Пролог:
- Вы соседка? Давно знаете убитую? - спросил молодой неприветливый полицейский, записывая в блокнот показания пожилой уставшей женщины с кошкой на руках. Зверюга была крупная, абсолютно белая, а глаза жёлтые и круглые как блюдца. Она сидела на удивление спокойно и, казалось, внимательно смотрела и слушала, поражённая случившимся, не меньше хозяйки.
- Да. Соседка я. Сашеньку знаю давно, с самого её рождения... Такая семья была хорошая, такая, хорошая! Образцовая, каких мало! - женщина покачала головой и поцокала языком, на лице её застыло кислое, горестное выражение.
- Полное имя потерпевшей вам известно? Где документы хранила? - полицейский не отрывал взгляд от блокнота, пока двое экспертов внимательно осматривали тело и делали фотографии, тихо переговариваясь.
- Рудина Александра Викторовна, 1975 г. рождения - без запинки ответила всезнающая соседка.
- Где родители убитой? С кем она проживала? - всё тем же бесстрастным тоном, продолжил допрос полицейский. - Чем занималась? Где работала?
- Сашенька работала в крупной нефтяной компании. Международной, кажется... Очень умная девочка, три языка знала в совершенстве... Вот беда! Молодая такая!
Глава 1
Александра стояла у дороги не потому, что приехала покорять большой город, но оступилась, встретила "не того парня", влипла в историю, не смогла выкрутиться и пошла на панель. Не потому, что ей нечем было платить за жильё и не на что покупать продукты. Работала Александра по велению души.
Это был тот самый невероятно редкий случай, когда девушка с образованием, профессией и квартирой, без всякого принуждения, но исключительно по доброй воле ежевечерне выходила на Ленинградку в поисках острых ощущений.
- Ты больная что ли? Что с тобой не так? - внимательно осматривая новенькую, спросила Лена.
- Если я здесь, то со мной, точно что-то не так, но вам не всё и равно? - выдержав взгляд, дерзко ответила Саша.
- Да нет... Мне пофиг, лишь бы проблем с, тобой не было. Работай, там видно будет, - презрительно усмехнулась Лена.
Косые взгляды и явное презрение, которым обдавали Александру товарки, девушку не заботили. Она могла бы работать индивидуалкой, приглашать клиентов на дом, снимать мужчин в клубах, или гостиницах, но нет. Работа среди отбросов, там, куда стекались любители дешёвого мяса, привлекала Сашу гораздо больше.
Адреналин, буквально кипевший в крови каждый раз, когда она склонялась к открытому окну машины, гнал на дорогу снова и снова.
Выходя из дома, Саша никогда не знала наверняка, вернётся ли, и если да, то невредимой ли и в каком состоянии?
В отличие от "коллег", Александра не пила алкоголь, не стремилась обнаружить в себе ложный кураж, вызвать искусственное веселье. Ей хватало того, что рождалось в тот миг, когда клиент выбирал её.
Саша разительно отличалась от прочих девочек. Она не была нарочито, вызывающе вульгарна, не надевала на себя те обтягивающие вещички, что делают образ понятным и громко кричат о роде занятий. Нет, напротив, Александра носила очки в стильной оправе, делала строгую причёску и выходила на улицу в брючных костюмах, каждый из которых стоил много дороже того, что стоя на обочине, она могла заработать за неделю.
Если поначалу Лена фыркала и просила новенькую сменить имидж, то недолго спустя, отстала и позволила странной девице выглядеть так, как та считает нужным.
Многие ночные гости лишь косились в сторону Саши, не решаясь даже спросить, работает ли она. Однако Александра сама проявляла инициативу, если видела как мазнул по ней жирный, плотоядный взгляд.
Глава 2
Сашина семья производила на всех впечатление самое, что ни на есть, приятное, положительное.
Внешнее, благодаря стараниям родителей, было безупречно. Оба умели создать ту видимость, что удовлетворяла окружающих.
Для Рудиных всегда имело значение "что люди скажут" и люди о них говорили:
"Прекрасная семья!"
Родители работали в школе; мама завуч, папа учитель физики.
Маски на лицах, репутация в профессиональных кругах, всё, как должно, не придерёшься.
С младых ногтей Саша уяснила для себя главное правило жизни: то, что происходит на миру, и то что творится за закрытой дверью, две параллельные реальности. И это нормально, "все так живут".
Родители часто и с удовольствием выпивали, но умеренно, виртуозно балансируя на грани, танцуя у самой черты многие годы. Никто ни о чём не догадывался. Признавали они только беленькую, и не так, чтобы стакан и хвост селёдки на старой газете. Нет, непременно закуска, салаты, горячее. Водка в хрустальном графине, крошечные рюмочки, антураж.
- Мы же не маргиналы какие-нибудь, - посмеиваясь, говорила мама.
- Мы приличные люди, интеллигенция, - вторил папа, строго глядя на Сашу. - Ты, дочка, смотри, о том, что в доме происходит, никому болтать не смей. Никому! Это ясно? Это дело исключительно наше, домашнее.
Саша не болтала. Чутье подсказывало ей, что хвастаться нечем, а потому и говорить незачем.
Воспитывали Сашу, согласно своду негласно принятых в семье Рудиных правил. Так, как следует воспитывать ребёнка, чтобы вырастить из него Человека.
За "тройки", непослушание, опоздания и другие провинности, Сашке "давали ремня". Кричать и плакать не позволялось категорически:
- Я тебе всыплю, а ты терпи. Молча терпи, чтобы соседи не слышали, - вынимая из брюк ремень, говорил папа. - Если кто узнает, тебя у нас заберут и определят в детский дом. А там, дочь, такое творится... Тебе и в страшном сне приснится не может, уж ты мне поверь.
Глаза у Саши наполнялись слезами, губы дрожали, но она кивала и не издавала ни звука. В детский дом не хотелось.
- Будешь орать, вдвое больше достанется, - предупреждала мать перед экзекуцией.
Лупили по очереди и по-разному. Мать всегда жёстко, безжалостно и раз шесть, семь, не меньше, по голому мягкому месту.
Отец вяло, беззлобно, "потому что иначе никак". Ударит пару раз и остановится. Сашка замирает, зажмурившись, будто ждет продолжения. Но отец оттолкнет легонько, по волосам потреплет и скажет извиняющимся тоном:
-Ты, Сашка, зла не держи. Мы родители твои, лучше понимаем как надо. Через одно место оно быстрее доходит. Не нами проверено.
После того, как родительский долг был исполнен, надлежало расслабиться, переключиться.
- Давай, милая, по пятьдесят. А то распереживался я что-то.
Мать тоже после порки испытывала потребность "отвлечься", в этом они походили друг на друга как две капли воды.
С интересом и ужасом Саша смотрела, как на глазах меняются лица родителей, как они расслабляются и словно бы съезжают куда-то вниз, теряя привычные очертания. Её удивляли метаморфозы с речью, становившейся всё более невнятной и пугало то, что родители ничего этого как будто не замечают. Когда Саше было года четыре, она подумала, глядя на мать, что какое-то существо из злой сказки живёт на дне "беленькой" и создание это одалживает на время её маму и папу.
Чтобы родителям приходилось воспитывать её как можно реже, Саша стремилась к совершенству. Она прекрасно училась, не огрызалась, не спорила, рано начала помогать по хозяйству и уже в четырнадцать могла сварганить полноценный обед.
В комнате, где жила девочка, всегда было чисто, а каждая вещь лежала на своём месте.
- Хорошая ты у нас, дочка, - говорила иногда мама, дождаться похвалы от которой, было почти невозможно.
Такое понятие как ласка, в семье отсутствовало. Ему не нашлось места и Саша знала о её существовании только из книг. Но в книгах много вымысла и Саша считала что так или почти так как Рудины, живут все.
-Ты книги на веру не принимай, - наставительно говорил папа. - Художественная литература это трёп один, ни слова правды. Правда, дочь, только в науке. Запомни.
Надежда Ровицкая