Простой парень

Григория Григорьевича в командировки отправляли редко, а тут такое! Утром главный редактор газеты «Правда» вызвал его к себе.
- К тридцатилетию Победы нужен репортаж о наших ветеранах. Прокатись по стране. Вот список. Если кто живой – поговори, расспроси. С молодых корреспондентов толку мало, а ты воевал, общий язык найдёте.
«Ночью подразделение, где служил Григорий, окопалось на выходе со станции. Траншеи были по обе стороны железной дороги. Эшелоны шли один за другим. Поезда, гремя колёсами на стыках, уезжали в тыл, увозя раненых красноармейцев и подбитую технику. Одновременно с последним поездом показались немецкие солдаты. Соблюдая приказ «Не стрелять», Григорий наблюдал за врагом. Немец был в себе уверен, шёл в полный рост, даже слышалась губная гармошка. Дружный залп винтовок быстро охладил пыл наступающих, а пара пулемётов выкосила почти половину вражеских солдат, пока они не догадались лечь на землю. Несколько немецких самолётов пролетели над позициями бойцов Красной армии. Григорий был ранен осколками их бомб в обе ноги. В госпитале его увидел сокурсник, вместе учились на филфаке. Это он его, после выписки, «выпросил» в военные корреспонденты».

Григорий Григорьевич начал с Владивостока. Приехав в город, пришёл в местную редакцию газеты. Узнав причину приезда корреспондента из Москвы, там наперебой стали советовать, с кем нужно встретиться, но у него было своё задание. Нужно было найти именно конкретного человека. Привезли к самому морю. Волны разбивались о скалистый берег. Шум стоял такой, что говоривший не слышал собеседника. Возле маяка стоял каменный домик, из трубы шёл дым. Молодой корреспондент местной газеты, приданный Григорию Григорьевичу в провожатые, указал на строение. На входе их встретил мужчина. Его почти седая борода была аккуратно пострижена.
- С проверкой приехали? – спросил он.
- Нет, я из газеты, - Григорий Григорьевич показал служебное удостоверение.
- Проходите.
Смотритель маяка придержал дверь, она была готова разбиться о стену домика при каждом порыве ветра. Голос смотрителя был грубым, гости это заметили.
Едва отогревшись, Григорий Григорьевич спросил:
- Вы где воевали, Иван Дмитриевич?
- Вон карта, там всё отмечено! – смотритель кивнул на стену, заваривая чай.
На карте Советского Союза были две линии. Одна тянулась от Владивостока до Берлина, вторая обратно до острова Сахалин.
- Много пришлось пройти! – заметил Григорий Григорьевич.
- Да уж, находился.
- Судя по Вашему голосу, есть обида?
- Есть!
Из разговора выяснилось, что в шестьдесят первом Иван Дмитриевич вступился за девушку, на которую напали хулиганы. Не рассчитав силу, одного убил. Дали семь лет, ордена и медали забрали, а после освобождения так и не вернули.
Григорий Григорьевич открыл свой блокнот с обратной стороны. Что-то подсказывало, что такая несправедливость будет не первой.
- С японцами сложнее было чем с немцами? – задал вопрос Григорий Григорьевич.
- Ты видел, как японские солдаты в атаку идут? Нет? Кричат «банзай» или как там по-ихнему. Я в одного семь пуль всадил, а он бежит.
Вернувшись в Москву, Григорий Григорьевич обратился в архив. Там подтвердили, что человек на маяке имеет боевые награды. Он добился их возвращения ветерану. Через несколько лет Григорий Григорьевич узнал, что люди, которые привезли продукты на маяк, обнаружили смотрителя маяка мёртвым.
«Группа разведчиков возвращалась с добычей. Пожилой гауптман едва передвигал ноги в глубоком снегу, Ивану приходилось его подталкивать прикладом автомата в спину. Возле небольшого лога, бойцы наткнулись на немецких солдат, которые за каким-то чёртом болтались по лесу. Завязался бой. Иван крикнул командиру группы, потребовал уходить, а он останется прикрывать. Раненого его пленили немцы. Через два месяца удалось бежать, вернулся к своим. После проверки продолжил воевать».

Следующим городом в списке Григория Григорьевича был Хабаровск. Снова помогли корреспонденты из местного отделения газеты. Привезли на окраину города. Маленький домик выделялся среди других резными наличниками на окнах. Возле палисадника женщина гребла жухлую траву.
- Здравствуйте. Мне бы Степанова Николая увидеть, - обратился к ней Григорий Григорьевич.
- Нет его, - ответила женщина, даже не повернув голову в сторону гостя.
- Вышел куда?
- Ага, вышел. Насовсем. Год как умер.
- А вы ему кто?
- Женой была, теперь вдова. Зачем пришли? – женщина отложила инструмент.
- Я из газеты. Скоро годовщина Победы, материал для статьи собираю.
- Приезжать надо было, когда живой был, а сейчас…, - не договорив, женщина показала рукой на калитку.
Григорий Григорьевич вошёл в дом. Уютно, чисто, пахло свежей выпечкой.
- Садитесь за стол. Пирогов с утра напекла. Вы уж простите, что так грубо встретила.
Женщина хлопотала на кухне, готовя угощение.
«Николай зажмурился, каждый немецкий самолёт нёс смерть, он думал, что в этот раз именно ему. Отбили третью атаку, перед траншеей лежали трупы немецких солдат, кто-то ещё двигался, добивать их никто не собирался. «Мёртвых бойцов на бруствер, ещё помогут!» - кричал политрук, но его приказ не очень-то торопились выполнять. Николай проверил гранату. Готова к бою. Он был уверен, что если нужно будет, именно она положит конец его жизни. Три немецких танка, объехав холм, вышли на поле. Один из них сделал выстрел – перелёт. «Приготовить гранаты и бутылки! По три бойца на танк. Остальные замерли!» - крикнул ротный. Николай наблюдал за первым танком. Обогнув глубокую канаву, тот ехал прямо на него.
- Готовь бутылку, да коробок проверь, чтобы сухой был! – скомандовал он молодому бойцу.
- Жарить их будем?
- Ага, с корочкой! Чтобы хрустела!
Танк был совсем близко, его пулемёт не замолкал, красноармейцы пригнулись в траншее.
- А это твоё! – Николай, чиркнув спичечным коробком о запал бутылки, бросил её вслед проехавшему над ним танку, - вторую давай. Жару поддать надо! Мёрзнет гад!
- Готово! – боец подал ему бутылку с зажигательной смесью.
Едва Николай успел бросить её, как совсем рядом взорвалась мина. Его едва не засыпало.
- Ещё давай, второй прёт! – кричал Николай, но разговаривать было уже не с кем, его товарищ лежал мёртвый.
Взяв из его руки бутылку с тёмной жидкостью, Николай отошёл правее. «Если не свернёт, то, как раз мимо меня проедет!». Боец ждал, а танк как будто испугался. Остановившись в десяти метрах от траншеи, он стал разворачиваться. Его правая гусеница срывала дёрн, кромсая останки немецких солдат. «Не так, так этак!» - Николай вылез из траншеи, поджигая на ходу фитиль. Пламя охватило танк, из его люка показались двое танкистов. «И за Мишку, и за Пашку!». Несколько выстрелов и враг был уничтожен. Постучав прикладом винтовки по броне вражеской машины, Николай спросил: «Ещё кто есть?».

Биробиджан встретил хмурой погодой и моросящим дождём. Трамвай довёз Григория Григорьевича до нужной остановки. Пройдя добрую половину улицы пешком, он остановился возле двухэтажного дома. Здесь жил тот, кто ему нужен. Трое мальчуганов пугали подраненную сороку, пришлось сделать им замечание.
- Совсем от рук отбились, не слушаются, - подбежавшая женщина оттащила обидчиков от раненой птицы, - ищите кого?
- Севастьяна Архиповича. У меня написано, что он здесь живёт.
- Здесь. Только нет его сейчас.
Григорий Григорьевич расстроился. Не хотелось бы снова услышать, что нужный человек вышел «насовсем». Будто прочитав его мысли, женщина добавила:
- В магазин пошёл. Эти оболтусы сладкого требуют, а он их балует.
- Ваши?
- Наши. Народили на старости лет. Ничего, справимся. А вы, по какому вопросу.
- Я из газеты «Правда», про ветеранов войны материал собираю.
- Прям из самой «Правды»?
- Прям из самой.
- Ого-о! Проходите.
Григорий Григорьевич устроился на скрипучем стуле. Пришёл хозяин.
- Здравствуйте, - плечистый мужчина протянул руку.
- Здравствуйте, - встал Григорий Григорьевич.
- Жена сказал, что вы из газеты.
- Да. Корреспондент газеты «Правда». Вот документы.
- Из Москвы?
- Да. Из Москвы.
- Наши редко заходят, а тут Москва!
- Всякое бывает.
- Сейчас жена на стол накроет, тогда и поговорим, - богатырь вышел из комнаты, справившись у супруги про детей.

Выпили. Закусили. Севастьян Архипович спросил:
- Почему к моей персоне такое внимание?
- Юбилей Победы скоро. Редакция дала задание встретиться с простыми солдатами.
- А где тогда простые были? Я вот в сапёрах воевал. Думаешь, легко было? Сам-то на фронте или в редакции?
- И на передовой был.
- Был он!
Севастьян Архипович налил себе почти полный стакан.
- Не было там простых! В кого не ткни – герой! Спроси, где я был – не скажу, а все реки помню. Сколько лет детей хотели! Не вышло. Забрала у меня холодная вода такую возможность. С детского дома взяли пацанов, братья они, погодки. Хорошие ребята растут.
«Севастьян проводил взглядом очередной танк. Пять дней они строили эту переправу, а дно оказалось мягким. Деревянный настил провис почти до воды. Был приказ или нет, но бойцы прыгнули в воду, не сговариваясь. Кто плечом, кто руками держали деревянное строение. Пока ехали грузовики, было полбеды, а вот когда пошли танки, тут стало тяжко. Бойцы подтаскивали брёвна, их пихали под настил, но они почти сразу уходили в ил. Ноги Севастьяна уже по колено погрузились в речной грунт. Он пытался шевелить пальцами ног, но не чувствовал их. «Двенадцать, тринадцать…двадцать один. Куда столько?!». Только проехали танки, как на переправу налетели немецкие самолёты. Заходили от солнца, грамотные. Четыре пушки, которые прикрывали переправу, открыли огонь, но что толку. Взбешённый наглостью немецких лётчиков, Севастьян поднял свою винтовку. «Убить не убью, но перья попорчу!». Выстрелив, он радовался тому, что немец взорвался, упав за лесом. Как сбитый лично им этот самолёт ему не защитали, но командир роты поблагодарил перед строем».

Рабочий посёлок недалеко от Новосибирска. Григорий Григорьевич с наслаждением вдохнул свежий воздух. Старенький автобус, который привёз его сюда, едва ехал, выхлопные газы попадали в салон. Два кобеля облаяли гостя сразу возле остановки.
- Здравствуйте. Не пугайтесь, это они так, без злобы.
Девочка лет десяти, протянула собакам корки хлеба.
- Здравствуй. Покажешь, где Томилин Михаил живёт.
- Дядя Миша умер. Вчера хоронили. Весь посёлок на кладбище был. Тётя Маша одна осталась. Пойдёмте, - девочка стряхнула с рук хлебные крошки.
Возле колодца стояли три женщины, они поздоровались, с интересом рассматривая незнакомца. Девочка подвела Григория Григорьевича к большому дому.
- Здесь он жил. Я пойду, мне в кружок надо.
- Спасибо, - поблагодарил корреспондент девочку.

Открыв калитку, навстречу Григорию Григорьевичу вышла женщина.
- Здравствуйте. К нам?
- К вам. Я корреспондент из Москвы. Хотел с Михаилом Петровичем встретиться, выходит не успел.
- Да, не успели. Вчера похороны были. Проходите, - женщина отошла в сторону, пропуская гостя, поправила на голове чёрный платок.
- Болел, наверное? - спросил Григорий Григорьевич, не зная с чего начать разговор.
- Болел. В больнице несколько раз лежал, да видно нечем уже помочь было.
- Можно его фотографии посмотреть?
- Чего там смотреть? Их всего три. Вот, - женщина положила на стол конверт, сделанный из газеты, - это свадьба наша, это он с войны пришёл. Тут, когда его в партию приняли, в райкоме фотографировали.
- Расскажите о нём.
- Что рассказать? - женщина задумалась, - он был простым парнем. Его семья в посёлок переехала, когда ему пятнадцать было. В школе познакомились, в одном классе учились. Помню, я тогда своей матери сказала, что если и выйду замуж, то только за него. Понравился он мне очень. После школы он в техникум поступил, а я на швейные курсы. Почти год не виделись. А когда встретились, сразу в поселком пошли, расписали нас.
- На войне он кем был?
- Шоферил. Все пять лет за баранкой.
- Почему пять?
- Так его демобилизовали только в сорок шестом. Приехал. Пару дней отдохнул и в рыбсовхоз устроился. Опять же водителем. Мороз не мороз, а ехать надо. Машина ломалась, чинил её и под дождём и в зной. Говорил: «На войне хуже было!». Может так и заработал себе болячек.
Женщина вытерла выступившие слёзы.
«Полуторку трясло и подбрасывало на ухабах, но Михаил не сбавлял скорость. Одного из бойцов выбросило из кузова, плохо держался. Каждая минута была дорога, ведь он вёз снаряды, которые были очень нужны артиллеристам. Возле леса над машиной пролетел немецкий самолёт. Развернувшись, он пошёл в атаку. Михаил вывернул руль в последний момент, очередь немецкого лётчика прошла совсем рядом. «Х..н тебе, так просто нас не возьмёшь!». Костяшки пальцев побелели, руль норовил выскочить из рук. «Всё привезу, ребятки, и в срок!». Почти заросшая лесная дорога была безопасней, Михаил свернул на неё и тут же понял, что пробито заднее правое колесо. «Эй, кто живой есть, помогай!» - обратился он к бойцам в кузове, остановившись возле раскидистой ели. Под его руководством, бойцы сменили повреждённое колесо. Немецкий самолёт не улетал, кружил над лесом, дожидаясь своей цели. Михаил вывел машину на поле, тут же последовала новая атака. Кабина превратилась в решето, сам Михаил был ранен, держа руль одной рукой, пытался не съехать с дороги. В небе появился кто-то ещё. В разбитое лобовое стекло водитель увидел две точки. «Наши! Точно наши!». Пара советских истребителей накинулась на немецкий самолёт, через несколько минут он задымился, стал снижаться.
- Давай лётчика в плен возьмём! - крикнули Михаилу из кузова.
- Потом геройствовать будешь, у меня другая задача!
Снаряды были доставлены вовремя».

Нальчик. Несмотря на начало ноября, здесь было тепло, в пальто даже жарко. На вокзале Григория Григорьевича встречала целая делегация. Ранее он отправил телеграмму в редакцию, написал, что пятого ноября будет в городе. Вот, встретили. Обнимали как близкого родственника, говорили приятные слова.
- Скажи куда надо ехать, как пуля там будешь! – редактор местного издания был дружелюбен.
- В Кубу надо.
- Далеко это и что там делать?
- Сам доберусь, - Григорий Григорьевич поднял с перрона чемодан.
- Мой водитель увезёт, гостя обижать нельзя. Но сегодня нас ждёт шашлык. Прошу не отказываться.

Первое что бросилось в глаза это горы! Казалось, что они были так близко, что можно доехать минут за тридцать.
- Долго до гор ехать? – спросил Григорий Григорьевич у водителя.
- Для вас горы как памятник. Всё не так. Там только подножие километров пять может быть. Вон гора, осетины её Казбеком называют. Вы в селе кого найти хотите?
Григорий Григорьевич назвал фамилию.
- Что сразу не сказали?! Столько километров зря проехали! Дети стариков к себе забрали, родственники они мне. Нет их там! Сегодня уже поздно. Я завтра за Вами заеду.

Как и обещал, водитель подъехал рано утром, Григорий Григорьевич едва успел допить чай. По пути разговора не вышло. Один молчал, смотря на дорогу, другой старался ему не мешать. После часа езды, въехали то ли в село, то ли в посёлок. Прохожие здоровались с водителем, кивая головой. Остановились возле двухэтажного дома.
- Махмуд Абдулаевич человек уважаемый. Просьба будет - не обидьте его своими вопросами.
Водитель открыл железную калитку, копошащиеся во дворе мальчик с девочкой бросились к нему навстречу с радостными криками.
- Проходите в дом, а я племянников отвлеку, иначе поговорить не дадут.
Платок на хозяйке дома почти полностью прикрывал седые волосы, она проводила Григория Григорьевича в большую комнату. В мягком кресле сидел старик, корреспондент замешкался: «А правда ли этот человек ему нужен? Уж больно старый!».
- Родственник вчера звонил, предупредил о Вашем визите. Присаживаетесь, - старик указал на диван, - что Вас интересует?
Григорий Григорьевич, будто не слыша вопроса, открыл свой блокнот. Так и есть. Хозяин дома ушёл на войну, будучи в возрасте сорока одного года. Всё сходится.
- Хотел спросить у Вас, где и как Вы воевали?
- В наших краях мальчик сначала на коня садится, а уже потом учится ходить. Я родился и вырос в горном ауле, русский вообще не знал. Из-за этого на войну и не брали. Стригли овец, женщины носки вязали, помогали фронту, чем могли. В сорок третьем добился, чтобы призвали. Стыдно было, что другие воюют, а я в тылу. Определили в артиллерийскую батарею, к лошадям. До конца войны так и возил пушки.
- Награды имеете?
- Одну.
Старик повернулся к жене, что-то сказал на своём языке. Женщина подошла к шкафу со стеклянными дверцами, достав оттуда медаль, показала её Григорию Григорьевичу. Он протянул руку, но хозяйка вернула награду на место – это была медаль «За отвагу».
- За что наградили?
- Было, значит, за что.
«Махмуд увёл лошадей в небольшой лесок, орудие было на позиции, ему там делать нечего, боя не ожидалось. Едва он только улёгся в тень дерева, как мимо проскакал на лошади лейтенант. Жизненный опыт подсказал горцу, что что-то случилось. Через минут пять лейтенант вернулся, он кричал, размахивал руками, но Махмуд его не понимал. Спешившись, лейтенант показал на склон холма, провёл на песке линию и как смог нарисовал пушки. Теперь всё стало понятно. Торопя других, Махмуд привёл лошадей к орудиям, там их уже ждали. Быстро зацепив пушки, он отвёл всю батарею на линию, которую указал лейтенант. Прибывший на место командир батареи, оценив его действия, пожал руку. Лошади снова были в лесу, Махмуд пришёл к пушке, показал знаками, что готов помогать. Его назначили подносчиком снарядов. Основной боезапас находился от орудий в десяти метрах, предстояло побегать. В низине показались немецкие танки, они шли уверено, ломая деревья, подминая под себя кусты. Батарея ударила разом. От грохота выстрелов заложило уши, Махмуд бегал за снарядами, а сам думал о лошадях, ведь противник стрелял именно в их сторону. Атака немецких танков была отбита. Несколько штук горели в низине. В этот же вечер его наградили и сфотографировали».
Григорий Григорьевич замялся:
- Наград у Вас мало. В Москву вернусь, постараюсь помочь.
- Зачем они мне? Видишь, какое над головой красивое небо? Мои дети выросли, внуки есть, правнуки. Я за это воевал!

Сидя в редакции, Григорий Григорьевич перечитывал черновики. Он прекрасно понимал, что не все воспоминания ветеранов опубликуют в газете. Родилась идея опубликовать свои записи отдельным изданием. Материала для него, проехав почти весь Советский Союз, он набрал более чем достаточно. Заголовок был уже готов: «Простой парень».