Аннушка. Часть 18.
Прогулка не прошла для Анны даром, её ослабленное долгим нахождением на болотах и переломом ноги тело не смогло сопротивляться, и девушка свалилась в горячке. Следом за ней, как косточки домино, повалились домочадцы, в здоровых остались лишь дети, которых Гришка вовремя отвёл к своей матери. Сам он метался между тремя взрослыми, обтирая тела и насильно поя с ложечки каждого из них. Слабая от болезни Анна успела рассказать, чем лечить их, и он старался изо всех сил, падая с ног от усталости.
К сожалению Люба пережить болезнь не смогла, возраст и лишения последних лет сделали своё дело. С помощью соседей Григорий изладил гроб, вырыл яму на местном кладбище, покойницу тайно отпел священник, а укутанная в сто шуб Анна, которую он привёз на кладбище на санках, потому что силы оставили её, смогла попрощаться с матерью согласно обрядам Елошенского.
Да уж пройдёт-то зима лютая,
Да и стают снеги белые,
Придёт весна красная…
Слушая, как причитают над могилой соседки, пыталась она выдавить из себя слезу, но их не было, словно все жизненные соки из неё враз вытекли.
-Какую ношу ты мне ещё приготовил Господь? –думала Анна, стылая словно ледяной столб, -по мне ли она? Устала, я Господи, тяжел мой крест. Неужто больше не быть весне в моей жизни?
Тишина была ей ответом, лишь красный от глины холмик земли, да кособокий крест внимали девушке не обещая облегчения.
Январь 1920 выдался холодным, продовольствия в городах не хватало, в отдельных местностях начался голод.
-Люди кошек съели и собак –рассказывал Ане Гриша, перехвативший где-то кругляш замороженного молока для Нюры и Васи, -голубей выловили, голенища сапог выварили, елошенцы бушерелое зерно, что с осенись в ямы, вывезли, откопали и едят, а центр всё требует: «Дай! Дай! Дай!». Разозлившись от собственных слов шмякнул он кулаком по столу, жалобно зазвенела чашка из тонкого фарфора, смотревшаяся в избе, как крестьянка на балу.
-Тише, Гриша, услышит кто, -предостерегла его Анна, убирая чашечку, купленную когда-то отцом на ярмарке для Любы, непрактичен был подарок, нарошнешный, а мать её любила и берегла.
-За молоко спасибо, детишкам оно сейчас, ой, как нужно!
-Что дети? Вон они у тебя какие справные, о себе подумай, ведь краше в гроб кладут! - сказал гость, беря девушку за руку.
-День и ночь о тебе думаю, болото наше вспоминаю, и то, как босиком ты по снегу шла, отдав одежду свою той бабе.
-Пустое это, Гриша- Анна отняла руку и посмотрела в окно, там на белом снегу строил снежную крепость Вася, крутилась рядом с ним кудлатая собачонка, громко лая и гоняясь за любопытными сороками, присаживающимися на забор.
-Нам бы выжить, да детей сохранить, до любви ли?
-Семка-то долго здесь ошиваться будет? –зло спросил обиженный гость, -здоровый лоб, а за бабьей юбкой спрятался!
-Макара он ждёт, с ним и уйдут, да и слаб он после недавней болезни, ведро воды от колодца по полдня несёт, слово разумное сказать не может, сам же знаешь, отнялся у парня язык.
-Так и скажи, что люб он тебе, от того и меня сторонишься!
-Да мало ли девок здоровых вокруг, Гриша! Любой улыбнись, за тобой пойдёт, а меня дитё и муж имеется, забыл?
Рассерженный гость и дослушивать не стал, схватил шапку свою лохматую с лавки и хлобыснул дверью так, что коромысло в сенках упало, покатились ведра, стоявшие тут же.
-Ох, грехи наши тяжкие,- вздохнула Анна, спаси и сохрани-шепнула она вслед ему, глядя из окна, как сердито вышагивает он по снегу, пиная застывшие говяши большими серыми валенками. Знала бы она, что видит его последний раз, догнала и обняла бы, но нам не дано предугадать, что нас ждёт впереди.
Через несколько дней в округе Елошного появилась банда, грабившая крестьян из разных сёл. Состояла она из недовольной советской власти крестьян, в основном кулаков и середняков, запасы зерна которых основательно вычистила власть по директиве сверху.
Бабы на вечёрках болтали, что разъезжает банда на подводах, с флагами и надписями на белых простынях «Долой коммунистов, да здравствует Учредительное Собрание!». В селах заарестовывают большевиков и расстреливают на месте. В Елошном спешно создали отряд из комсомольцев и коммунистов, вошли сюда и неравнодушные люди для того, чтобы дать бандитам отпор, но просчитались. К февралю численность банд выросла и у маленького елошенского отряда не было шанса противостоять ей.
Вечерело. Анна хлопала половики, Васятка на подмоге-сыпал на них снег и сметал его веником, когда мимо них проехал шумный конный поезд, состоявший из десятка саней и подвод. Играла гармонь, смеялись бабы, сопровождавшие обоз.
-Ей, колченогонькая –крикнул какой-то мужик Анне, успокаивая рукой лошадь, гарцевавшую под ним и заглядывая за хлипкий забор, -прыгай к нам, замуж возьму!
-Если жена позволит –громко выкрикнула из саней какая –то бабенка, рассмеявшись, остальные подхватили, и кавалькада промчалась прочь.
-Аннушка, я сбегаю, посмотрю, кто это? –предложил Васятка, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
-А ну быстро в дом! –скомандовала она, хватаясь рукой за сердце, показалось ей, что мелькнуло в поезде знакомое лицо мужа, сидевшего на подводе.
-Возьмёшь Нюрку и пересидите в бане, домой не ходите, пока не позову-наказывала она Васе, закутывая дочь, -если что страшное увидишь неси её в лес, -продолжила она, укрывая платком его шею и засовывая в карман тулупчика хлеб и сало, завернутые в тряпицу.
-По сугробам? -удивился мальчик.
-По сугробам, милый, по сугробам! Бежите что было сил и не оглядывайтесь, а как стихнет всё, возвертайтесь назад.
-А как я узнаю, что надо бежать?
-Узнаешь, мой хороший, как огонь над домом увидишь, значит бежать надо! Анна торопливо собрала узел, увязав теплые вещи и взяв на руки Нюрку.
-А дядя Семен?
-А ему придется сразу в лес уйти, вот сейчас от колодца придёт и отправлю-ответила ему девушка, провожая детей и слушая, как сухие выстрелы вспарывают морозный воздух за её спиной, где-то в центре Елошного шёл бой.
В бане, стоявшей в конце огорода было стыло и студено. Анна зажгла свечу, застелила полок овчинкой.
-Как стемнеет, чуток подтопим, в ночи дыма не видать будет, а пока потерпите мои милые. Смотри, чтобы Нюра не разокуталась и ты варежки не снимай-Анна поцеловала детей, уверенная, что Яков непременно заявится в дом.
Вернувшегося Семена, задами вывела она узкую тропинку, натоптанную людьми и ведущую в соседнее село.
-Лошади здесь не пройдут-сказала она ему, - а ты пешком, потихоньку дойдешь. Схоронишься у моей сестры, держи, платок покажешь, она и поймёт, что от меня, сам-то и слова сказать не сможешь. Там переждешь, пока гости село не покинут, сдаётся мне, что надолго они здесь не задержатся. Дай Бог, свидимся ещё –Анна перекрестила его и не оглядываясь поспешила прочь. Могла ли она уйти с детьми тоже? Нет. Ходила она худо, быстро уставала, присаживаясь, а тут хоть небольшой шанс для детей, но есть, баня не самое надежное место, но замерзнуть в пути вместе с детьми ещё страшнее.
Через час раздались в Елошном вновь раздались выстрелы, а ещё через час в дом ввалился Яков. Был от тощ, лыс и зол и пахло от него кровью.
-Я смотрю жива-здорова ты, Анна Егоровна, хотя что ведьме сделается?
-Вашими молитвами Яков Лексеич-спокойно ответила ему Анна, стараясь не показывать того, как страшно ей стало.
-Чем угощать будешь, хозяюшка?
-Нет вам места в моём доме, Яков Лексееич, стало быть и угощать не придётся.
-Отчего же, али рожей не вышел? Али кого ещё нашла? При живом-то муже? –не снимая с ног валенок и тулупа он прошёлся по дому, осматриваясь и как будто принюхиваясь. Затем бросил тулуп на скамью возле входной двери, взяв в руку котомку сел у стола, доставая хлеб, сало, сахар кусками, колечко кровяной колбасы с чесноком, от которой по дому сразу пошел съестной дух, бутылку с самогоном.
-А нас не надо угощать, мы сами себя угостить можем- сказал он, кромсая колбасу, нарезая сало и хлеб и плеская в кружку самогон. Анна, продолжала стоять, прижавшись спиной к печи.
-Че встала, садись, отужинай со мной-сказал Яков, поднося кружку ко рту.
-Сытая я-ответила девушка.
-Знаем, какие вы в Елошном сытые, зерно государству сдали и последний –он выругался матерно, - доедаете. Ешь, тебе говорят!
-Не могу-смело ответила ему Анна,- ты кровью пахнешь и смертью.
-Немудрено-ответил ей Яков, пережевывая хлеб и сало крепкими зубами, -скольких большевичков сейчас почикали, человек шесть на окраине бросили, остальные ускользнули, но ничего, утром догоним. Там и наши есть, елошные. Колька Дятлов, к примеру, вот никогда мне он не нравился, гниль человечишка. Степан Мочалкин, Гришка Соловцов- продолжил гость, не замечая того, как сбелела от его слов хозяйка.