В школьных коридорах было пусто и тихо. Уроки и другие занятия кончились, все дети давно разошлись по домам. В редких кабинетах горел свет: это уборщицы мыли полы. В пятницу учителя предпочитали не задерживаться в школе, оставляя все дела на воскресенье и понедельник. Тетради на проверку несли домой в пузатых увесистых сумках и пакетах.
В отличие от своих коллег Татьяна Федоровна не любила работать в выходные, предпочитала оставаться в пятницу - спокойно проверяла тетради, заполняла журналы, готовила и убирала приборы. В ее кабинете №355, кабинете физики, свет горел до позднего вечера.
Уборщицы уже не удивлялись. Здоровались, заходили в кабинет с ведром и шваброй, тихо выполняли свою работу, стараясь не мешать. Для Татьяны Федоровны их приход был зна́ком: до конца рабочего дня осталось полчаса. Скоро она наденет свой пуховик, шапочку, завяжет потуже платок, чтобы колючий январский мороз не добрался до шеи и ушей. Неспешно пойдет по вычищенному людному бульвару домой, рассматривая остатки новогодних украшений и прохожих. Будет останавливаться перед коваными чугунными фонарями и любоваться снежинками. Возвращение домой было для Татьяны Федоровны приятной прогулкой. На душе было легко и весело, несмотря на сложный день, полный волнений и переживаний.
Она была не только учителем физики, но и вела классное руководство в 10-м классе. Сейчас ее дети выросли и чудили меньше, а вот еще два года назад ни дня не обходились без разбитых коленок, драк и фингалов, сломанных стульев, потерянных телефонов и других дорогих вещей. Вроде мелочи жизни, без которых не обходится ни один день в школе, а времени и сил разборки и поиск виноватого отнимали много.
Не все ученики и родители соглашались с оценками. Иногда Татьяна Федоровна вынуждена была посещать кабинеты директора и завуча, чтобы отстоять свою позицию. Правда всегда была за ней.
— Татьяна Федоровна, вы уж простите, — каждый раз говорили завуч и директор. — Мы знаем, что все претензии к вам безосновательны. Но родители нынче больно боевые. Чуть что случится, сразу в управление бегут. Ни нам, ни вам лишние проблемы не нужны. Лучше уж в школе все решить, чем в управление ездить.
Родители просили прощения за преждевременные выводы и лишние эмоции в ее адрес, ученики стояли с понурыми головами и смотрели в пол.
Она держалась в спорных ситуациях уверенно, с гордой и прямой спиной. Так же шла по коридору. Но, закрыв за собой дверь лаборантской, давала волю эмоциям: расстегивала верхние пуговицы на блузке, закидывала в рот пару таблеток от давления, запивала их водой из кулера и облегченно садилась в учительское кресло. Да, Татьяна Федоровна знала себе цену, но каждый раз очень волновалась из-за разговоров о ее профессиональной непригодности. Ведь никому не приятно быть униженным.
В молодости, только устроившись в школу, она думала, что скоро станет матёрой и опытной. Что конфликтные ситуации с родителями и учениками перестанут так пугать ее. Ожидания не оправдались: с возрастом к переживаниям добавились таблетки и боль в висках.
Татьяна Федоровна старалась жить по принципу «работу оставляй на работе и не тащи домой». Никогда не носила с собой пачки тетрадей и проверочных работ, на ее книжной полке не было ни одного учебника. Сливаясь с толпой прохожих, она чувствовала себя не учителем, а скорее школьницей, свободной и счастливой.
Игорь Константинович, муж Татьяны Федоровны, этот принцип поддерживал. Он и сам по нему жил. Работал старательно и честно: преподавал в университете историю. Потом случился инсульт. Его прямо с пар на носилках увезли в реанимацию. Татьяна Федоровна долго ухаживала за мужем в больнице, приносила домашнюю еду, чистую одежду, кормила и мыла. После выписки сопровождала на процедуры по восстановлению. К сожалению, без последствий не обошлось. Игорь Константинович сохранил ясный ум, но перестал владеть рукой и ногой. К обычному его образу из пальто и кашне добавилась трость, подаренная благодарными студентами. Преподавать он больше не мог и вышел на пенсию по инвалидности. Свободное время посвящал чтению и домашним урокам истории с отстающими, слабыми или, наоборот, очень сильными детьми и молодыми людьми. После занятий с ним они занимали призовые места на различных конкурсах и поступали в престижные вузы. За годы преподавания в университете Игорь Константинович заслужил хорошую славу, и теперь репутация работала на него: ученики все шли и шли. А он продолжал неплохо зарабатывать, даже сидя дома.
Вечером встречал жену с работы и целовал ее в щечку. Она переодевалась, мыла руки, попутно рассказывая о самых интересных событиях дня. Разогревала или готовила ужин. Он ставил трость к стенке, садился за стол и делился тем, как прошел его день. Супруги ужинали, проводили время в гостиной за чтением или фильмом, выходили подышать воздухом.
Приходящие иногда ученики и студенты всегда восхищались чистотой и уютом их квартиры, теплотой их отношения друг к другу. Они были идеалом и эталоном. Игорь Константинович всегда соглашался с такой оценкой, как и Татьяна Федоровна. Одно огорчало обоих: они так и не завели своих детей. Много лет назад у Татьяны Федоровны случился выкидыш. Оба горько восприняли свершившийся факт, но, оправившись от потери, пытались завести ребенка снова и снова. Увы, судьба не была благосклонна.
— У нас есть дети, мы многодетные родители сотен и тысяч оболтусов, — успокаивал ее Игорь.
Татьяна Федоровна улыбалась мужу, а про себя добавляла: «И все эти тысячи детей чужие, не наши». Но виду, что расстроена, не подавала.
Она вообще всегда держалась молодцом. Не плакала и не жаловалась. Храня внешнее спокойствие, проживала свою скромную жизнь. А по ночам принимала горячий душ и тихо плакала, подставив лицо под воду. Плакала от накопившейся усталости, злости, обиды на родителей учеников и судьбу, лишившей ее счастья материнства. Потом заворачивалась в махровый халат и шла спать.
— Ты какая-то хмурая, — замечал иногда Игорь. — Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. Устала, наверное, — слабо улыбалась она и выключала свет.
***
Ко всем проблемам Татьяны Федоровны после Нового года добавилась еще одна в лице очередного ученика. Звали его Саней. Учился он плохо, вернее сказать, не учился вовсе. Считал школу пустой тратой времени. У Сани не было родителей: отец загремел на пожизненный срок в тюрьму еще до его рождения, мать лишили родительских прав за пьянство, а вскоре она умерла. Воспитывала Саню бабушка, Нина Григорьевна.
Нина Григорьевна работала поваром в школе. Они с Татьяной Федоровной давно были знакомы. О существовании Сани Татьяна Федоровна знала. Знала она и о причинах, по которым он не задерживался ни в одной школе дольше нескольких месяцев. Репутацию хулигана, воришки, двоечника и лентяя Саня заработал еще в третьем классе.
— Ну а чего вы еще хотели от ребенка при таких-то родителях? — говорили один за другим директора и отчисляли нерадивого ученика. Это веселило Саню и доставляло проблем бабушке.
Когда в городе не осталось ни одной школы, готовой принять Саню, Нина Григорьевна обратилась за помощью к директору школы, в которой работала. Упрашивать пришлось долго. По старой дружбе и из уважения к бабушке, Саню все-таки приняли.
В класс Татьяны Федоровны его определили сразу, потому что он был единственным десятым классом в школе. Нина Григорьевна очень радовалась такому везению:
— Ты уж, Татьяна, из моего оболтуса человека сделаешь, — сказала она как-то Татьяне.
— С чего ты взяла, Нина? Что у тебя не получилось за столько лет, а я смогу? Я, конечно, не открещиваюсь от Сани. Только ты переоцениваешь мои способности.
— А что я? Я повариха. А ты учитель. У тебя в крови умение находить подход.
С первого дня Саня явно дал понять Татьяне Федоровне, что не намерен исправляться. Ангельское терпение позволяло ей не срываться на крики и оскорбления, но в душе она всем сердцем желала и первого, и второго. Саня был неуправляемым. Сидел на стуле вразвалочку, громко шутил и часто матерился. Спокойные дети из класса Татьяны Федоровны с недоумением, а порой и с ужасом, смотрели на нового товарища. Посыпались претензии от родителей:
— Этот Саня мешает нашим детям учиться. Моя говорит, что учителя порой не слышит!
— У детей экзамен в следующем году, а тут такое!
— Саня украл у моего сына бумажник с карточками и наличными. Прямо в раздевалке из кармана вытащил на виду у всех. Я написала заявление в полицию!
После уроков Татьяна Федоровна теперь занималась не тетрадями и уроками, а участвовала в допросах, разговаривала с гневными родителями и всячески пыталась защитить бедную Нину Григорьевну:
— Дорогие, я все понимаю. Ребенок сложный, это правда. Но давайте без криков и шума, пожалуйста. Это ведь не поможет решить проблему. Я устала, вы устали. А Нина Григорьевна так и вовсе плачет у себя в столовой. Винит себя во всем.
— И правильно делает, — не унимались родители. — Если она не справляется с воспитанием внука, зачем забирала его из детского дома? Оставила бы там, навещала бы по праздникам.
— Действительно, — подхватывали мысль другие. — Там за ним бы следили. По крайней мере, хорошим детям не пришлось бы страдать.
Идея разделить всех детей на хороших и нехороших никогда не нравилась Татьяне Федоровне. Она всех детей считала хорошими, а трудности списывала на особенности характера и воспитания. Поэтому в такие моменты, когда Саню называли ребенком второго сорта, ей очень хотелось вспылить или объяснить родителям, как они ошибаются. Но не делала этого, потому что понимала и их позицию, их справедливый гнев. Молча слушала все претензии, возвращала украденное, приносила извинения, обещала все исправить. Родители успокаивались, доверяя ее опыту. А она каждый день пила двойную дозу своих таблеток.
Шла вторая неделя с тех пор, как Саня стал ее подопечным. Никогда раньше Татьяна Федоровна не чувствовала себя такой бессильной, уставшей и злой. Ее состояние заметил Игорь:
— Что этот Саня натворил опять? На тебе лица нет.
— Сломал себе палец, когда дрался. У другого мальчика ни царапины. Саня на больничном две недели.
— Ну и слава богу. Всю кровь из тебя выпил. Может, мне поговорить с ним?
— Не надо, Игорек. Тебе себя беречь нужно.
— А тебе не нужно? Я же вижу, как ты за эти две недели подурнела. На тебе лица нет.
— Ничего, — улыбалась Татьяна Федоровна. — Все наладится, не переживай. Перебесится. Пей чай.
***
В очередную пятницу после уроков Татьяна Федоровна проверила тетради, заполнила журнал и собиралась идти домой. Саня все еще сидел дома с загипсованным пальцем, и в классе воцарился мир. Ей казалось, что после жирной черной полосы наконец наступила белая: тоненькая, еле заметная, которая, наверно, закончится вместе с саниным больничным. Но это в будущем, а сейчас она придет домой и впервые за долгое время не будет участвовать в разборках и нервничать. От предвкушения чудесного вечера с мужем пела душа.
Татьяна Федоровна оделась, спустилась на первый этаж, попрощалась с охранником и вышла из школы на морозный январский воздух. Не успела сойти с крыльца, как вдруг в ногу чуть ниже колена прилетел снежок.
— Здравствуйте, дорогая и любимая Татьяна Федоровна, — пропел Саня, отряхивая руки от снега. — А я вас тут жду.
Она недовольно покачала головой и пошла к калитке:
— Сниткин, тебе заняться нечем? Решил избить учителя? Иди учи уроки, бабушке помоги.
Саня пристроился сбоку, подстраиваясь под ее шаг:
— Я уже все выучил и всем помог. Освобождал время специально, чтобы с вами прогуляться. Очень я по вам, Татьяна Федоровна, соскучился.
— А я как скучала, Сниткин. Две недели без полицейских и преступлений. Моя жизнь стала серой и унылой.
Саня рассмеялся:
— Вот за что я вас люблю, Татьяна Федоровна, так это за чувство юмора. Без него вы наверняка бы уже отвесили мне подзатыльников и оскорблений. А я бы ответил тем же. И меня исключили бы.
— Твой план провалился, Сниткин.
— Мой план провалился. И я решил действовать по-другому. Хочу познакомиться с вашим уважаемым мужем, Татьяна Федоровна. С Игорем Константиновичем. У меня проблемы с историей. Я знаю, что у него слабое сердце. Надеюсь, мое появление его не слишком расстроит.
Татьяна Федоровна остановилась. Нижняя губа ее еле заметно дрожала:
— Никуда ты не пойдешь, Сниткин. Разворачивайся и домой, — твердо сказала она.
Саня попытался взять ее под руку. Она оттолкнула его, достаточно сильно, чтобы тот упал на снег, и пошла прочь быстрым шагом.
— Что это вы деретесь, Татьяна Федоровна? — смеялся Саня ей вслед, перевернувшись на спину. — Я все равно адрес знаю. Ждите, через часик приду. С тортиком.
Татьяна Федоровна развернулась и таким же быстрым шагом подошла к Сане. Тот стоял как ни в чем не бывало. Ее руки в варежках были сжаты в грозные кулаки. На лице отразилась ярость:
— Только попробуй заявиться к моему мужу!
— О, Татьяна Федоровна. Вы и злиться умеете! Осталось только меня мусором назвать за то, что мужа вашего уважаемого хотел угробить вам назло.
— Ах ты!.. — Татьяна Федоровна невольно замахнулась. Саня зажмурился.
Но вдруг ее рука опустилась. И сама она опустилась: тяжело упала на колени, уперлась ладонями в землю. Заплакала, громко, навзрыд. Саня оторопел. Некоторое время молча наблюдал за своей учительницей, потом сел на корточки:
— Татьяна Федоровна, вы чего? Я же не серьезно, это шутка такая.
— Паршивец, — выла Татьяна Федоровна. — Подонок, негодяй. Его из болота вытянуть пытаются, а он убийством угрожает! Скотина неблагодарная, тварь!
— А вы меня исключите. Это лучшая помощь мне будет. И вам хорошо, и мне.
— Скотина, — не унималась Татьяна Федоровна. — Бабушка из-за него ночами не спит, унижается. Я унижаюсь, покрываю его. Пытаюсь от проблем огородить, как будто у меня самой этих проблем нет.
— Так я и говорю. Вы меня исключите, и не будет у вас никаких проблем…
— Муж инвалидом стал, — перебила его Татьяна Федоровна. — Я его на себе таскаю десять лет. Устала, как собака. Хочу, чтобы меня на руках носили. Не наоборот. Детей нет. Кто за мной ходить будет, если вдруг инсульт? Кто за ним будет ходить? Ни одного цветочка в благодарность не получили за столько лет труда. Все здоровье на вас, неблагодарных, потратили, и ваших родителей склочных, а в ответ ничего. Одни обвинения. Как же я устала, господи…
Саня молчал. Молчал и слушал. Подумав немного, положил руку на плечо Татьяны Федоровны. Та смахнула ее:
— Убирайся. Оставь меня. Что же это такое? Даже поплакать нормально не дают!
Охранник, вышедший покурить, заметил их, услышал всхлипывания Татьяны Федоровны:
— Ах ты!... — кричал он, подбегая к ним с фонариком. — Ты что ей сделал, а? Татьяна Федоровна, что он вам сделал?
***
Через два дня она сидела в своем кабинете и читала записку, которую ей передал охранник. Написана записка была неровным, дергающимся почерком человека со сломанным пальцем: «Татьяна Федоровна! Простите, что напугал. В итоге сам испугался больше, за вас. Надеюсь, вам полегчало. Потому что мне полегчало. Вы, оказывается, как я. Тоже на всех злитесь. Только я себя не сдерживаю, а вы сдерживаете. Обещаю, что буду сдерживать себя, если вы перестанете. Кстати, поздравляю! Сегодня Татьянин день! Сниткин Саня».
Татьяна Федоровна свернула записку и убрала в ящик стола. После звонка она провела урок. Все шло по-старому. На перемене пришли родители, возмущаться по поводу оценок за контрольную. Татьяна Федоровна не стала выслушивать претензии и захлопнула перед их носом дверь:
— Мне некогда, — отрезала она.
Саня, пришедший с классом на урок, внимательно наблюдал за происходящим. Были отвергнуты и родители, пришедшие на второй, третьей, четвертой перемене. На пятой в кабинет вошел директор:
— Татьяна Федоровна, можно с вами поговорить? — начал он.
— Нет, у меня урок, — ответила Татьяна Федоровна. — Выйдите, пожалуйста.
После уроков она полила цветы, быстро оделась и вышла из школы. На крыльце столкнулась с недовольными родителями и детьми своего класса:
— Татьяна Федоровна! Нам нужно с вами поговорить! Эта тройка, которую вы поставили, несправедливая!
Татьяна Федоровна развернулась и хмуро бросила в ответ:
— Не нравится, как я учу, сами учите. Что ж вы ко мне все идете?
Родители замолчали, а она не спеша пошла домой. Около подъезда, услышала шаги и знакомый голос:
— Татьяна Федоровна! — Саня подбежал, растягивая в улыбке румяные щеки.
— Что тебе, Сниткин?
— Хочу пожать вам руку. В знак заключения договора, — его протянутая рука осталась одиноко висеть без внимания. — Ну, как хотите. Можете меня ненавидеть. Даже сволочью обзывать. До выпускного я буду паинькой.
— А после выпускного?
Саня растерялся и захлопал глазами:
— Не знаю. Я же не смогу за вами следить. Значит, не буду паинькой…
— Следи. После выпускного и потом. Если хочешь.
— Чего-о-о? — протянул Саня.
— Идем. — Татьяна Федоровна открыла дверь. — Игорь дома, позанимается с тобой. Ты же хотел.
— В честь чего вдруг такая щедрость к двоечнику и сволочи?
— Сам же написал, что сегодня Татьянин день. День всех Татьян и студентов. Пойдем праздновать. Тортик-то принес?
---
Автор: Виктория Морхес