Сознание возвращалось к Джемме медленно, как будто неохотно. Свет сквозь прикрытые ресницы то становился ярким, даже резким, тревожил, вызывая спазм в горле, то пропадал, таял, становился тусклым, серым, и вместе с темнотой накатывала тошнота. Она проваливалась в небытие, но свет снова возвращался, и с каждым этим возвращением сознание становилось яснее. Наконец, Джемма смогла открыть глаза, и то что она увидела вряд ли могло быть реальностью.
Прямо над ней сияло синевой высокое небо. По небу бежали легкие ажурные облака, парили какие-то птицы, а слева и справа эту бездонную чашу прикрывали ветки, покрытые ажуром изумрудной листвы. Дико болела голова, глаза хотелось закрыть снова, но свет не давал, теребил горячими пальцами, требовал возвращения.
- Конечно, я мог забрать вас и так. В моем положении и возрасте эти прыжки совершенно ни к чему, тем более там, у Эми. Там я хозяин всему, и не только вам, безродным, каждая клеточка Эми принадлежит мне. Но…
Голос гудел, накатывая, от этого звука у Джеммы усиливалась головная боль и тошнота, ей хотелось зажать уши ладонями, и она подняла руки к голове,преодолевая их свинцовую тяжесть. И в этот момент зрение окончательно вернулось к ней, и она увидела Крейна. Он сидел рядом с ее кроватью, или на чем она там лежала, всматривался в нее своими бесцветными глазами, и белесая кожа казалась мертвой. Сухие губы шевелились, звук был совершенно инородным для такого бессильного рта, и Крейн, как будто послушавшись ее мыслей, вдруг стал говорить тихо, почти шелестеть.
- Жить будешь здесь, это хорошая комната. Лье мы поселили напротив, но он пока будет закрыт. А ты привыкай, смиряйся со своим новым положением, а не сможешь - успокоим медикаментозно. И помни - ты здесь в гостях. Будешь вести себя достойно - к тебе относится будут соответсвенно. До встречи.
Крейн поднялся, и Джемме показалось, что распрямился он со скрипом, позвоночник скрипел всеми костями, как будто требовал смазки. Переступая длинными ступнями, как лыжами, он дошел до двери, остановился, повернувшись вполоборота, еще раз глянул на Джемму пропал, плотно прикрыв дверь. Джемма с трудом села на кровати,попробовала спустить ноги, и у нее получилось. Комната, в которой она лежала оказалась не очень большой, уютной, с легкой, какой-то девичьей мебелью. Плетеные кресла, стол, стулья, такой же плетеный светлый комод, на котором вились виноградной лозой литые ветви изящных подсвечников. Огромное зеркало над туалетным столиком и… картина. Увидев эту картину, Джемма не поверила своим глазам. С холста на нее смотрела…она сама… Но только моложе, живее, веселее. И женщина на картине казалась живой, блестела глазами, улыбалась.
- Хозяйка. Правда это было до болезни. Меня зовут Реа, я ваша правая рука, вы можете обо всем просить меня. Я горничная, медсестра и акушер. Буду с вами рядом всегда.
Джемма устало смотрела на женщину, хлопочущую вокруг ее кровати. Она была немолодой, похоже, недоброй, ее глаза светились холодным пустым светом. Джемма позволила ей себя поднять, довести до туалетного столика, тяжело опустилась на стул.
- Реа, зачем я здесь? Что с Лье?
Реа быстро и ловко расчесывала ее волосы, аккуратно завернула их в изящную ракушку, закрепила прическу шпильками.
- И, действительно, похожа. Почти одно лицо, у Челже только глаза другими были. Умнее.
Она провела пуховкой по лицу Джеммы, поправила невидимую высунувшуюся кучеряшку, покачала головой
- Обо всем тебя расскажут они сами. А теперь слушай - здесь!
Она протянула руку к столику, достала небольшой блокнотик, планшет и телефон.
- Здесь твое расписание. Вмешательств будет много, все только на пользу твоего здоровья, пропускать ничего нельзя, тем более, что некоторые практики они ведут сами. Сегодня до вечера посидишь здесь, еду я принесу. Отдыхай, смотри фильмы, ешь фрукты. И главное!
Реа подошла вплотную, подняла лицо Джеммы, ухватит его за подбородок, сказала четко и, почему-то, зло.
- Приводишь себя изнутри в состояние покоя и радости. Без этого у них ничего не выйдет, и тебя не простят. Родить надо сына - мальчика. И для этого нужно много сил.
До вечера Джемма просидела почти без движения. Она совсем не могла есть, кое-как проглотила парочку виноградин, пол лепешки, кусочек сыра и дольку мандарина. А потом легла на кровать, и, глотая слезы, которые зарождались где-то далеко, у сердца, смотрела на вечернее небо, усыпанное звездами, и совершенно ни о чем не думала. Она вдруг ясно поняла, насколько в этом чудесном мире люди бесправны. И насколько черен этот мир. И как он прогнил!
…
Утро было серым и мутным. Джемма так и лежала на кровати, она даже не разделась вечером, высохшие слезы неприятно стягивали кожу, на язык как будто кто-то насыпал соль. Дождь лепил по прозрачному куполу-потолку, ажурные листья стали темными и неопрятными, облепили стекло грязными тряпками. Без света в комнате было совсем темно - но свет вдруг кто-то включил, и он больно ударил по глазам. И когда Джемма справилась с этим светом, она увидела мертвую смутную фигуру, прислонившуюся к косяку двери. Там стояла Челже…