- Да что же это такое? - с досадой воскликнула усталая и обезумевшая от детского плача женщина. - Ну, чего он у тебя все время ревет?!
- А я почем знаю? - огрызнулась совсем юная девушка. Молодая особа подпиливала ногти. А в кроватке исходил криком младенец.
- Да что же ты за мать такая?! - всплеснула руками та, что постарше и украдкой посмотрелась в зеркало. На нее смотрела женщина лет пятидесяти с темными кругами под глазами и скорбными морщинками вокруг глаз и в уголках губ. И только зеркало, она сама да ближайшие знакомые знали, что Анне совсем недавно исполнилось сорок три. "С такой-то жизнью скоро на все шестьдесят будешь выглядеть", - обреченно подумала она и тяжело вздохнула.
- А я говорила, что не хочу этого ребенка, - невозмутимо ответила Лариса, оглядев ногти и прикидывая, каким бы лаком накрасить. - И я не собираюсь делать вид, что радуюсь этому, кхм, материнству.
Последнее слово прозвучало так, как будто девушка говорила о чем-то постыдном, и терпение матери лопнуло.
- Да как ты можешь так говорить?! - воскликнула она и со вздохом пошла укачивать Ваньку.
- А как я должна говорить? Я не хотела рожать, а ты… ты…
- А ну, замолчи! - прикрикнула Анна. - Говорить такое в присутствии ребёнка! А то, что ты собиралась сделать, это грех. Большой грех!
- Так ты и в роддоме не дала оставить, - напомнила Лариса.
Она смотрела на мать и сына, как на посторонних людей. Как будто пришла к ним в гости.
- Конечно! Ребенок - это счастье, - увещевала Анна дочь, не замечая выражения ее лица. - Когда-нибудь ты это поймёшь.
- Ох, не знаю! - с сомнением проговорила незадачливая мамаша.
Ванька уже успокоился и теперь посапывал на руках бабушки. А Лариса докрасила ногти и, убедившись, что они высохли, приступила к макияжу.
- Ты куда-то собираешься? - пристально посмотрев на нее, спросила мать.
- Да, - коротко ответила Лара и ушла в в свою комнату. Вернулась в полной экипировке - узкая маечка, мини-юбка "резинка", глянцево-черные лосины. Лариса накинула джинсовую курточку, сунула ноги в модные тапочки-мокасины и отбыла восвояси, оставив мать наедине со своими мыслями.
Мысли Анны Русаковой были не самыми весёлыми. Лариса появилась на свет, когда ей стукнуло двадцать шесть. Разочаровавшись в мужчинах, Анна решила родить, как принято говорить, для себя. Правда, она никогда не понимала этого выражения.
- Ну, что значит - для себя? - недоумевала она. - А в браке тогда для кого рожают? В первую очередь, тоже для себя.
- Ну, для мужа, - ответила ей подруга Катя, которая, собственно, и подкинула Анне идею родить "для себя".
- Тут можно поспорить. Не всегда. Кто-то рожает не для мужа, а для того, чтобы удержать его. Ну, или сделать таковым. А это большая разница. Так что, получается, что больше все-таки для себя.
- Ну, в твоем случае, так или иначе, получается для себя, - усмехнулась подруга.
- Это да, - вздохнула Анна.
В глубине души ей хотелось любить и быть любимой. Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает.
Попутно назрел вопрос, а от кого, собственно, рожать? В службе статистики, где трудилась Анна, и мужчин-то не было. В гости она почти не ходила. Все подруги и хорошие знакомые приходили с мужьями, и ей, одинокой женщине, было ужасно неуютно. Да и не то это место, где стоит искать кандидата на роль отца будущего ребёнка. Если, конечно, не хочешь растерять всех друзей-приятелей.
Анна не была красавицей, но и до дурнушки ей было далеко. Обыкновенная, не лучше и не хуже большинства женщин. Представители сильного пола вроде бы и обращали на Анну внимание, но до серьезных отношений, а тем более до предложения руки и сердца, не доходило. Мужчины считали ее немного странноватой, вероятно, из-за ее склонности к самокопанию и склонности анализировать каждое действие.
Молодая женщина решила не торопить события. Будет день - будет пища.
Вскоре "пища" появилась в виде производственной путевки в алуштинский санаторий.
-Главное, не теряйся, - напутствовала Анну подруга. - Никто, ничего и никому не должен, никаких обязательств и, Боже упаси, влюбленности. Поняла?
- Поняла, поняла.
- А ну-ка, повтори! - велела Екатерина.
Анна повторила. А через неделю она укатила в Алушту. Неделя в обществе молодого драматурга по имени Максим напомнила ей красивый иностранный фильм о любви. Это вам не советский пролетарий Вася, с которым все по-простецки! "По-собачьи", - как выразилась бы Катька.
Кстати, в отличие от пролетариев вась, драматург не считал свою курортную подругу странной. Более того, он назвал Анну женщиной с изюминкой и уверял, что их роман - одно из лучших воспоминаний в его жизни.
Из Алушты Анна вернулась уже беременной. Стать матерью-одиночкой в советские времена - то еще испытание. Пересуды, сплетни, домыслы, многозначительное перешептывание - еще ни одной женщине, решившейся родить "для себя" в то высокоморальное время, не удалось всего этого избежать. А уж если ребёнок был плодом курортного романа! Кроме того, Анна жила в частном секторе, а это примерно то же самое, что в деревне.
- Говорят, отец ее байстрюка - какой-то драматург, - понижая голос, говорили одни.
- Страматург! - плевались другие.
Екатерина уверяла, что никому и ни о чем не рассказывала, и, скорее всего, так оно и было. Но ведь давно доказано, что и у стен есть уши. А уж в организации, где работают одни дамы, они всегда на макушке.
Так или иначе, будущая мать не обращала на это ровным счетом никакого внимания. Все девять месяцев она лелеяла надежду, что ребенок вырастет талантливым, творческим человеком, как его отец.
Анна полюбила театр и не пропускала ни одной премьеры. К тому же, молодая женщина не раз слышала о том, что ребёнка нужно приобщать к прекрасному еще до его рождения. Вот Анна и совмещала приятное с полезным.
Мысль о том, что она родит и вырастит гения, грела ее душу. И тогда злопыхатели моментально прикусят языки!
Увы, надежды будущей матери не оправдались.
