В том, что я не сошла с ума от тоски и одиночества в тот год, целиком и полностью заслуга Октая. Буквально на следующий же день, когда я пришла в университет, встретив меня в коридоре, он сказал, чтобы после занятий я приехала в его офис.
- Мне нужен ассистент. – Сказал Октай, когда за секретаршей, принесшей чай, закрылась дверь.
- А как же занятия в институте?
- Будешь приходить после занятий.
Он говорил тоном, не терпящим возражения. В принципе, я и не собиралась возражать. Потому, что во время лекций меня мучили мысли о том, что я буду делать после того, как закончатся лекции. Накануне, вернувшись с кладбища, я промаялась несколько часов, бродя по дому. Тоска, с каждой минутой, усиливаясь, буквально физически давила на меня. Несмотря на то, что в доме было тепло, меня бил мелкий озноб и даже большая шаль из верблюжьей шерсти не могла меня согреть.. Я легла спать в половине седьмого, выключив свет только в своей спальне и оставив включённым телевизор внизу, в холле.. Нет, я не боялась - ни воров, ни привидений. От первых я была защищена сигнализацией, в существование вторых я не верила.. Просто, мне казалось, что включённый свет и бормотание телевизора хоть как-то оживят пустой дом..
Естественно, что получив необходимую дозу сна, я проснулась ровно в половине третьего и уже не смогла уснуть.. В институт я приехала к семи часам и просидела в машине до начала занятий..
Поэтому, я приняла предложение Октая. Кстати, именно в тот день, в его офисе, он сказал, чтобы я, когда мы наедине или в кругу близких, обращалась к нему просто по имени.
Он загрузил меня работой настолько, что, приехав домой, я, буквально, валилась с ног.. Сил хватало только на то, чтобы искупаться, поужинать налегке и добраться до постели.. Засыпала я, кажется, ещё до того, как моя голова касалась подушки..
По четвергам я ходила на кладбище.. Умом понимая, что меньше всего тех, кто ушёл, нужно искать под могильными плитами, тем не менее, меня тянуло сюда.. Я проводила на кладбище несколько часов.. Я платила сторожу, чтобы он заботился о чистоте на могилах моих родных. Он добросовестно отрабатывал эти деньги. Но, всё –равно, каждый раз я протирала мраморные плиты, скамейку, решётку, убирала опавшую листву, всякий мелкий мусор, который приносил ветер, подстригала кусты роз, поливала их, разрыхляла почву…
Сдав госэкзамены, получив «красный» диплом, я стала полноценным сотрудником юридической компании Октая.. Его клиентами были, в основном, иностранцы и довольно крупные компании, которые, имея своих, штатных юристов, тем не менее, обращались к Октаю..
Он везде брал меня с собой, что, как выяснилось в очень скором времени, стало предметом всеобщего обсуждения. Все, единогласно, определили нас в любовники… Да.., как же сильно влияют стереотипы на сознание подавляющего большинства людей.. Ведь никто понятия не имел о том - что нас с Октаем связывает. Во –первых, то, что его отец и мой дедушка были знакомы лично и, исходя из того, что отец Октая постоянно говорил о том , что обязан моему деду не только своим положением в обществе, но и жизнью. Дедушка, когда я, однажды, спросила его о том , что имеет ввиду отец Октая, улыбнулся и, ласково проведя рукой по моим волосам, сказал:
- Милая, зачем тебе лишняя информация?
И Октай, много позже, рассказал мне, что как он ни пытался выяснить, отец ему ничего не рассказал.
Так же никому не было известно то, как я восхищаюсь Октаем, как педагогом и юристом.
Кто-то очень постарался, чтобы слухи о нашей «связи» дошли до Аси - жены Октая. И эта идиотка однажды припёрлась в офис и устроила жуткий скандал. Возможно, многие рассчитывали на то, что после этого случая Октай уволит меня или я сама уйду, но ни у него, ни у меня не возникло такого желания. Октай чуть не развёлся, но, уж не знаю, действительно ли она осознала, что её обвинения беспочвенны, или просто поняла, что ни к чему хорошему развод не приведёт - к этому времени Октай уже очень твёрдо стоял на ногах, был, мягко говоря, более, чем обеспеченным человеком и, я уверена, что после развода его мгновенно женила бы на себе более умная женщина, Ася принесла мне свои извинения, а рычагом давления на Октая оказались двое его детей, которых он обожал, а в дочке вообще души не чаял. Более того, Ася стала уделять мне максимальное внимание. Только из уважения к Октаю я общалась с ней. Но, кажется, что она, как и сотрудники компании, бывшие свидетелями и позорной сцены, и дальнейшего «примирения», продолжали считать нас любовниками.
Мне было наплевать, как на мнение сотрудников, так и на мнение Аси. И так, особо не питавшая к ней симпатию, я стала испытывать к ней такое непреодолимое чувство отвращения, что только уважение и любовь к Октаю удерживало меня от проявления истинного моего к ней отношения. Лично я ни на минуту не осталась бы с мужчиной, которому не доверяю. Но, это, как говорится, личные половые проблемы такого рода женщин. Что ими движет - страх ли одиночества, материальные ли интересы, моральные ли устои – я не понимала никогда. Но и не осуждала..
Говоря любовь к Октаю, я не знаю, как объяснить моё к нему чувство. Это восхищение им и как юристом, и как педагогом, и как человеком. Естественно, моя благодарность ему за то, что он сделал для меня, когда умер дедушка Салман, не имела границ. И он был единственным человеком, кроме родных, на кого не распространялось моё, очень обострённое, чувство личного пространства.
Однажды, проходя с ним мимо огромного, во всю стену, зеркала в фойе здания одного из районных судов, я, увидев наши с ним отражение, улыбнулась - настолько комично мы с ним смотрелись. Он - маленький, кругленький, словно, катился рядом со мной. Я была очень высокой, с детства, а к тому времени мой рост был уже метр семьдесят девять, что не мешало мне носить обувь на высоченных каблуках. А рост Октая был, примерно, чуть больше полутора метров и его лысая макушка, едва, доходила до моего локтя. Увидев улыбку на моём лице, Октай, удивлённо проследил за моим взглядом и расхохотался.
- Дааа, уж. Пат и Паташон..- - Сказал он, утирая слёзы, выступившие у него на глазах от смеха. Утирал он слёзы кончиком галстука - как обычно, сбившегося куда-то вбок - несмотря на то, из нагрудного кармана костюма торчал платок.
- Я понимаю, почему на нас все так смотрят. - Сказал он, когда мы уже ехали в машине - я была за рулём, он сидел рядом. Были места, куда мы ехали с ним вдвоём, на моей машине, чему, безумно, радовался Тарлан - водитель Октая, молодой парнишка, к которому я тоже испытывала более тёплое отношение, чем к подавляющему большинству окружающих меня людей.
Незаметно прошёл год со дня смерти дедушки Салмана.. Честно говоря, меня бесят все эти мероприятия, потому что я прекрасно понимаю, что, кроме самых близких людей, все, кто приходит выразить соболезнование, делают это только потому, что «так нужно». Я поняла это ещё тогда, когда умерли мои папа и мама.. Я с ужасом смотрела на то, как женщины и мужчины едят, выбирают куски мяса побольше, просят передать салат, принести горячий чай, потому что этот остыл или, видите ли, недостаточно тёмный.. Слушала, как они что-то обсуждают, даже смеются, прикрыв рты ладонями.. Но пока был жив дедушка Салман, он соблюдал эти традиции - за несколько дней до годовщин родителей, другого дедушки и бабушек, он обзванивал родственников, знакомых, арендовал помещение в специальных домах для траурных мероприятий, куда ехали с кладбища и где уже были накрыты столы - сначала подавали чай, с печёными, халвой, хурмой, потом - еда, затем, опять чай..
Но после его смерти я этого не делала. И первым печальным событием после смерти дедушки Салмана был день смерти моих родителей. Я поехала на кладбище к одиннадцати часам утра, минут через пять подошла тётя Люда, в половине двенадцатого подошёл Октай с женой и родителями, ещё минут через пятнадцать пришла мамина подруга - тётя Света. А когда мы уже собирались уходить, подошёл высокий мужчина, лет тридцати - тридцати пяти, с лёгкой сединой в тёмно-русых волосах, которого я никогда до этого не видела.. Он поздоровался, подошёл ко мне, почти вплотную и тихо сказал:
- Здравствуй, Наира..
Мужчина мне кого-то напоминал, но я никак не могла понять - кого же.. «Наверняка, он похож какого –то актёра.» - Подумала я..
Он подошёл к могиле моего папы.. Долго всматривался в портрет.. Потом, мужчина, на минуту задержавшись у могилы моей мамы, прошёл к могиле дедушки – папиного отца.. И я, мысленно, ахнула.. Этот мужчина был - я даже не знаю, какими правильными словами это можно выразить - кем –то средним между моим папой и дедушкой, его отцом.. У них троих были совершенно одинаковые глаза - крупные, миндалевидные, тёмные и очень выразительные брови.. Одно и то же строение лица - чуть удлинённое, с чётко очерченными линиями. И у всех троих была лёгкая горбинка на носу, совершенно не портившая, а, наоборот, придававшая какой-то особый шарм.. Это сходство заметила не только я, судя по удивленно- недоумевающим взглядам, которыми обменивались все присутствующие.. Постояв пару минут перед могилой дедушки, мужчина повернулся и теперь, когда он стоял к нам лицом, а за его спиной, с фотографий на могильных плитах на нас смотрели папа и дедушка, это сходство стало совершенно очевидным. Я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги.
- Наира, меня зовут Рауф и я - твой брат.. По отцу.. Если позволишь, я всё объясню.
Все переглянулись, тишину нарушали лишь завывания ветра и голос муллы, заунывно читавшего молитву, громкий плач и причитания нескольких женщин на могиле, находившейся в нескольких метрах от нас - там был похоронен молодой парень, сегодня было сорок дней со дня его смерти и установили надгробный камень. На чёрном мраморе, во весь рост, в форме президентской гвардии стоял безумно красивый парень.. Громче всех плакали три женщины - седая, полная женщина, очень похожая на неё женщина помоложе, но тоже вся седая и очень молодая девушка с грудным младенцем на руках, в синем комбинезоне, сосредоточенно сосавший соску и смотревший на мир большими, светлыми глазами. Он был очень похож на своего отца - парня, изображённого на чёрном мраморе…
Октай, подойдя к Рауфу, отвёл его в сторону так, что нам не было их ни видно, ни слышно, о чём- то поговорил с ним несколько минут, потом, вернувшись к нам, обратился ко мне, понизив голос так, чтобы только я могла его услышать:
- Так, я посмотрел его документы, сейчас поеду на работу и проверю по базе. Если ты считаешь нужным с ним поговорить..
-- Конечно, Октай, конечно, я должна поговорить с ним. Сейчас мы поедем домой, потом, когда вы уйдёте - мы с ним поговорим.. – Перебила я его.
Октай, пару минут, внимательно смотрел на меня.
- Давай, сделаем так. Сейчас все разъедемся, а вы поезжайте вдвоём, только не домой, прошу тебя, поезжайте к Фуаду, я позвоню, он приготовит кабинет отдельный..
Фуад был знакомым Октая, владельцем ресторана, в который мы часто наведывались, и в котором я заказала обед для сегодняшнего дня.
- Нет, Октай, я не хочу к Фуаду..
- Наира, ты понятия не имеешь - кто этот человек и ведёшь его в свой дом.
- И что он мне может сделать? Не станет же убивать - слишком глупо.
- Сегодня - ничего, но потом он может найти способ пробраться в дом ночью, когда ты одна и или днём, когда в доме никого нет.
- А за что я плачу полиции и лучшему охранному бюро? Не волнуйся, Октай. Всё - хорошо.
- Ты уверена?
- Абсолютно.
Я видела, что Октай колеблется - он понимал, что только что сделанное мужчиной заявление касается только нас двоих, меня и человека, являющегося - по словам последнего - моим братом по отцу. Но моё желание отвезти незнакомца в дом, где мне придётся остаться с ним наедине, очень сильно напрягало Октая. Я погладила руку Октая, чуть выше локтя, и повторила:
- Не волнуйся, Октай. Всё - хорошо. ..
Рауф, сдержанно, окинул взглядом двор, затем – фасад дома, так же, сдержанно, без лишнего любопытства, но с вполне уместным интересом оглядывался в холле, а затем, в гостиной, куда он прошёл вслед за мной, чуть дольше задержав взгляд на старинных, напольных часах, что было вполне объяснимо - эти старинные часы были предметом особой гордости нашей семьи. Их привёз из Франции ещё мой прадед, по отцовской линии..
- Ванная - прямо и налево. – Сказала я. Эта была вторая фраза, с которой я обратилась к нему. Первую я произнесла на кладбище, когда сказала ему, что мы поедем ко мне домой. Как и там, на кладбище, он, молча, чуть кивнул и пошёл в указанном направлении.
Он сделал всего пару шагов, когда раздался звонок. Я, подойдя к домофону, включила видеосвязь и еле сдержала улыбку, когда увидела лицо парня в форме охранной фирмы. Я поняла, что это Октай позвонил и попросил ребят приехать и проверить – всё ли у неё хорошо.
- Наира- ханум, здравствуйте.
- Здравствуй, Самир.
- Сработала сигнализация, извините, если побеспокоили. – Безбожно врал Самир.
- Всё хорошо, Самир.
Отключив видео, я повернулась и увидела, что Рауф смотрит на меня с лёгкой улыбкой.
- Я прекрасно понимаю беспокойство твоих близких.
Странно, почему-то его обращение к ней на «ты» совершенно меня не раздражало, хотя, я была довольно строга в этом плане и не позволяла никаких фамильярностей, правда, мало кому даже пришло бы в голову фамильярничать со мной. Я уже давно поняла, что что-то в моей внешности, во взгляде, в манере общения было такое, что мгновенно создавало невидимую, но очень чёткую грань, за которую никто не смел переходить..
Но сама я пока не решила - как обращаться к нему. По имени, на «Вы»? Мне сложно было это решить. Во-всяком случае, пока было сложно.. Но, когда я увидела его улыбку, в которой узнала улыбку отца и дедушки - во –всяком случае, это узнавание «выдала» мне память, которая, к сожалению, с каждым днём всё больше и больше стирала черты родных и любимых лиц.
Это я, с ужасом, поняла однажды, когда, в один из немногих вечеров, придя домой не так поздно, как обычно и не «без задних ног», решила приготовить себе что-то на ужин. Когда мы с дедом Салманом остались совсем одни, он, несмотря на всю свою занятость, очень часто готовил мне что-то очень вкусное, особенное.. А после смерти дедушки Салмана я, практически, не готовила. Во-первых, редко бывала дома. Во-вторых, могла заказать всё, что хочу в ресторане Фуада.
И вот, в тот вечер, решив приготовить «запеканку», я, как обычно, когда мои мысли не были заняты работой, стала вспоминать своих родных..
Боль утраты, конечно, притупилась со временем.. Но, иногда, острой болью вонзалось в сердце какое-нибудь воспоминание. Так произошло и в тот раз, когда, доставая из холодильника продукты, я, с тоской подумала: «Какого чёрта ты это затеваешь? Запеканку нужно есть горячей.. Остыв, она теряет всю прелесть… Значит, ради одной порции ты запачкаешь кучу посуды, потеряешь уйму времени? Да, на фига?» Я вспомнила, как когда-то, на этой, огромной кухне - студии, мои бабушки, а , иногда и дедушки присоединялись к ним, устраивались настоящие, кулинарные, соревнования… Я даже почувствовала ароматы, витавшие тогда ежедневно в этой кухне, шутки и смех, особенно шумно и весело было, когда приезжали мои папа и мама.. И, вдруг, с ужасом, поняла, что лица родных - сливаются!! Их черты растворяются друг в друге..
Я бросилась наверх, в библиотеку, где хранились бесчисленные альбомы, а так же находились полки с видеокассетами, домашними видео, с дисками Взяв - наугад - несколько альбомов и дисков, я спустилась вниз… и не заметила, как наступило утро, просматривая альбомы и записи..
И вот, в улыбке человека, которого я увидела впервые в своей жизни всего пару часов назад, я узнавала улыбку отца и дедушки.
Он повернулся и пошёл в сторону ванной комнаты. Стол в гостиной был накрыт к чаю – я сама, проснувшись рано утром, накрыла стол в гостиной, а насчёт обеда я позвонила Фуаду ещё накануне вечером и сказала, что не знаю пока, сколько человек будет. Он ответил, что никаких проблем нет, мне просто нужно будет позвонить, хотя бы, за час..
Поставив чайник на плиту, я достала хрустальный стакан с блюдцем и свою чашку, поставила на столешницу, засыпала сухую заварку в заварной чайник и, сев на диван, закурила.. Минуты через три Рауф вошёл в кухню и, увидев, что чайник закипел, выключил под ним.
- Сиди, я сам заварю. – Сказал он и это показалось мне таким естественным..
Он заварил чай, разлил его и спросил:
- Может, здесь посидим? Зачем идти в гостиную?
Я наблюдала за ним, испытывая странную гамму чувств. Кто этот мужчина? Почему появился через столько лет и заявил, что он – мой брат по отцу? И почему его улыбка, взгляд и даже движения мне, действительно, напоминают моего папу?
Я кивнула и, чуть осевшим от переживаемых эмоций голосом, сказала:
- Конечно, можем и здесь посидеть.
На столе, как обычно, стояла полная ваза конфет, сахар в хрустальной сахарнице.
- Если хочешь что-то ещё .. – Сказала я, сделав рукой жест в сторону гостиной, где на столе было полным полно всего к чаю. Но он, поставив стакан и чашку на стол, отрицательно помотал головой, и сказал, садясь на стул, напротив меня:
- Я пью чай только с сахаром..
Сердце у меня бешено билось.. И папа, и дедушка по отцу пили только так - очень тёмный чай с кусковым сахаром. А вот дедушка Салман был ещё тот сладкоежка. Но не только из-за того, что он сказал..
- А, может, тебе что –то принести? – Спросил он, собираясь встать.
Теперь я отрицательно замотала головой, подумав при этом, что делаем мы с ним это совершенно одинаково –чуть вскидывая голову и …и ещё.. Чуть сомкнув четыре пальца левой руки, причём, средний и безымянный накрывали большой, и выпрямив указательный, водили им из стороны в сторону, синхронно с движением головы..
Вдруг, я почувствовала, как горло сжал железный обруч, а в глазах защипало.. Моя сигарета давно потухла.. Я достала другую.. Он поднёс мне зажигалку, достал из нагрудного кармана свитера свои сигареты и тоже закурил.. Он тоже был левшой…
Сделав несколько затяжек, он спросил:
- Можно, я сниму свитер? У тебя очень жарко.
- Конечно..
Положив сигарету на край пепельницы, он снял с себя свитер и остался в футболке. У него было стройное, крепкое тело.. На бицепсе левой руки , из –под короткого рукава была видна часть татуировки. Заметив мой взгляд, он усмехнулся, поднял рукав до плеча, и я увидела великолепного скорпиона. Клешни были раскрыты в боевой готовности, бусинки глаз, буквально, источали ненависть, а жало угрожающе целилось и, казалось, ещё мгновение и оно вонзится, отравляя кровь смертоносным ядом.
Продолжение следует...
