Январь 2111
Здравствуй, Оль.
Спасибо Вальке — я точно знаю, что ты на Земле и что с тобой всё в порядке. Я не очень хорошо поступил: не выдержал и заставил его опять связаться со спутником, отследить твой смартфон. Забавно, да — отсюда можно при желании отследить конкретного землянина, но нереально без помех настроиться на новости или канал связи.
Что там у вас творится, мы по-прежнему толком не знаем. Ну, проблемы с энергией, ну, пытаются синтезировать эргорий — и всё, никаких подробностей. Дальнобойщики, которые забирают газ, с нами не разговаривают, как будто мы чумные. У нас болеет триста семнадцать человек, никого стационарных с планеты не выпускают. Тупо, тупо, как тупо это всё! У меня послезавтра кончается десятая вахта, если бы не эта чепуха, я бы уже летел к тебе!
Оля. Вот ещё что меня томит. Не могу терпеть, напишу. Ты мнительная подозревака, я мнительный ревнивец, так что… Не знаю, что творится на Земле, не знаю, как ты, что ты, знаю только, что на момент написания, судя по геолокации смартфона, ты сидела дома. Выдумывать, напраслину возводить не хочу, но мыслям не прикажешь. Прости меня, милая моя, если ошибаюсь и подозреваю напрасно (глупо, напрасно, сам знаю, но в голове сидит червяк и трещит: она началавстречатьсяс другим… ты ещё тридцать лет и три года просидишь на Гевесте… нахрена ей такой муж…). Прости дебила. Но, Олечка, вот в чём дело: я тебя очень, очень люблю, больше жизни люблю, больше Земли, больше всех на свете. Я тебя десять лет не видел, а люблю только ещё крепче. Но ты, пожалуйста, знай вот что: ты свободна. Будь там счастлива на Земле. Я так надеюсь, что у вас там наладится с энергией, с электричеством… С Гевесты эргорий по-прежнему забирают огромными фурами, «Крытый фургон» увёз столько баллонов, что из них энергии получится шестьдесят гигаватт. У нас даже прорабов сняли со стройки — всех отправили в поле, сжижать газ. Спина болит, зараза. А ты не пишешь, Олька. Вот я и нервничаю (что там нервничаю! С ума схожу, на стенку лезу!), что ты, наверное, завела себе кого-то. Я стараюсь не думать так, но… червяк, помнишь? Олечка, живи, будь счастлива, а я буду смотреть на тебя отсюда и радоваться. На всякий случай — вдруг ты вернула девичью фамилию, — княгиней не называю.
***
Пишу вдогонку. Только что сунул контрабандой предыдущее письмо дальнобойщикам. Надеюсь, успею и эту приписку.
Прости меня, милая моя. Я написал, а теперь мучаюсь, что обидел тебя этими своими предположениями глупыми... Оленька, как бы там ни было, ты, если захочешь, чиркни пару строк — я всё равно буду рад, как бы там ни было! Если этот гипотетический он существует — очень надеюсь, что он приличный парень.
Апрель 2113
Привет, Игорь!
У меня новости — сумасшедшие. Во-первых — круглая дата: написала тебе триста пятьдесят писем. Так надеюсь, что хоть одно дошло. Иногда снится, что спускаюсь по лестнице, а из почтового ящика торчит бумажное письмо — как раньше посылали, в таком конвертике с индексом…
Во-вторых — двенадцать лет с тобой не виделись. Но это ничего. До знакомства мы с тобой двадцать лет порознь жили, так что и это переживём.
Запястье ноет страшно: разморозили мою кандидатскую (представляешь!), приходится восстанавливать материал, подгонять, доделывать, и почти всё пишу от руки. У ноута остались три запасных аккумулятора, но я их берегу; мало ли, до защиты так и не наладят энергию, придётся показывать презентацию со своего ноутбука. Так что пишу ручками, как первоклашки на чистописании, а потом оцифрую на кафедре — в последнее время нам энергию почти не урезают, потому что… Бам-м! Бом-м! Фанфары! Третья, и самая невероятная новость: возможно, мы нашли выход из кризиса.
Помнишь, я увезла с Гевесты образец почвы для кандидатской? Сначала завертелась, закрутилась, а потом некогда и незачем уже было с ним возиться, я его куда-то засунула, и сама забыла. А недавно, когда обрадовали, что кандидатскую размораживают, я раскопала его и оставила на столе. Пошла договориться с лабораторией насчёт спектрального анализа. А когда вернулась… Захожу в кабинет, и просто сразу в нос шибануло: тот пряный, как у кориандра запах, но с такой мыльной, пыльной ноткой… Эту вонь забыть нереально. Я сразу к химикам: говорю, берите пробу воздуха, пока не выветрился! Они взяли, проверили… Ага. Это он и был. Тот газ с Гевесты, который безуспешно пытаются синтезировать на Земле.
Камеры наблюдения не работают, так что пришлось восстанавливать кое-как, по памяти, что происходило в кабинете. Оказывается, пока я выходила, проводили какие-то испытания, и включили свет на десять минут. А я лампочку на столе давно уже не выключаю, пока в институте, — когда свет по расписанию, я всегда за столом. Ну вот… лампа нагрела гевестскую почву. И выделился эргорий. Оказывается, в почве есть особый элемент, который и обуславливает при нагревании выделение газа. Странно, да — учёные так долго бились над тем, чтобы синтезировать сам газ, и никто даже не подумал, что дело может быть в почве. Ещё выяснилось, что синтезировать эргорий на Земле сейчас в принципе невозможно — на планете просто нет таких элементов. А вот особый элемент почвы (его пока назвали Эрго113, по году открытия) воссоздать можно. У нас уже есть пробный образец, и из него уже удалось получить газ! Ну а из газа — энергию… Больше того: чем выше температура нагревания, тем больше выделяется эргория. Если бросить Эрго113 в огонь, выделится почти полтора кубического метра газа!
Если всё пойдёт хорошо, скоро Земля выйдет из кризиса. Ты только подумай! Снова свет, когда захочешь. Тепло в доме. Снова можно будет вскипятить чайник, выпить кофе когда угодно, хоть среди ночи. Снова метро заработает, батюшки мои! Снова будут фонари на улицах, можно будет пользоваться телефоном — мой-то сколько лет дома пылится. Я пыталась зарядить аккумулятор тёркой о шерсть, но только совсем испортила. Хотела отнести в мастерскую, а потом подумала — на что мне телефон, если зарядить всё равно не хватает электричества? Даже то, что дают несколько раз в сутки, — лимитированный объём. Так что — только представь, всему этому конец, снова нормальная жизнь!
Пиши, Игорь, ну хоть строчечку напиши, как в той старой песне. Напиши, пожалуйста. Ну ты же такой умница. Ну пожалуйста, придумай, как передать хоть словечко. Напиши «Олька-подозревака», мне уже хватит.
Не могу отделаться от дурацкой мысли: зачем я это строчу, зачем эти триста пятьдесят писем, если ты не отвечаешь? Может, не получаешь, а может, просто не хочешь отвечать… Прости.
Июнь 2115
Я их ненавижу, Игорёк. Ненавижу. Если бы я знала, кто принял это решение. Если бы я знала, к чему приведёт эта почва под лампочкой! Да лучше бы ещё сто лет искали другой источник!
Они обосновывают это тем, что инфекция с Гевесты ни в коем случае не должна попасть на Землю. Но я уверена, там никакой инфекции уже нет! Либо она не так опасна, как пытаются представить. Это просто полная информационная блокада: никаких новостей о гевестском проекте, о сотрудниках, об учёных… Я начинаю подозревать, что твои письма не доходили всё это время не потому, что были перебои с почтой и вообще с энергией. Их просто не пускали! Наверняка комитет давным-давно вынашивал этот план: выкачивать с Гевесты эргорий, пока на Земле не найдётся другой источник, а потом законсервировать планету, чтоб был этакий анклав, куда можно свалить, если что!
Вернее, не анклав, а тюрьма. На Гевесту теперь планируют посылать политических заключённых. Знаешь, как раньше декабристов ссылали в Сибирь или по пятьдесят восьмой статье на Колыму. Абсурд! Абсурд! При чём тут инфекция? Просто Земле больше не нужна Гевеста, не нужен эргорий! Зачем поддерживать такую дорогую инфраструктуру по его добыче, стройку, поля, погрузки, сжижение, хранение, транспортировку, обслуживающий персонал, если можно просто закрыть проект — карантин! Открестились! На, Боже, что мне негоже!
Я буду выступать за возобновление сообщения с Гевестой, Игорь. Это ужасно. Коллеги твердят, что это во мне личный мотив играет, что ничем хорошим это не закончится… Слушай, ну ведь явправе хотя бы узнать, что с моим мужем? Меня на улицах узнают — а о тебе я не знаю ни слова, ни полслова.
Ужасно, что ты там, Игорь! Это, в конце концов, бесчеловечно — вот так оставлять там людей, без связи… Никто так и не знает, что действительно творится на Гевесте. Говорят, что из-за инфекции вы там мутировали… Игорёк, это хрень. Я не верю. Я верю другим слухам: что у вас всё хорошо. Что вы строите новые города. Что у вас там есть тёплые базы, бани и, может быть, даже пляжи, и виноград растёт крупный и сладкий, как у нас на Кавказе, и у вас даже лучше, чем на этой ханжеской Земле.
Люблю!
P.S. С энергией почти наладилось: полсуток свет стабильный, полсуток — как повезёт, но по сравнению с тем, что было… Интернет появился; стало гораздо проще узнавать новости, но они хорошо поработали с сетью, пока не было энергии: интернет стал как локалка, обкорнанная цензурой.
Прости меня за всё, Игорёк. Я люблю тебя. Я буду бороться до конца, сделаю всё, что смогу, чтобы этот идиотский, самый бесчеловечный в новейшей истории закон о несообщении с Гевестой отменили.
Октябрь 2118
Привет, Оль.
Мы сегодня впервые за кто знает, сколько лет поймали земные новости. Слушали тридцать секунд. Узнали, что у вас всё-таки синтезировали эргорий, причём давненько, а значит, у Земли больше нет проблем с энергией. А значит, вкладываться в Гевесту больше нет смысла. Мы подозревали подобное уже давно; пока ещё нам кое-что присылают — семена по мелочи, лекарства, материалы, — но в воздухе висит, что вот-вот прекратят. Что ж, может быть, нас всё-таки пустят домой. Хотя в это, конечно, не верится.
Оля...
На самом деле, мы тут уже давно смирились, что на Землю не вернуться.
Да нихрена мы не смирились. Оля!
Давно достроили дом, в котором мне выделили квартиру. Начинаем строить парк. В центре, на Лысом холме, будет целый гектар под стеклянным куполом — там так тепло будет, что на входе поставят гардероб. Можно будет гулять в футболке. Будет даже прудик, совсем как на Земле. Я этого прудика жду, как не знаю чего. Можно будет притворяться, как будто на море поехал, в Аджимушкай или в Анапу: белые раковины, рыжие скалы…
Иногда я сплю, и мне снится, что ты тут. Только ты всё такая же маленькая, тёмненькая моя Олька. А я-то теперь здоровый мужик, бородач, настоящий дровосек, краснощёкий, зарос и заматерел. Ты меня и не узнала б, наверное, если б увидала, Олька.
Январь 2120
Привет, Игорёк. Приятно снова печатать; отвыкла от клавиш.
Не помню, говорили или нет — элемент официально назвали Эрго115; не по году открытия, а по году обнародования. У Земли больше нет проблем с энергией — тоже официально. У нас всё благополучно; уже почти как раньше. Всё у нас тут хорошо, Игорь, а меня высылают на Гевесту. Статья — подрывная деятельность, действия, направленные на незаконное изменение установленного общественного порядка и государственного устройства.
Тебе не смешно? Мне — да. За что боролась, на то и напоролась. Хотела возобновить нормальное сообщение с Гевестой — пожалуйста, лети туда сама.
Страшно, Игорь. Сидя на Земле, я могла воображать, что там всё хорошо. Что ты жив. Что на Гевесте прекрасные цветные города и добрые люди, тоскующие по Земле и отрезанные от неё по мановению каких-то параноиков. А теперь, когда мне предстоит лететь… А что, если там пустота? Та же самая база в поле багровых пузырей, тот же давящий колпак вечной ночи, тот же аммиачный снег? Мне сказали, финансирование свели к минимуму — лишь бы поддерживать жизнедеятельность тех, кто остался, кого Земля не желает принять. Официальная версия — по-прежнему страх занести на планету новый вирус.
Здесь я могла притворяться, что с тобой всё хорошо, что ты не отвечаешь по какой-то объективной причине. Я их столько выдумала, этих причин — блокнота не хватит. Признавалась себе, что ты не отвечаешь, потому что завёл другую. Это я переживу… Но… вдруг я прилечу и увижу, что тебя просто… нет. Нет, нет, нет, князь мой.
Игорёк, я вылетаю через месяц на почтово-грузовом лайнере; его тут называют МУЛом — межпланетным универсальным. Это точно в насмешку: он медленный, как не знаю, что. Говорят, будем лететь почти три месяца. Это в то время, когда можно за неделю добраться!А помнишь наш разведывательный экспресс? Как там воняло топливом! Надеюсь, в почтовом хоть так не будет; всё-таки почти двадцать лет прошло. В общем… В общем, скоро увидимся. Пишу это — рука дрожит, и внутри всё дрожит, кипит от страха. Никакой надежды, никакого предвкушения. Только страх.
Я передам это письмо с одним новым знакомым. Если предположить, что все прочие письма до тебя почему-то не доходили, — это точно должно дойти.
Хожу последнюю неделю, как будто внутри — ни черта, одни камни.
Август 2120
Ну как ты там, Олька моя? Никак не могу бросить тебе писать. Прихожу со стройки, с поля, с базы, из парка (представляешь — уже открыли!), ещё откуда — и тут же думаю: сяду-ка я к столу письма тебе писать.
Пишу-пишу, на ответ не надеюсь — к этому-то я привык. А тут вдруг сообразил: я ведь уже забыл, как ты выглядишь. И ни одной фотографии. У нас тут появился местный интернет, но, конечно, никаких земных ресурсов. Я попытался нарисовать тебя по памяти. Самое обидное — не знаю, похоже вышло или нет. Валька говорит, нет.
Нельзя так долго держаться за призрак. Валька говорит, я сбрендил. С другой стороны, он говорит, что все мы тут сбрендили, и на Гевесте только через поколение появятся адекватные люди, которые не видели этого фортеля Земли: сначала выкачать эргорий, чтоб самим не умереть, а потом закрыться от нас и бросить. Ничего. У нас тут уже своё всё. Как-нибудь. Как-нибудь. Только без тебя тяжело — вот к этому я никак не привыкну.
Всё, заканчиваю. Надо отвыкать от этих писем. Буду поэтапно; буду писать всё реже и короче.
Декабрь 2120
— Нет, ну это надо!
Валька поперхнулся. Изо рта брызнули крошки. Кашляя, сунул газету Игорю.
— Почтово-грузовой лайнер! Вот что они нам прислали впервые за три года! Письма из прошлого просто! Ты прочитай…
«...из-за поломки межпланетный универсальный лайнер совершил вынужденную посадку на орбитальной станции Венеры. Ремонт длился около полугода...»
— Полгода! Бедняги, — вздохнул Игорь. — На полгода зависнуть в космосе… Как у них ресурсов-то хватило.
— Так грузопочтовый же лайнер. Видимо, какие-то грузы были с собой. Может, консервы, — предположила заглянувшая в комнату Варвара.
— Нам? — усомнился Игорь.
— На Юпитер. МУЛ летит на Юпитер, на Гевесте будет только промежуточная остановка в шлюзе, — объяснил Валька. Голоса у отца и повзрослевшей дочери были удивительно похожи; если не смотреть, даже не понять, кто говорит. — А что, если там реально почта? Он же за три года письма привёз! А может, и больше. Пойдёшь на почтамт?
— На что мне.
Сказал — а внутри всё равно задрожал, съёжился выгоревший комок, оставшийся от надежды.
— А я пойду, — весело сказал Валька. Вот неунывающий… — Варвара, айда со мной? Посмотрим заодно на новый аэропорт...
— А я не пойду, — разозлившись, бросил Игорь. — Мне, знаешь ли, никто не пишет.
— А вот и не угадал, — ошарашенно и осторожно произнёс Валентин часом позже. — Твоя Оля. Вот. Письмо… Тебе… Сказали, лежит давным-давно...
«...Я передам это письмо с одним новым знакомым. Если предположить, что все прочие письма до тебя почему-то не доходили, — это точно должно дойти».
Что-то внутри вспыхнуло, взорвалось, как тот пузырёк с газом в их первые дни на Гевесте.
***
Восточные горы заливало алым маревом; в воздухе пахло эргорием, но мылкий, острый дух перебивали ароматы из парка — перезимовавшей хвои, реки, молодой зелени.
«Скоро, поди, сирень зацветёт».
А потом накатили тучи, стало зябко, пришла глухая и холодная предрассветная тишь. Девятнадцатилетняя Варвара ёжилась рядом — уставшая от долгой зимы, нарядилась в платье, выскочила с голыми руками. Игорь стянул пиджак, накинул ей на плечи; Варя улыбнулась. Тоже прибежала за почтой — пришла пораньше, чтоб потом не толочься в аэропорту во время рейсов. Все службы на Гевесте до сих пор ютились под одной крышей: и почтамт, и банк, и аэропорт…
...МУЛ уже сел. Игорь видел, как белое брюхо вспарывает лиловое небо, ещё издалека уловил хриплый треск двигателей. С посадки прошло четверть часа; но не может же так долго… она… да где вообще все пассажиры?..
— Почтовый мул, — пробормотал Игорь, ощупывая непривычно голый подбородок. — Почтовый мул…
— Что, Игорь Иванович? — встрепенулась Варя.
— Да так… сам собой… — выдохнул он. — Пойдём, может, зайдём?
А сам просто не мог стоять на месте; не было сил. Последняя капля терпения сорвалась с кончика носа.
Ёлки — маленькие, хилые, но всё-таки самые настоящие земные ёлки, прижившиеся на Гевесте, — выстроились у входа, как часовые. От долгого стояния на холоде ноги занемели, Игорь вошёл в аэропорт, морщась от разбежавшихся по икрам иголок. Проковылял к стойке регистрации; в голове разрастался шум, он видел, что регистраторша шевелит губами, но разобрать ничего не мог.
Варя дёрнула за рукав. Он обернулся...
Шум порвался с бумажным грохотом — образовалась дыра, как будто со стены сорвали кусок обоев. А там… в этой белизне...
— Игорёк, — услышал он растерянное, знакомое-знакомое.
Рванулся, закрутился на месте, всё поплыло, как в детстве на карусели...
Она ухватила его за руку, и он наконец поймал, вдохнул, прижал к себе, сдавленно пробормотал:
— Привет, княгиня...
Автор: ste-darina
Источник: https://litclubbs.ru/articles/42077-pisma-iz-tundry.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
