Глава 3
Будучи подростком, Саша никогда никого не приглашала в дом, и вовсе не потому, что родители запрещали. Напротив, мама частенько спрашивала:
- Саша, у тебя что, подруг совсем нет? Почему не приходит никто?
- Есть у меня, подруги, есть, - терпеливо отвечала Саша и думала о том, что вот если бы родители у неё были другие...
- А что же тогда? - не отступала мать.
- Мне нравится самой ходить в гости, к тому же к нам ехать нужно, а одноклассницы живут рядом со школой, к ним удобнее.
- А-а-а-а это да, это понятно, - принимала объяснение родительница, но недолго спустя снова спрашивала.
К тому времени Александра хорошо понимала, что семьи бывают разные и есть среди них и такие, где никто не притворяется. Саша боялась, что присутствие посторонней девочки, если и заставит родителей надеть привычную маску, то надолго их все равно не хватит. Дома лицедеи играть не привыкли, и всегда имелась вероятность, что они предстанут во всей красе, просто забывшись, без злого умысла. Этого Саша опасалась и потому избегала кого-либо приглашать. Стыд испытывала Александра при одной только мысли о том, что кто-то из девочек познакомится с её настоящими предками.
Сашу, меж тем, часто приглашали то к одной девочке, то к другой. Отличница, умница, при этом доброжелательная и скромная, Саша пользовалась успехом у одноклассников. К ней одинаково тянулись и девочки, и мальчики.
Она с удовольствием принимала приглашения и с интересом смотрела на то, как живут её ровесники.
К примеру у Саши не было собственной комнаты, несмотря на то, что в квартире их имелось две. Одну родители определили себе под спальню, другую под "общую", где Саше выделили небольшой уголок.
- У нас с папой должна быть спальня, а в спальне, как известно, спят и днём там делать нечего, - заявила мама, едва Саша осмелилась заикнуться о том, что хотела бы собственное пространство.
А отец, услышав о желании дочери, и вовсе влепил затрещину, сопроводив её отповедью:
- Ты у нас барышня что ли? И нечего здесь свои порядки устанавливать. Дочь скромной должна быть и благодарной. Благодарной за то, что сами тебя воспитываем, не свалили заботу на государство. Чтоб больше не слышал я таких разговоров!
Однако у многих одноклассников комнаты были, а у одной девочки, Наташи Скворцовой, даже в однокомнатной квартире родители соорудили стенку из гипсокартона и оборудовали маленькую, но очень уютную детскую.
- Должно же у меня быть собственное пространство! - улыбнулась Наташа, в ответ на изумленное Сашино: "Ух, ты!"
Однажды Саша побывала в гостях у одноклассницы Ирочки. Мама подруги произвела на Александру очень сильное впечатление. Потому что у других детей оба родителя работали и Саша их не заставала. Мама Иры сидела дома, занималась хозяйством. Она была такой искренней, так откровенно любила и заботились о дочери, что поначалу Саша заподозрила подвох:
- Ир, скажи, а мама у тебя всегда такая?
- Какая? - не поняла Ира.
-Такая добрая, улыбается... Как будто рада меня видеть.
- Сань, ну ты чего? Мама же человек, а не робот, у неё бывает плохое настроение. А у твоей нет? Не бывает? Но она действительно рада тебя видеть, просто потому, что рада я. Это же естественно!
- Да, конечно же! - широко улыбнувшись, поторопилась согласиться Саша. "Естественно... Это естественно," - подумала она в то же время.
Спросить о чём-либо большем, Саша решилась далеко не сразу. Бывая у Ирочки, став, со временем, частым гостем в её доме, Саша присматривалась и принюхивалась, в любой момент готовая к неожиданностям.
Однако её неизменно встречал радушный приём, горячий обед и доброе слово. В конце концов, Саша почти приняла тот факт, что у Иры все иначе.
"Наверное, бывает и так," - размышляла Саша по дороге домой.
Только после того, как девочки дружили год, Саша завела разговор о методах воспитания. Уж очень ей хотелось узнать, прав ли её отец, когда утверждает, что бить детей это норма, что без этого никак не обойтись.
- Ты хочешь сказать, что бьют всех? Абсолютно всех? - уточнила Саша, после того, как отец в очередной раз "сделал заявление".
- Будь уверена, всех. Другое дело что не каждый сознается. Есть фифы, которые будут отрицать до последнего, пока за руку не поймаешь. Верно, мать?
- Всё так. Ты дочка верь нам, мы тебя обманывать не станем. Мы люди прямые, честные, - мать выпила стопку и сунула в рот веточку укропа.
- Верю, - произнесла Саша, не поверив, и вышла из кухни. То время, когда она не подвергала слова родителей сомнению, давно миновало.
В тот день на уроке литературы учительница рассказала о том, что раньше барских детей пороли по субботам. Так было принято во многих семьях. Всю неделю фиксировали провинности, а в субботу кузнец, конюх, или управляющий "давал барчуку на орехи", если тот, разумеется, заслужил.
Учительница говорила об этом с осуждением и неприятием, как о дикости и жестокости. Но Саша и ей не верила.
"Да, да, - глядя в лицо преподавателю, думала она, - а сама, небось сына как сидорову козу дерешь. Все вы такие... Лицемеры ".
- Слушай, Ир, а тебя родители лупят? Хотя бы иногда? Какие в вашей семье методы? - осмелилась поинтересоваться Саша по окончании урока.
- Да ты что, Саня! Меня никогда и пальцем не трогали! Это же ужас какой-то, детей бить! - Ира сделала круглые глаза, посмотрела на подругу и прошептала:
- А тебя что, бьют что ли?! - в шёпоте этом явственно слышался страх.
- Нет! Что ты! Конечно нет! - звонко, заливисто засмеялась Саша и получилось у неё так просто, так само собой, что ей стало противно.
Ещё до того, как Саша пошла в первый класс, родители решили, что получать образование она будет в той школе, что подальше от дома.
- Учиться ты будешь там, где никто ни тебя, ни нас с папой не знает. Пусть не будет повода думать, что ты у нас на особом положении, - заявила мать, когда Саша спросила в какую школу пойдёт.
Тогда ей стало обидно и захотелось плакать, но несколько лет спустя, Саша радовалась тому, что работают родители в другом месте. Чем старше становилась Саша, тем больше она стремилась отдалиться, отречься, отмежеваться.
Глава 4
Впервые с лейтенантом Семёном Птахой, перевернувшим ее жизнь, Саша столкнулась, когда ей исполнилось пятнадцать. Летним вечером, возвращаясь с занятий французского, Александра услышала:
- Слышь, красивая! Остановись ненадолго!
Саша и ухом не повела, не подумала ни на миг, что обращаются к ней и шла себе дальше.
Во дворе, на детской площадке, сидела компания молодых людей, они бренчали на гитаре, трепались, курили, заигрывали с девушками, но вели себя дружелюбно, никакой агрессии не проявляли.
- А ну, постой! Тебе говорю! - Саша услышала, как кто-то подбежал сзади и почувствовала, как её схватили за локоть.
Резким движением она яростно вырвала руку и обернулась, готовая к любому повороту. Перед ней стоял молодой парень, лет двадцати трёх, двадцати пяти. Он был довольно высокий и очень симпатичный. Тёмно-русые волосы, карие глаза, ямочки на щеках, лицо чисто выбрито и лучится улыбкой. Ничего опасного или отталкивающего.
- Не бойся, не обижу я тебя! - мягко произнёс он. - Прости, что схватил, не знал как ещё тебя остановить.
- Я не боюсь, - смело глядя в лицо незнакомцу , заявила Саша, чьё сердце, тем временем, заколотилось как бешеное.
- Меня Семён зовут. А тебя? - парень явно не собирался отступать ни с чем.
- Я Саша, - ответила девушка.
- Живёшь здесь? Я тебя давно заметил. Ну, я тебя найду, а сейчас мне пора. Пока, Саша! - произнёс Семён и пошёл обратно к компании, оставив озадаченную Александру у подъезда.
Саша была очень стройной, ладно скроенной, с густыми светлыми волосами и большими серыми глазами. Ещё в детском саду воспитатели замечали:
- Прекрасная девочка! Красавицей растёт!
- Моя порода, Рудиных кровь! Девка будет что надо! - горделиво соглашался отец, когда знакомые говорили ему, что "по всему красоткой обещает стать твоя Саша" .
Судя по чёрно-белым фотографиям в альбоме, отец про "породу" не врал. Саша удивительно походила на свою прабабку по отцовской линии - Серафиму. Та была поистине неотразима. С портретов глубокими, полными печали глазами лани смотрела женщина несомненно тонкая и привлекательная. Волосы её были уложены в высокую, замысловатую причёску, на длинной шее покоился небольшой кулон на тонкой цепочке.
- Кончила она плохо, - грубо сообщила мать, увидев, с каким интересом рассматривает фото давно ушедшей родственницы, маленькая Сашка.
- Плохо?! Почему плохо? - испугалась девочка.
- Муж её по пьяному делу приревновал и зарезал. Так-то! - просветила мать и, забрав у Саши альбом, швырнула его в нижний ящик комода. - Уроками займись, нечего на картинки смотреть! - прикрикнула она. - Ишь, нашла развлечение!
С тех пор, как только представлялся случай, Саша извлекала альбом из комода, и подолгу смотрела на Серафиму, гладила пальчиками прекрасный овал безупречного лица и шёпотом с ней разговаривала:
- Смотри, бабушка, похожи мы с тобой? Видишь? Все говорят похожи... Тоже, наверное, плохо кончу... Как считаешь, бабуля?
- Что ты, там шепчешь? Что ты всё шепчешь, малохольная?! - злилась мать, если заставала дочь за этим невинным занятием. - Будешь альбомы таскать, вынесу их на помойку! Так и знай, Александра!
Саша стала осторожнее, но "беседы" с прабабушкой не прекратила и выйдя из детского возраста.
- Худая ты очень, одни кости. Ничего женского, сисек совсем нет, - щурясь и кривя губы "сетовала" мать, которой, очевидно, претили любые похвалы в адрес подрастающей дочки.
Вместо радости, мать испытывала злость.
Многолетнее пьянство не могло не сказаться на облике женщины. Несмотря на все ухищрения, былое очарование безвозвратно ушло, кануло в лету. Молодая ещё мать, смотрела на себя в зеркало и видела женщину средних лет с морщинами, плохой кожей, "украшенной" сосудистыми звёздочками и расширенными порами. Волосы стали тусклыми и безжизненными. Юность и свежесть дочери раздражали её, вызывали зависть и негодование.
Сашке по-прежнему доставалось от обоих родителей, иногда ни за что, "под руку мне не попадай! " Но на смену ремню пришли слова, преимущественно матерные, и руки. Руки у родителей были злыми и быстрыми, хлестали без разбору, куда придётся. Однажды отец попытался стащить с Александры штаны, отходить, как бывало по голой заднице, но она увернулась и укусила его в плечо. Отец взвыл и наотмашь ударил в лицо открытой ладонью.
Особенно старалась мать. Женщина могла влепить дочери пощёчину просто за то, что та посмотрела на неё "без должного уважения". Всё чаще у матери случались настоящие срывы, ко всему прочему она лишилась работы и начала пить куда больше и чаще прежнего. Невидимая черта, не переходить которую родители старались изо всех сил многие годы, была уничтожена столь стремительно, что Саша не заметила когда именно.
Надежда Ровицкая
Э