22.11.2023 • Мария Колесникова, кандидат политических наук, доцент МГЛУ
За последние несколько лет турецкие войска осуществили ряд военных операций на территории Сирийской Арабской Республики, которые привели к созданию нескольких пограничных зон под контролем Турции - это «Щит Евфрата» (август 2016 г.), «Оливковая ветвь» (январь 2018 г.), «Источник мира» (октябрь 2019 г.), «Коготь-Меч» (ноябрь 2022 г.). Разрушительная сила этих операций обрушилась на курдские города и поселки под предлогом преследования бойцов Сирийских демократических сил, которых Анкара обвиняет в связях с базирующейся в Турции и признанной ею террористической организацией Рабочей партией Курдистана[1]. При этом сегодня поддерживаемая Турецкой Республикой (ТР) Сирийская национальная армия (СНА) контролирует территорию, простирающуюся от северной провинции Алеппо и района Африн до пространств к востоку от реки Евфрат между Тель-Абьядом и Рас-эль-Айном[2].
Де-факто на южном фланге Турции были образованы братские квазиобласти, за устойчивость существования и развития которых негласно взяла ответственность Анкара. ТР предоставляет здесь доступ к базовым услугам (хотя и с разной степенью интенсивности), связанным со сферами образования (развертывание порядка 500 турецких школ и филиалов турецких университетов), здравоохранения (в т. ч. восстановление больниц в крупных городах), телекоммуникаций (включая обеспечение доступа к интернету), обеспечения электричества и водоснабжения. Кроме того, при турецком участии были созданы локальные полицейские силы под названием «Сирийская оперативная группа». Поддержанием безопасности в тесной координации с турецкой разведкой также занимается т.н. Сирийская национальная армия (СНА)[3].
В местных советах большинства районов на севере Сирии, находящихся под турецким влиянием, был утвержден турецкий координатор из расположенных по соседству провинций. Так, губернатор турецкого Хатая координировал работу совета Африна, губернатор Килиса и Газиантепа - советы в зонах, перешедших под контроль Анкары по итогам проведения операции «Щит Евфрата», а губернатор Шанлыурфа призван отвечать за районы между Тель-Абьядом и Рас-эль-Айном.[4] При этом средства в местный бюджет поступают от контролирующей их турецкой провинции и покрывают расходы на заработную плату сотрудников, восстановление инфраструктуры и коммунальные услуги. В августе этого года стало известно, что здесь ожидается назначение турецкого «супергубернатора» для контроля деятельности на территориях входящих в т.н. «зону безопасности». По оценкам местных СМИ, это необходимо, чтобы устранить многоголосицу в системе административного управления.[5] В регионе также служат представители некоторых турецких министерств (образования, здравоохранения, энергетики, торговли, молодежи и спорта, транспорта и инфраструктуры) с целью координации деятельности местных профильных структур.
Но многие зарубежные эксперты указывают на то, что параллельно турецкие власти предпринимают шаги по «разбавлению» локальной идентичности. На севере Сирии стремительно сокращается курдское население и параллельно растет число представителей других народов, т н. «вынужденных переселенцев», которых Анкара стремится перевести в свое национальное правовое поле. В частности, в отдельных случаях предписывается получать новые удостоверения личности со специальным кодом, связанным с отделами записи актов гражданского состояния в провинциях на юге Турции[6]. Водительские удостоверения и государственные знаки всех автомобилей в обязательном порядке подлежат регистрации на территории ТР[7].
Помимо этого, значимо использование Анкарой туркоманского фактора[8]. Турецкая сторона поселила сотни туркоманских семей в деревнях вблизи курдского города Африн, позволив им захватить земли в сельской местности и построить семь «образцовых» деревень[9]. При этом отдельный сюжет – непростые перипетии отношений туркоманской и курдской общин в Сирии. Дополнительной проблемой является разнообразие политических взглядов среди туркоман, часть из которых входят в коалицию, противостоящую правительству Башара Асада (их главная политическая задача - «свергнуть режим Асада и установить в Сирии демократию, где все этноконфессиональные группы смогут мирно жить вместе»), другие же, наоборот, дистанцируются от вмешательства Турции в их внутренние дела и даже поддерживают политику официального Дамаска. Вместе с тем Турция стремится целенаправленно использовать туркоман в своей стратегии и вовлекать их в сопротивление созданию курдской администрации вблизи турецких границ. Поскольку руководство туркоманских политических организаций не всегда и не во всем довольно отведенной ему роли во внешнеполитическом курсе Турции, оно стремится получить гораздо больше власти при поддержке тех сил в ТР, которые выступают за более умеренный подход для построения конструктивных будущих отношений и своих поиску позиций в сирийской политической структуре. Данное обстоятельство порой приводит к тому, что некоторые туркоманские политические активисты (при поддержке некоторых турецких политиков) выражают готовность сесть за стол переговоров (в частности, с правительством Б. Асада и некоторыми курдским группами) в целях снижения напряженности и укрепления сотрудничества по вопросам, представляющим взаимный интерес.
На фоне активизировавшейся многовекторной деятельности Анкары в северной части Сирии неизбежно встает вопрос о сопряжении в регионе факта турецкого присутствия с наличием особых американских интересов, в частности, поддержки курдских формирований. Ряд аналитиков полагает, что ТР и США выступают в данном случае как очевидные соперники, но при этом Турция в последнее время не решается на еще более масштабные действия из-за отсутствия поддержки со стороны Вашингтона.[10] Иные же считают, что «большой заокеанский брат» попросту «позволяет» туркам так себя вести. В турецкой политической элите бытует двоякая позиция: с одной стороны, осуждение американцев за их помощь курдам, с другой – приверженность тактике «не раздувания конфликта» в ответ на замалчивание американцами происходящих процессов «туркизации» в Сирии. При этом обеим сторонам выгоден поддерживаемый «управляемый хаос».
С избранием в ноябре с.г. нового главы передовой оппозиционной партии – Народно-республиканской (НРП), распространяются дискуссии о том, каких концептуальных и тактических изменений следует ожидать, в том числе, на векторе сирийского и курдского вопросов. Мнения на данный счет также полярны. Некоторые видят в фигуре Озгюра Озеля надежду на укрепление позиций партии на политической сцене Турции и подчеркивают его стремление привлечь симпатии курдов, приводя в качестве подтверждения выдержки из его выступления в Диярбакыре, в которых содержатся обещания «решить курдскую проблему», связанную с вопросами дискриминации, ущемления прав и политической эксплуатации[11]. В то же время отдельные обозреватели полагают, что подобная риторика – лишь игра перед грядущими муниципальными выборами, в действительности же – косвенные признаки указывают на близость во взглядах с правящей Партии справедливости и развития, тенденцию на снижение градуса жесткой оппозиционной риторики в дальнейшем.
В любом случае, в преддверии электоральной гонки весной 2024 г. следует ожидать, что курдский вопрос будет явно задействован сторонами вновь, а сирийский конфликт со всеми его производными еще длительное время будет оставаться тлеющим фактором у границ турецкого двора….
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Читайте другие материалы журнала "Международная жизнь" на нашем сайте.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs
