Земля, где время измеряется радостью, где сам Бог приглашает в свои храмы, где нимфы плещутся в каждом ручье, — вот куда попал лирический герой писателя Виктора Ерофеева. И это не тот случай, когда надо прятаться за лирического героя. Тут можно принять всю ответственность на себя. Виктор Ерофеев принимает, еще как, до последней капли. Когда такая красота вне автобуса, а тем более внутри него. Когда только у тебя есть заветный чемодан, вокруг которого бурлит жизнь.
Счастье живет среди тех народов, на землях которых растет виноград, где с незапамятных времен пьют свое вино и мудростью земля питает мозг.
Два виноградных пояса земли, как ласковый женский купальник, прикрывают самые лакомые части планеты.
Снега и пустыни — это испытания, это командировки, а виноградники — дом родной.
Я поднял бокал.
Все это я понял в Грузии. Мы пьем за Грузию, в которой мы находим душевный покой и телесное волнение, переходящее в желание счастья.
Я выпил и огляделся.
Я стоял посреди автобуса. На меня смотрели двадцать пять отборнейших красавиц. В руках у них были бутылки красного и белого грузинского вина. Они пили из горлышка, и капли вина падали на их неприкрытые груди.
Сейчас мы пойдем купаться в эту речку.
В сумерках хорошо купаться.
Но сначала я хочу сделать одно заявление.
Здесь, в Грузии, я понял, что Бог есть.
Но не только потому, что он здесь такой милостивый и даже разрешает в деревенских храмах курить.
А потому, что, смотрите, год назад меня выгнали из Союза советских писателей. Мне тридцать три года. Я бывший, выходит дело, писатель. И вдруг мне звонит мой младший брат. Он говорит, что он будет руководителем студенток искусствоведческого факультета в поездке по Грузии. Будем смотреть храмы. Вы когда-нибудь видели студенток третьего курса искусствоведческого факультета? О, я знаю, какие храмы мы будем смотреть!
Я приезжаю в Грузию, вижу наш автобус и понимаю, что Бог есть.
Потому что Бог сказал: ты бросил вызов огромной стране, ты пришел из будущего. Ты устал, у тебя кружится голова от переживаний и болит тело.
Поезжай в Грузию. Посмотри на мои храмы. Выпей вино. Познакомься с московскими девушками-практикантками.
— Пошли купаться!
— Постойте! — сказал шофер нашего автобуса. — Не бросайте пустые бутылки. Сдавайте ему! — Он показал на меня.
— Почему ему? — удивились девушки, выпившие красного и белого вина Грузии.
— Потому что вчера возле храма я нашел пустой чемодан, — ответил я. — Я буду складывать сюда ваши пустые бутылки. Чтобы они не катались по всей Грузии. Пусть живут в чемодане.
Они стали сдавать пустые бутылки, а я стал их подписывать красным фломастером.
— Катя!
— Полина!
— Карина!
— Таисия!!! — На бутылке Таисии я поставил три восклицательных знака.
Я складывал пустые, выпитые, бутылки одна к одной.
Последней подошла наша грузинская экскурсоводша Кети. Тоже совсем молодая. Она из Тбилиси. Все говорили, что она грузинская княжна и — неприступная крепость.
— Я не сдаю свою бутылку, — сказала она.
— Хорошо, — сказал я. — Не сдавай. Но, когда захочешь сдать, не волнуйся. Я приму от тебя бутылку как божий дар.
Она рассмеялась и убежала. Княжна. Все они тут грузинские красавицы княжны.
Я закрыл чемодан пустых бутылок, один замок был варварски оторван, и пошел в воду. Девчонки прыгали там и мелькали телами. Мой брат кричал:
— Дуры! Не утоните!
На следующий день мы поехали по дороге в Кутаиси.
Мы уже долго путешествовали, осмотрели множество храмов, и у нас кончились все деньги. Порой за нами ехали легковые машины и маленькие автобусы — они громко гудели и требовали наших студенток. Казалось, вся Грузия машет нам руками. Но мы свои бутылки не сдавали. Деньги кончились, а есть хотелось. Был жаркий день.
Начинался женский голодный бунт. Я сказал шоферу припарковаться у кафешки среди холмов возле ручья. Автобус остановился, устало выпустив воздух. Несмотря на то что это был Советский Союз, кафешкой управляли два брата грузина как своей собственностью. Я пошел с ними договариваться.
Я сказал им:
— Братья. У нас нет денег. Но наши студентки ужасно голодные. Дайте им что-то совсем простое, какой-нибудь незамысловатый хачапури и простой воды из ручья.
Девки вылезали из автобуса одна за другой, два грузинских брата смотрели на них, как будто это было кино.
Они ушли на кухню, а мы сели у ручья и стали ждать хачапури. Сначала нам ничего не несли. А потом вдруг принесли несколько бутылок «Хванчкары» и стали разливать по бокалам.
Я вскочил:
— Зачем вино?
— Не волнуйся, — сказали братья. — Это ничего.
Ко мне подошел шофер автобуса:
— В крайнем случае сдадим им чемодан пустых бутылок. Тоже все-таки деньги.
Не успел я ему ответить, как на деревянные столы, похожие на большие пни, братья стали метать еду. Там было все: помимо хачапури тарелки, полные харчо, цыплята-табака, шашлыки, и лобио, и лепешки, и всякая зелень.
Девки радостно бросились всё это мести и запивать небережливо «Хванчкарой».
Они ели и пили, пили и ели, потом съели десерты, какие-то неземные торты, потребовали у братьев еще вина, кто-то из них полез купаться в ручей.
Я в ужасе смотрел на происходящее. Чем платить? Обед стоил явно больше, чем сто чемоданов пустых бутылок.
— Что делать? — сказал я моему младшему брату. — Наверное, они хотят кого-то выловить из ручья. Ну не форель, конечно. Пойдем договариваться.
— Я не пойду, — сказал мой брат. — Я — официальное лицо университета. Иди ты!
Я пошел к братьям. Я шел и думал, кого бы им предложить. И Катя могла бы с удовольствием с ними покупаться в ручье. И Таисия. Ах, Таисия с тремя восклицательными знаками! Да, Таисия могла бы даже с обоими братьями справиться. Таисия! Точно! И даже еще на меня ее бы хватило.
Я подошел к братьям, смеясь.
— Знаете что, — сказал я. — У нас в автобусе есть чемодан пустых бутылок. Это весь наш денежный запас на сегодня. Расскажите, что вы от нас хотите.
Вдали в кустах засел Бог. Он раздавал округе девичьи визги, и с его подачи мелькали груди с нежными розовыми сосками. Слышался перестук винных бутылок. Таисия присела в сочной траве на корточки и, посылая мне бешеные воздушные поцелуи, вместе с подружками продолжала бухать.
Братья посмотрели на меня и сказали спокойно:
— Это — подарок!
Я ушел от них, пораженный до глубины души. Я же говорю, что у Грузии есть особенный Бог.
Наш пьяный автобус поплыл к морю.
Княжна Кети с черными волосами подошла ко мне:
— У меня тут в деревне живут родственники. Они зажарят поросенка. Приходите вдвоем с братом.
Мы пришли, когда солнце уже село в море и были только видны на небе его возбужденные красные лучи. Поросенок сидел под большим тазом посередине двора и шевелился.
Родственники княжны стали вести со мной всякие разговоры о пользе курения. Они сказали, что у них тут есть бабка девяноста пяти лет, которая потому и живет, что много курит. Я не поверил — так они привели мне бабку, которая курила сигареты «Космос» в синей упаковке. Она сказала, что сигареты хорошо действуют на голову и на сердце. Она держала сигарету в крепких пальцах и глубоко затягивалась.
Как сели за стол, тамада сказал, что сегодня будет соревнование. Кто кого перепьет! Все будут пить белое местное вино. Мы его сами делаем. Пьем вот так. Наливаем в стаканы вино. Я произношу тост и — до дна!
Ко мне: понятно?
Тост повторяется каждые три минуты.
Я встал и подошел к Кети.
— Это ты придумала? — спросил я.
— Да, — улыбнулась она.
— А если я выиграю?
— Я буду рада, — сказала княжна.
Женщины принесли еду, салаты, потом и поросенка с румяной кожицей. Сами они не сели за стол в этот раз. Соревнование было сугубо мужским.
— В туалет тоже нельзя ходить, — предупредил тамада. — Кто выйдет из-за стола, тот уже не возвращается.
За столом сидело человек пятнадцать. Такие краснощекие умельцы пить вино. Средних лет. Но были и молодые. Напротив меня сидел хозяин дома — сильный винный боец. А с угла — его сын. Крепкий парень.
— Они шутят, — утешил меня мой младший брат. — Игра развалится очень скоро.
Мы стали пить под тосты тамады. Вино лилось в граненые стаканы. Из стаканов — в глотки.
Тосты были скорее техническими, в основном про дружбу. Видно было, что соревнование постепенно засасывало людей. Они перестали переговариваться. Он запрокидывали граненые стаканы, ставили мягко на стол и краснели еще больше своими красными щеками.
Мы выпили по десять стаканов. Вино было молодое, задорное, сухое, но все-таки чуть-чуть сладковатое. На двенадцатом стакане пара людей ушла и не вернулась. Соревнование продолжалось. Кети смотрела издалека, сидя на стволе поваленного кедра. Мы пили дальше. Тосты становились все более и более расплывчатыми, но все равно про дружбу. Небо почернело. Двор был ярко озарен. Мы пили.
Мы выпили двадцать стаканов. Ряды поредели. Люди вставали и уходили молча. Без комментариев. Я чувствовал, что мое тело становится не тяжелым, а, наоборот, почти невесомым, но голова существует как бы отдельно.
Двадцать пять стаканов. Мое горло отзывается на некоторое количество сахара в вине. Оно становится луженым. Тосты я перестал слышать, хотя всеми силами кивал и поддакивал им.
Тридцать граненых стаканов.
Вдруг пропал тамада. Взял и пропал. Нас осталось шестеро. Хозяин, сын хозяина, мой младший брат, я и два незнакомых человека с лучистыми от вина глазами.
Хозяин сам взялся быть тамадой.
Тридцать три стакана. Лучистые люди ушли. Нас осталось четверо.
На тридцать пятом стакане сын хозяина запрокинулся и полетел со стула через спинку в траву. Никто не пошевелился.
На тридцать шестом тихонько ушел мой младший брат.
Мы остались с хозяином.
Он налил, чокнулся, выпил и сказал:
— Ну всё.
Это было предложение ничьей.
— Я пью за ничью, — сказал я.
Он не поднял следующий стакан. Он с нежностью смотрел на меня. Он был пьян и доволен своим гостем.
Я выпил тридцать седьмой стакан. Один.
Встал.
И на своих ногах пошел в свою комнату. Окно выходило на море. У дверей я споткнулся о чемодан пустых бутылок.
«Зачем шофер мне его сюда принес?» — туманно подумал я.
— Это я попросила его принести, — сказала Кети. — Чтобы ты чувствовал себя победителем. Молодец, — продолжала она. — Ложись. Я буду тебя лечить.
Я смотрел на нее лучистыми от вина глазами.
— Тридцать семь! — сказал я.
— Я знаю, — кивнула она.
Дальше я ничего не помню.
Колонка опубликована в журнале "Русский пионер" №117. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
