– Мария Гавриловна, три дня назад вам была отправлена посылка, тчк, ждите получения, тчк, – звучало в бабушкином телефоне, как поняли, прием, прием, – дурачась, говорила бабушке Вера.
– Поняла, все поняла, шутница ты моя! Буду ждать, надеюсь посылка не тяжелая?
– Нет, но нести будет неудобно.
И вот бабушка стоит на почте в очереди за этой посылкой, радуясь вниманию внучки, ведь за полгода она уже третью посылку ей присылает.
– Мария Гавриловна, здравствуй, – услышала она вдруг знакомую льстиво-лживую интонацию женщины, стоящей рядом с ней.
– Здравствуй, Фаина Васильевна, – услышала в ответ дама чуть помоложе ее,
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнула та, не изменив даже свою интонацию.
Мария Гавриловна вспомнила что и 30, и 20 лет назад она говорила так же, вспоминая, как не любили Фаину в общежитии завода, на котором они обе работали, за ее длинный язык и неисчерпаемую злость на всех, с кем она общалась. Они давно не виделись, чуть ли ни с тех самых пор, когда общежитие расселили, а им всем выделили квартиры.
– Ну как твоя внучка? Слышала я, что университет она закончила, умная, наверное, стала. Надеюсь, что не попадет в такую же ситуацию, что и мать, ведь чтобы в подоле принести большого ума не надо. А она дочка-то твоя и была дурочкой, не смогла мужика удержать, вот хитрая Амалька и отобрала его у нее.
– Амалька, отобрала? – удивилась Мария Гавриловна, – не может быть, они же подругами были, это что ж, выходит Фаина знает, кто был отцом Верочки?
И она, вымученно улыбаясь, сказала:
– Верочка у меня умничка, у нее в Москве прекрасная работа, ее там ценят, а о замужестве она пока не думает.
– А я до сих пор удивляюсь, как так получилось, ведь у Амальки к тому времени двое мальчишек уже было, а она заставила его как-то жениться на ней. Дураки мужики, не видят счастья своего, только налево и смотрят. Верку-то твою как угораздило к ней в услужение попасть? Хорошо хоть ненадолго.
– В какое услужение? – удивилась Мария Гавриловна.
И тут до нее дошло, что ее внучка, сама не зная того, устроилась гувернанткой у мерзкой женщины, разбившей жизнь ее дочери. А тот мужчина, что тогда привез ее домой? Господи, он что, и есть отец Веры?
– Фаина выходит… – выдохнула она и замолчала.
И Фаина видя, что ей плохо, испугалась:
– Маша успокойся, Я ведь думала, что ты все знаешь. Ведь тогда все, кому не лень, перемывали косточки твоей дочери.
– Моя дочь никогда не называла ни имени, ни фамилии этого человека, сказав однажды, что он для нее больше не существует. Единственное, о чем я догадывалась, о его имени, ведь Верочке она дала его отчество. А фамилия у внучки наша.
– Прости меня, Маша, я знаю, что я сплетница, что вы всегда меня не любили за это, Но у меня это в крови, я ничего не могу с собой сделать, вот и сейчас я не могу тебе не сказать, что это Амалька получила по заслугам за все те поступки, которые совершила, делая людей несчастными, ведь она не только твоей дочери жизнь испортила. Я вот тоже нехорошая, завистливая, но я всегда говорила правду. А это дрянь наговаривала столько лжи на человека, и ничуть не стеснялась этого, вот и этому Мишке напела столько, что он поверил, дурак, а она и загребла его себе, ведь он тогда парень был видный и перспективный, а она второго родила незадолго перед рождением твоей внучки.
– И вот сейчас Бог наказал и ее, и сынка непутевого: его посадили в тюрьму за наркотики, а ее разбил инсульт. И муж определил ее в пансионат для лежачих, мне их горничная об этом говорила, сказала она также, что он выделил какую-то сумму этому пансионату, чтобы ее сразу из больницы забрали туда после инсульта, сказав, что дома за ней некому ухаживать. И теперь эта змея там. А надо было бы ее туда на общих условиях помещать, чтобы ела пустые щи, да лежала вся мокрая и грязная.
– Фая, а ты мне правду говоришь? – с недоверием спросила Мария Гавриловна.
– Правду, истинную правду! Да ты спроси вот у Любаши они же с твоей дочкой подруги были, вон она в пятом окошке сидит, и она тебе скажет об этом, теперь что скрывать-то. Она ведь, эта змея, не давала ему общаться своими друзьями. Он, видно, и не знает до сих пор о рождении Веры, да и о смерти ее мамы тоже. А вы с дочкой тоже хороши, молчали, обе гордые же. Я ему, Мишке-то, намекала тогда об этом, да видно плохо намекала, а может он сам ничего знать не хотел. Кто же их, мужиков, разберет. Ой, твоя очередь, что там у тебя?
– Посылка от Верочки.
– Ну получай, да я тебя провожу, расстроила же я тебя, дура.
По дороге они еще поговорили, вспомнив прежнюю жизнь в общежитии, когда обе были молоды и здоровы.
Дома она хотела сразу позвонить Верочке, но потом передумала.
– Нет, по телефону нельзя, я ведь не увижу ее лица. А это неправильно, вот начни мне Фаина по телефону тоже самое говорить, я бы не стала ее слушать, а отключилась бы от нее. Может все же у Любы удостовериться. А вдруг Фаина придумала все это, с нее ведь станется, хотя…
Мария Гавриловна стала вспоминать все ее россказни и пришла к выводу, что каким-то образом она первая узнавала о всех новостях, и всегда говорила только правду, она конечно была для кого-то нелицеприятная, но правда.
Тут она вспомнила, как этот Миша, а вернее Михаил Павлович, пил у нее чай. Ее тогда поразили его глаза, печальные глаза человека уставшего, как будто надорвавшегося и просящего не нагружать его новым, непосильным грузом. Нет не физическим, а моральным.
– А может он действительно не знает, что у него дочь есть, моя дочь явно не сказала ему об этом. Гордая была и глупая. А есть ли вообще сейчас смысл ворошить прошлое, может и не бередить сердце Верочки, пусть живет в неведении, она теперь человек самостоятельный, помощь ей не нужна. Мы с ней все эти годы сами со всеми трудностями справлялись. Вот даже квартиру поменяли, нам с ней хватит и двухкомнатной.
И вдруг она подумала о своей смерти:
– Ведь тогда Верочка останется на этом свете совершенно одна, одна-одинешенька. Нет, мне нельзя ничего скрывать, как это она одна будет при живом отце и брате, которого, я думаю, она до сих пор помнит и любит. А они не знают о ней. Ох уж эта Фая, задала она мне задачку.
Тут она увидела посылку:
– Вот ведь, как я расстроилась, даже про посылку забыла.
Посылка была необычная, совсем нестандартная , да еще какая-то плоская.
Распаковав ее, Мария Гавриловна увидела себя в прошлом году: на юбилей бабушки Верочка устроила ей фотосессию, и вот одна из фотографий ей очень понравилась, а Вера, оказывается, заказала, как и обещала, ее портрет на холсте в красивой рамке именно с этой фотографией, вот только повесить его некому, и попросить некого, ведь она с новыми соседями пока только здоровается, а близко ни с кем не общается.
– Ну ничего, скоро у Верочки отпуск, и она приедет делать ремонт, тогда мы картину и повесим. А сейчас я все же схожу на почту и поговорю с Любочкой, ведь дочь подруге быстрее рассказала бы в своем горе, а передо мной ей наверняка было стыдно. Эх, глупая моя девочка, ведь роднее меня у тебя никого не было, но почему ты не рассказала мне обо всем, – горилась Мария Гавриловна.
Люба сидела за стойкой и с удивлением глядела на Марию Гавриловну:
– Поговорить? Но я на работе.
– Любаша, я всего на пять минут тебя задержу, прошу тебя, для меня это очень важно.
– Хорошо, я сейчас выйду, вы подойдите со двора к нашей служебной двери.
И Мария Гавриловна вышла. Она зашла во двор и направилась к служебной двери почты, краем глаза увидев, что рядом у подъезда стоит мальчик. Мальчик ждал своего двоюродного брата, чтобы вместе идти на тренировку в спортклуб, но он тоже не обратил внимание на старушку, и даже не видел женщину, вышедшую из дверей почты. Но вдруг он услышал свою фамилию, а потом понял, что речь идет о его отце, и он стал прислушиваться к разговору стоявших неподалеку от него женщин.
– Люба, скажи мне правду, этот Астахов действительно мог бы быть моим зятем?
– Да, Мария Гавриловна, он отец Веры, Амалия, оболгав вашу дочь перед ним, каким-то образом втерлась к нему в доверие, а потом умудрилась и женить его на себе. Да еще и сына ему родила. В придачу к своим двум, один из них кажется даже сейчас в тюрьму попал, говорят.
Родион сел на лавочку и закрыл лицо руками словно пытаясь защититься от этих неожиданных слов чужих для него людей.
Отец ехал сюда, в этот город по каким-то своим делам и Родион напросился тоже, надеясь встретиться с братом, они были ровесниками, тот был всего на год старше его и серьезно занимался спортом, вот и хотел сегодня похвастаться перед ним своими успехами.
– Вера Михайловна моя сестра? Да нет, не может такого быть, у нее же другая фамилия. Зато отчество такое же.
Тут вышел брат:
– Родион пошли!
–Ты иди один, я, наверное, не пойду. У меня что-то живот разболелся. Я лучше поднимусь в квартиру.
Тот ушел, а Родион стал наблюдать за женщинами. Одна из них вскоре скрылась за дверью почты, а старушка тем временем пошла в сторону улицы, и должна была вот-вот повернуть. Родион кинулся за ней, боясь потерять ее из вида. Но нет, она очень медленно шла, даже ему было видно, что она расстроена. Родион догнал ее:
– Вам плохо, может вас проводить до дома?
– Не надо, дружок, я сама дойду. Просто узнала неожиданную новость и сейчас не знаю, что мне делать, – вдруг призналась бабушка незнакомому мальчику.
А тот, словно решив добавить ей переживаний, выпалил:
– Я Родион, вы слышали обо мне от Веры Михайловны?
– Ой, час от часу не легче, да что же это, новости одна за одной. Слышала, – произнесла с облегчением Мария Гавриловна, ну хоть не одна я буду, пойдем ко мне домой. Я знаю ты хороший мальчик. И хоть еще мал, но, думаю, что сможешь рассказать мне о своем отце. Хоть все и говорят, что он не знал о Вере, но тот факт, что он сам привез ее домой, когда твоя мать ее выгнала, говорит об обратном.
– Но ведь можно просто взять и спросить отца, я не думаю, что он будет врать. Да он и не позволил бы ее выгнать тогда, если бы знал, что она его дочь, – рассуждал вслух Родион, ему так было легче думать, ведь он был слишком мал, чтобы знать, как так могло получиться, что его отец не знает о своей дочери.
Родион набрал отца:
– Папа, у меня живот заболел, я в чужой квартире лежу, приезжай за мной, а то я до дома не дойду. Бабушка, какой у вас адрес, – хитро улыбнулся он Марии Гавриловне.
Та сообщила ему, а минут через в домофон позвонили, и она пошла открывать.
Стоявшего перед ней мужчина она сразу узнала. Уже с порога он спросил:
– Где мой… вы?
Он очень удивился, узнав ее.
– Да, Верочка перед отъездом поменяла нашу однушку на эту квартиру, проходите.
Родион стоял у окна в полном здравии:
– Папа, скажи честно, ты знал о том, что Вера Михайловна твоя дочь, а значит и моя сестра? Я хочу знать правду, только правду, хотя я ее чувствовал еще тогда, когда она жила у нас, мне даже иногда казалось, что она моя сестра. А сейчас я в этом уверен, хотя даже ее бабушка ничего об этом не знает.
Я старалась для вас, мои дорогие читатели, надеюсь, что вам понравилось, жду ваших комментариев, будьте здоровы и счастливы! Успехов вам!
Читайте и другие мои рассказы:
Судьба распорядилась по-своему
Федорово детство