуже ее взгляда. А афишировать наши отлучки по ночам мне все ж-таки, не хотелось бы. Причем, то, что они обязательно будут, я не сомневалась ни минуты. Села на широкую панцирную кровать с никелированными шариками на спинках, заправленную стареньким, но очень чистым покрывалом. Пружины подо мной жалобно скрипнули. Я немного попрыгала, словно маленькая на ней, и проговорила беспечным голосом:
- Думаю, Грёнхаген тянуть не будет. Сегодня и отправится на хутор, как стемнеет. Мы должны оказаться там раньше. Так что, думаю, пора выдвигаться.
Божедар пристально посмотрел на меня. Мой легкий тон его не обманул.
- И что ты собираешься дальше делать?
Я пожала плечами.
- Я не вижу много вариантов, сам понимаешь. Нет… Конечно, можно попытаться опять влезть в «богомола» тем более, что тропинка, можно сказать, уже проторена. И на этот раз уже не обычным наблюдателем, а подчинив его разум себе. С этим тоже, думаю, особых хлопот не будет. Да вот только появилась одна проблема. То, что Грёнхаген не сумеет до последнего момента меня вычислить, я не сомневаюсь. Своих он сканировать не будет, слишком в себе уверен, да и нас он пока ни в чем не заподозрил. А вот тот самый адепт, о котором говорил Корнил, почувствует меня на счет «раз». И что-то мне подсказывает, что это Алмерик и есть. Уж больно он старательно прикидывается эдаким туповатым увальнем. А уж если он меня закроет в «богомоле», тогда будет полный трындец. Если бы еще один на один, тогда можно было бы потренироваться, а насядут вместе с Грёнхагеном, боюсь, нам даже вдвоем не управиться. В чужом разуме я буду несколько скована в своих действиях. В своем физическом теле у меня возможностей куда как больше. Там мою свободу никто не ограничит.
Божедар с каждым моим словом хмурился все больше и больше. Я постаралась улыбнуться ему лучисто и радостно, но не преуспела. Точнее, он не проникся, а только нахмурился еще больше.
- Ну и что ты тогда предлагаешь?
Я опять пожала плечами.
- А в такой ситуации есть только один вариант. Я должна оказаться в пещере раньше этой компании. Там у меня будет хорошее прикрытие. Если слить свой разум с исходящей энергией Кристаллов, то они меня вообще не заметят, ни ментально, ни физически. А я смогу корректировать ситуацию по своему усмотрению. – И я захлопала на мужа глазками изображая невинность и простоту, ну просто-таки, невероятную.
Не сработало… Или я уже потеряла навыки, или муж меня слишком хорошо знал. Он слегка прищурился и проговорил с настораживающей ласковостью:
- А я что в это время делаю?
Я с притворным изумлением вскинула брови.
- Как, что ты делаешь? Ты в засаде сидишь, и при первом сигнале приходишь ко мне на помощь…
Божедар уставился на меня, словно годовалый бычок на закрытые ворота.
- Ну уж нет! Я пойду в пещеру, а ты будешь «в засаде»!
Я тяжело вздохнула, и заговорила уже серьезно, проникновенным голосом, стараясь быть как можно убедительнее:
- Милый, пойми, ты не сможешь сделать того, что смогу я, если потребуется … кардинальное вмешательство. И Корнил не сможет. Скажу больше, даже Володар вряд ли бы сумел. Эта энергия дана только женщинам. Ты будешь контролировать их приборы. Наша задача убедить их в том, что в этой пещере ничего нет, никаких пустот, никаких секретов. Не думаю, что это у нас получится, но мы, по крайней мере, должны попытаться, прежде чем прибегнуть к радикальным мерам. Так что, без дела тебе сидеть не придется. Только вот собак придется оставить здесь. Там они могут нам всю «малину» испортить. И поверь, риск для меня будет там минимальным. Прикинуться камнем, и всех делов-то! – Встала со скрипучей кровати, подошла к мужу. Обняла его за плечи и заглянула в его глаза, проговорив шепотом. – Родной, не волнуйся, все будет хорошо. Но мы должны выполнить свой долг не только перед Родом, но и перед самими собой. Иначе жить станет невозможно. Все наши предки шли всегда до конца, до победы. И мы должны…
В глазах у Божедара была боль. Но я видела, что он меня услышал, и понимает так же хорошо, как я, что других вариантов у нас нет. Я попыталась отойти от него, но он не позволил, удержал за плечи, и проговорил, четко произнося каждое слово:
- Пообещай мне… Что ты не полезешь на рожон, что ты будешь беречься, что ты останешься живой…. Потому что… - Он отвернулся, чтобы скрыть блеснувшие в глазах слезы, и закончил немного хриплым от волнения голосом. - …Я не смогу без тебя…
Я посмотрела на него серьезно, безо всяких своих дурачеств, и так же серьезно, но мягко проговорила:
- Ты же знаешь, что я не могу тебе этого пообещать. Сейчас – мы солдаты. Идет война. А на войне, сам знаешь, не все зависит от нас. Но я тебе могу пообещать только одно, что всегда буду помнить, что ты мне сейчас сказал, и постараюсь, насколько это будет возможно, быть осторожнее.
Он судорожно всхлипнул и порывисто прижал меня к своей груди. Так мы и замерли с ним на несколько минут, не говоря ни слова. Зачем? Все уже было сказано, а остальное… Остальное мы и так чувствовали без слов.