Леся аккуратно выписывала в тетрадке буковки. Они были похожи на маленьких солдатиков, но не одинаковых, как все привыкли их представлять, а разных. Кругленьких, худых, длинных, коротких, ее солдатский строй был совершенно живым - кто-то стоял ровно, кто-то заваливался, а кто-то кренился набок. От усердия девочка высунула язык, прикусила его жемчужными зубками, и водила не совсем слушающейся ее правой рукой, помогая себе левой. Кора насупилась, как мышь на крупу, зло терла вазу, похожую на футбольный мяч и бормотала, как будто про себя
- Фин, Фин… паразит конопатый! Замучил девчонку, пиши да пиши Сам пиши! Чего ей писать, вон компьютеров полно. Все ручки уже вывернула.
Она подошла к Лесе, жалостливо погладила ее по голове, попыталась забрать тетрадку, но та отмахнулась, как от мухи, выкрикнула звонко и весело
- Не мешай! Мне еще пять строчек осталось, видишь уже лучше получается. А из-за тебя, вон, кривуль наделала. Иди!
Кора вздохнула, с остервенением плюнула на уже и так сияющий бок вазы, потерла еще, потом покопалась в кармане, вытащила карамельку в блестящей обертке
- На, детка. Хоть отдохни. Вот ведь нелюди!
Джемма сидящая напротив Леси за столом поймала себя на мысли, что так же напряженно водит языком, как и девочка, усилием мысли помогая ей выписывать каждую букву. И они настолько заняты, что совсем забыли про Эдванса, сидящего на своем кресле у окна. А он вдруг встал! Постоял неуверенно, держась за край подоконника, потом сделал пару шагов, качнулся в сторону, но удержался. В это мгновение Джемма увидела, что он творит, подскочила к нему, подставив плечо, уцепилась за его руку, и он обнял ее, чуть оперся на ее худенькое плечико, и они вместе дошли до стола, Эдванс сел, шутливо подмигнул открывшей рот Лесе.
- Что, малышка? Скоро мы с тобой купаться пойдем на пляж. В мяч играть будем, как ты любишь. А то ты, небось, думала, что папа у тебя совсем слабенький? Нет, детка! Папа еще повоюет!
Леся бросила ручку, бросилась к ним, влезла посередине, притянула их к себе и так замерла…
…
- Видишь, Вареник, как получается… Хотел тебя нянькой взять, а ты не помещаешься в няньки. Много тебя. Очень. И ты забираешься внутрь меня…
Эдванс чуть касался руки Джеммы, то ли гладил, то ли пробовал, что из этого получится, и от этого прикосновения в сердце Джеммы что-то сладко таяло, заливая нежностью и теплом. Она боялась пошевелиться, замерла, как статуя, даже глаза прикрыла, ей было и страшно и радостно. А Эдванс касался ее кожи все смелее, рука его скользнула выше, к локтю, забралась под рукав блузки, а взгляд вдруг стал нежным и властным, таки Джемма его еще не видела. Она подалась вперед, но в комнату влетела Фина, побледневшая, взволнованная, привычный румянец как будто кто-то стер ластиком.
- Дже! Ты маму не видела? Я ее уже два часа ищу, и все с ног сбились, как будто под землю провалилась. Она к тебе утром не забегала?
Джемма вдруг почувствовала, как в нее плеснули ледяной водой. И она, эта вода не просто окатила ее тело, она захлестнула у нее все внутри, перехватив дыхание.
- Берег! Она пошла к обрыву.! По тропинке через манговую рощицу, сказала, что у нее голова болит, что ей хочется морским ветром подышать. Скорее!
Джемма не помнила, как они добежали до обрыва. Помнила только, как свистел у нее в ушах свежий морской ветер, как вязли ноги в песке у берега, как ледяное дыхание студило ее изнутри. И еще она помнила, как трепетала на этом ветру шаль Сарии… Она зацепилась на ветку дерева, наклонившегося над самым обрывом, и ветер расправил ее над морем почти полностью, и яркий голубой цвет шелка спорил с лазурью морской воды, и было сложно решить, что синее…
…
- Я не смогла… Я старалась, Дже, я делала все. Но она пустая внутри была, как полый стебель бамбука. Остановить старость у меня получилось, вернуть ей молодость - нет. Нужна была любовь, Дже! А она любить не могла.
Эммелина совсем сгорбилась, она то гасила, то снова зажигала свечу, слегка мерцающую на вершине крошечного холмика на самом краю обрыва, и ее глаза странно светились в этом пламени. Тело Сарии, конечно, не нашли, но могилку сделали, поставили высокую каменную вазу, в которой каждый день меняли цветы, посадили сосенку, а вокруг холмика высадили лаванду. И не стали снимать с ветки шаль, так она и трепетала на ветру, как птица крыльями.
- Эм… Ты плачешь? Не надо, ты не виновата ни в чем. Она шла к смерти, это же чувствовалось. Она не хотела жить.
Эммелина кивнула, встала, чуть расправила плечи, вытерла тыльной стороной ладони глаза.
- Жизнь людям, а главное желание жить надо возвращать. И это моя работа, Дже. Я с ней не справилась, и это навсегда останется со мной. Ладно! Я потихоньку пойду, ты долго не сиди, темнеет уже. Эдванс с Лесей заждались уже, наверное, ужинать пора. Да и Фина. ей сейчас помощь наша нужна, как никому.
Джемма смотрела вслед Эммелине, пока ее печальная фигурка не скрылась на толстыми стволами манговых деревьев. Потом встала, подошла к обрыву и посмотрела вниз. Ласковая вода слегка билась, вскипая бурунчиками у белых обрывистых стен, здесь берег был каменистым, из какой-то красивой светлой породы. И по сравнению с этой белизной море уже казалось темно-фиолетовым, вечер сгущал краски и запахи. И в шуме моря Джемма не услышала посторонних звуков. Только, когда чья-то сильная рука охватила ее сзади за шею, она рванулась в сторону, но было поздно. Душная ткань с резким химическим запахом перекрыла ей рот и нос, и темнота навалилась, скрыв от Джеммы все - берег, море, манговый лес.