Домой мы плелись со странным чувством. Вроде бы как все прошло удачно, но на душе все равно было неспокойно. Погода тоже испортилась, и такой красивый пушистый снег, выпавший намедни, превратился в грязное месиво. Пасмурное небо брызгало дождем, на деревьях тоскливо каркали мокрые вороны, и вообще все казалось каким-то муторным.
- Ну что, может, обмоем счастливое завершение нашего вынужденного путешествия? – предложила Зинка. – Я бы сейчас чего-нибудь сладкого захомячила. Душа требует.
- Запросто, - поддержала ее Марьяша. – Сейчас я вино достану, и пирог в духовку поставлю. У меня, кстати, мороженое есть. Танька, ты с нами?
- Я домой, - отказалась продавщица, задумчиво глядя себе под ноги. – Отдохнуть хочу. Набегалась так, что пятки горят.
- Ну, смотри, - мы не стали ее уговаривать. – Если что, заходи.
Она завернула в проулок, а мы пошли дальше. Танька несколько раз обернулась, перед тем как скрыться за высоким забором и мне показалось, что она ведет себя как-то странно.
- Вы заметили, что продавщица наша, будто не в себе? – спросила я у подруг. – Что-то здесь не так.
- Она просто в себя прийти не может, - предположила Зина. – Наверное, ей кажется, что все это дурной сон. Ничего, к завтрашнему утру очухается.
- Ну, может и так. А сейчас Евпатия Гурьевича вызвать на разговор нужно, - я вспомнила, с чьей помощью мы оказались в Нави. – Я из него душу вытрясу.
- Я следующая на очереди, - проворчала Марьяна. – Всю их компанию нужно наказать! Провести так, сказать воспитательную беседу!
Мы ускорились, горя от нетерпения устроить «теплую встречу» чердачному квартиранту.
В доме было холодно и неуютно. Поэтому мы первым делом растопили печь, а уже потом разделись. Хорошо хоть нас никто не видел в этих царских нарядах, а то разговоров было бы до самого Нового года.
- Ой, не было ветров,
Вдруг нагрянули!
Ой, не было гостей,
Вдруг наехали!
Ой, полная ограда,
Вороных коней!
Ой, полное застолье,
Дорогих гостей!
От неожиданности мы чуть не заорали. Возле печи стоял домовой с кривым караваем и затягивал свою песню с одухотворенным выражением лица.
- Угощайтесь пирогами! Ой!
Заплетайтесь-ка ногами! Ой!
От вина, от пива,
Чтобы в рот, не мимо! Ой!
Гости дорогие! Ой!
Распрекрасны-ы-ы-ыя-я-я!
Зинка схватила его за шиворот, и его песня оборвалась на самой высокой ноте.
- Ах ты, гад лохматый! Ты что это наделал, а?!
Но Евпатий Гурьевич вдруг растворился в воздухе и появился уже на самом верху буфета.
- Ну, ведь возвернулись же! Чего злиться?! И вход закрылся, мы проверяли! Молодцы, клюковки!
- Слазь оттуда! – рявкнула Зина. – Иначе сама достану, хуже будет!
- Не слезу! – домовой показал ей кукиш. – Охолонули бы вы! Дело сделано, не воротишь!
- Ой, ладно… - устало вздохнула Марьяна. – Оставь его. Главное мы дома. Пусть чешет к себе на чердак и не высовывается. Предатель и брехло!
- Нет, так не честно! – мой запал еще не прошел. Хотелось хорошенько проучить Гурьевича. – У меня руки чешутся его отоварить!
- Все одно не поймаете, - обижено протянул домовой. – Только зря пыль поднимаете!
- Я в душ, а потом пирогом займусь. – Марьяна отмахнулась от него. – А этого в игнор.
Мне что-то тоже перехотелось гоняться за Гурьевичем. Я опустилась на стул и спросила:
- Зин, неужели все? Теперь нас никто не потревожит?
- Не знаю. Но если перстенек действительно так работает, то, наверное, уже нет. Мы скрыты от глаз Морока и его братьев, - ответила подруга, ставя чайник на печь. – И, слава Богу.
- А я вам каравай испек… - снова раздался голос Гурьевича. – Творожной… С коскою плетеною…
Мы не обращали на него внимания, и он замолчал.
Вернулась Марьяша, и в душ пошла Зина, бросив на домового злой взгляд.
- Я вот что подумала… А как же с санями быть? – вдруг спросила Марьяна, доставая муку из шкафа. – Так и будут в ельнике валяться? Жалко все-таки… Вещь хорошая…
- А куда их? Сюда все равно доставить не на чем, да и вместо снега теперь грязища, - мне тоже было жалко наше волшебное средство передвижения, но, а что делать?
- Вы что ли на самоходных санях прибыли? – домовой не терял надежды поговорить с нами. – И в ельнике их бросили? Зря… Они ведь пригодиться могут…
- На горбу их, что ли переть? – недовольно проворчала я, вступая с ним в диалог.
- Дык, зачем? – удивился Гурьевич. – Сядьте в них и заветные слова произнесите. Вы же как-то сюда доехали!
- И правда, нужно ночью сходить за санями, - сказала Марьяша. – Спрячем их в гараже.
Зина согласилась с нашим решением, что сани нужно забрать из ельника. Она даже похвалила домового за сообразительность, и от радости он тут же сполз с буфета.
- Может измиримся уже, али как?
- Измирилась бы я тебе! – прошипела я, показывая ему кулак. – Да ладно, поживи еще!
Но Гурьевич уже понял, что его простили, и уселся за стол, радостно потирая ладошки. В одной из них появилась деревянная ложка и он с довольным видом облизал ее.
- Так что с проходом в Навь? – Зинка недовольно покосилась на него. – Решена проблема?
- А то! Все закрылось и пылью покрылось! – радостно заявил Гурьевич. – Тепереча за этим домом глаз да глаз нужен! Туды бы кого-то из наших подселить!
- С мужиками городскими что? – меня этот вопрос интересовал не меньше. – Они в Нави на живую воду посягнули. Неужели накажут их?
- А как же! Еще и как накажут! – закивал головой домовой. – За такие дела по головке не погладят! Навсегда в Нави останутся. На темной ее стороне.
- Перстенек точно нас от Морока скроет? – еще раз спросила я. – Или опять нам приключения на мягкое место обеспечены?
- Скроет, скроет… Все, избавились вы от внимания Морока, - успокоил нас Гурьевич. – Живите спокойно.
Чистые и довольные, что все проблемы решились самым распрекрасным образом, мы принялись праздновать. Пирог вышел чудесный, от вина внутри потеплело, и вскоре мы уснули под шум дождя, который припустил к вечеру с новой силой.
Домовой же доел пирог, сожрал свой каравай и допил вино. Пошарил в холодильнике в поисках колбасы. Запихнув в себя два толстых «кружальца», он громко проглотил их улыбнулся. После чего вывалился на буфете, свесив вниз босую ногу с волосатой пяткой. Дом погрузился в сонную тишину, разбавленную его урчащим храпом…
