По следам полярных мореходов. 1. Шторм на реке

Редакционный художник Борис Васильев нарисовал такую картинку для серии публикаций.

На днях я рассказывал, как 35 лет назад ходил под парусом по Северному Ледовитому океану в качестве матроса-корреспондента. Читателям понравилось, попросили не просто продолжения, а всю историю, опубликованную в газете. Откопал в архивах свои путевые заметки, написанные в августе 1988 г. Начал переводить бумажный текст в цифру. Сегодня первая публикация.

"Якутск—Тикси — поселок Чокурдах. По такому маршруту прошел экипаж крейсерской яхты «Ай­венго». Именно этим путем — через суровые моря Лаптевых и Восточно-Сибирское — пришли 350 лет назад в устье Индигирки кочи русских казаков. Этому событию и была посвящена экс­педиция, организованная по инициативе Якутско­го обкома ВЛКСМ. В составе ее участников на­ходился специальный корреспондент «Молодежи Якутии» Анатолий Мигов.

РУСЛАН ПОМОГАЕТ мне надеть надувной спасательный жилет поверх оранжевого «непромоканца» — рези­нового рыбацкого костю­ма, затягивает на подбо­родке завязки капюшона.

— Ну, теперь ты как космонавт, — смеется он.

У них еще осталась способность шутить. А мне в темной, душной тесно­те яхты, которую отчаян­но болтает во всех мысли­мых направлениях, давно уже не до шуток. Из глу­бины желудка к горлу под­катывают тошнотворные позывы, резиновый запах «непромоканца» кажется нестерпимо мерзким, все тело охватила противно- холодноватая испарина. Уже несколько раз я под­нимался по ступенькам наверх и по грудь высовы­вался из рубки, подставляя лицо непогоде. И, черт возьми, здесь, среди уг­рюмого хаоса ветра и во­ды, слабость неизменно и незамедлительно откаты­валась.

Шторм набросился на «Айвенго» внезапно, слов­но разбойник из-за угла. Четыре часа назад мы лениво вышли в Лену из устья изумрудной речуш­ки Натара, где у нас была стоянка. Безмятежно­ наслаждались покоем и солнцем: купались, заго­рали, таскали на удочку мелкую рыбку сорожку, фотографирова­лись, дурачились...

Тучи быстро набежали откуда-то из-за горизонта, краду­чись, низко пригибаясь к воде. Первый порыв ветра рванул паруса, словно проверяя их на прочность. По палубе застучали крупные горошины дождя. Еще недавно гладкая поверхность реки вздыбилась волнами.

Мои спутники, бывалые яхтсмены, исходившие Лену под парусом от порта Осетрово в Усть-Куте до арктического поселка Тикси, рассказы­вали о здешних штормах с крутой, коварной, злой волной, несущей, гибель зазевавшимся рыбакам или просто любителям полихачить на «моторке». Одино­кие кресты или звезды на памятниках по высоким берегам реки подтвержда­ли их слова. Но убаюкан­ный недельным безвет­рием, я с трудом верил в возможную свирепость природы.

Штиль сопровождал нас от самого Якутска. Истом­ленные жарой и вынужденным бездельем, мы азартно гонялись за са­мым слабым дуновением ветра, лихорадочно бро­саясь ставить дополнитель­ные паруса. В ход шли, сменяя друг друга, стаксель, генуя, спинакер, блупер. Какое-то время форштевень яхты, сочно врезался в сонную воду, но потом паруса жалко обвисали, напоминая сдутый воздушный шарик. И снова начинался нескончаемый треп о яхтах, гонках, походах, посадках на мель… Уже давно остался за спиной Полярный Круг, село с лихим названием Жиганск, река Мэнгкэрэ, в устье которой можно найти баг­ровый сердолик, мыс Могила ребенка, а мы по-­прежнему не ощущали при­ближения севера, и, опус­тив за борт штормтрап, спасались от духоты и атакующих нас оводов в теплой Ленской воде.

Якутская республиканская газета "Молодёжь Якутии", в которой я тогда работал заведующим отделом культуры и спорта.

ПЕРВЫЕ ПАРУСА появились на Лене три с половиной века назад, когда в эти, неизвестные дотоле для России места пришли первые казаки-землепроходцы. Из Якутска пошли на север кочи - деревянные однопалубные, одномачтовые парусно-гребные суда. Длина коча достигала 20 метров, ширина составляла четвертую часть дли­ны. Строили их опытные мореходы — выходцы из русских поморских горо­дов Двины, Вологды, Устюга Великого. Малая осадка, быстроходность, яйцевидное днище, кото­рое давало судну возмож­ность подниматься вверх при сжатии льдов, делали коч идеальным по тем вре­менам средством для пла­вания в суровых условиях Арктики. Кстати, леген­дарное судно «Фрам» великого норвежца Фритьофа Нансена точно повторило фор­мой древний коч русских казаков. Как память о первых путешествиях под парусами по Лене — название острова в среднем течении реки — Парустах.

В 1631—32 годах при­шел в Якутию тобольский казак Иван Ребров. Снача­ла побывал на реках Вилюй, Алдан, Амга, а потом подал челобитную о разрешении идти в «новое место морем...». Именно Ребров первым обогнул морем мыс Святой Нос, провел свой парусный коч через пролив, вновь «открытый» лишь спустя столетие Дмитрием Лаптевым, и бросил якорь в устье реки Индигирки, или, как её тогда называли казаки, «Собачьей реки».

Рассказать о Реброве стоит особо. Я ещё вернусь в своих заметках к яркой личности этого человека незаурядного мужества, воли, упорства, которого история и наша память оставили почему-то в тени. Пока лишь напомню, что путем Ивана Реброва «со товарищи» и решили мы — экипаж из семи человек — пройти на крейсерской одномачто­вой яхте «Айвенго». Прав­да, Ребров шел к своей «терра инкогнита» пять лет, а путь его был тяжел, извилист и опасен. Мы же выбрали кратчайший путь на Индигирку, а на доро­гу положили с запасом 30 дней.

ПРИЗНАЮСЬ, если, переход вниз по течению реки до поселка Тикси особых тревог не вызывал, то выхода на морской участок, не только я, впервые оказавшийся на борту парусно­го судна, но и мои това­рищи по экспедиции, ожида­ли не без напряжения. Арктика не место для прогу­лок. Даже гигантские океанские лайнеры не всегда уютно чувствуют себя на Северном морском пути. Что уж говорить о нашем суденышке длиной всего девять метров и ши­риной (в самом широком месте) — три. Но не ли­хачества же ради шли мы в Северный Ледовитый. Ведь не мальчишки уже. Мне 34 года. Са­мому младшему в экипа­же Ивану Гринкевичу — 31 год. Михаилу Злотни­кову (он самый «старый») — 44. У всех семьи, дети. Азарт был, конечно. По-настоящему спортивный, бойцовский! Ну а куда же без него? Уж если расте­рял или похоронил в себе дух преодолений, то на­слаждайся домашним уютом, смотри «Клуб кинопутешественников», выписывай журнал «Вокруг света»...

Эпитета «опасный» за все время перехода, да и подготовки к нему тоже, я так и не услышал. Да, соглашались мои спутники, наверное, будет трудно, переход не из легких. Но в благополучном исходе сомнений не возникало. На нашей стороне были почти тридцатилетий опыт хож­дения на яхтах капитана Леонида Хальфина. Доста­точная практика вождения парусного судна у других членов экипажа - Владими­ра Богатова, Руслана Ал­химова, Михаила Злотни­кова, Лилии Кисловой. А ещё карты и лоции, электрон­ный эхолот и лаг (измери­тели глубины и скорости яхты), компас, радиосвязь с берегом, которой нас два раза в сутки обеспе­чивали моряки. Про­тив нас — всего лишь тума­ны, штормы, возможные льды и встречные ветра.

А вот как будет себя вести в критических си­туациях яхта, мы до поры до времени не знали. «Ай­венго» лишь недавно со­шел со стапелей польской судоверфи. И поэтому шторм, в который мы по­пали, выйдя в Лену после стоянки на реке Натара, был, в общем-то, весьма кстати, так сказать, проверка перед боем. Впрочем, это я сейчас, ле­ниво закинув ногу на ногу, могу философствовать. А тогда, признаюсь вам, мне было совсем не до рассуждений.

РУСЛАН ОДОБРЯЮЩЕ хлопает ме­ня по плечу, и я вслед за Леонидом выби­раюсь наверх, где темно, ветрено и сыро. Иван пере­дает мне мокрые шкоты и радостно ныряет в каю­ту. За ним, смахивая с лица воду, следует стар­пом Володя Богатов. Ребята задраивают за собой люк, на четыре часа отрезая нас с капитаном от островка тепла и суши, скрытого в чреве яхты. Теперь они скинут с себя промокшую одежду, не спеша заправятся бутербродами, запивая их обжигаю­щим чаем, и завалятся спать, предваритель­но крепко привязавшись к рундукам. Если, конечно, они смо­гут уснуть в этой жуткой качке и тряске.

Глядя полчаса назад, как Иван с Володей кру­тятся в кокпите среди без­умия воды и ветра, я по­неволе поеживался, ожи­дая своей вахты. Но, ока­зывается, здесь не так уж и страшно, тем более, если ты занят делом.

Богатов с Гринкевичем на своей вахте (а именно им пришлось первыми встречать шторм) уже заменили хо­довую «геную» на третий стаксель — небольшой ко­сой парус, «взяли рифы» на гроте, вдвое уменьшив основной парус. Но все равно яхта как бешеная несется навстречу ветру, нервно подпрыгивая на волнах. Ветер надрывно завывает в вантах и изо всех сил треплет мокрую парусину. «Та-та-та» — словно могучий дизель тарахтит над головой зад­няя шкаторина грота. Высо­кие валы с острыми белы­ми верхушками кувалдами молотят в форштевень. Вода гуляет по палубе, перелетает через высокую рубку и больно хлещет по лицу.

Леонид управляет яхтой, держась за румпель, а моя задача — справляться с парусами. Грот почти не доставляет мне хлопот. Лишь во время самых сильных порывов, когда ветер почти кладет яхту парусами на воду, я упи­раюсь ногой в каретку и левой рукой вытравляю шкот, уменьшая крен судна. Главная моя забота — стаксель. В правой руке я крепко сжимаю шкото­вый конец, не давая ему вытравляться. Чтобы не упасть, ногой упираюсь в банку (сиденье) на проти­воположном борту, которая из-за крена оказалась да­леко внизу.

- К повороту! — коман­дует Хальфин.

Не выпуская стак­сель-шкот из рук, я ны­ряю на правый борт, сни­маю с лебедки ручку, и, выждав паузу между двумя ударами волн, воз­вращаюсь наверх. Закреп­ляю ручку в паз лебедки, накидываю на барабан два шлага и снова прыгаю вниз, теперь уже с двумя шкотами в руках.

— Поворот! — кричит «кэп», перекрывая рев ветра. Он резко уводит румпель на себя, ували­ваясь под ветер, а я в это время сбрасываю с лебед­ки шкот и быстро-быстро выбираю до отказа другой его конец. Яхта развора­чивается на 90 градусов и, не замедляя хода, мчится уже другим галсом. Те­перь мне нужно еще раз в акробатическом прыжке пробраться к лебедке и набить стаксель с помощью рукоятки.

Ну все! Я перевожу дух, удобно, насколько это воз­можно, устраиваюсь на мокрой банке и осматри­ваюсь. Но уже через несколько минут берег, ко­торый был скрыт от нас пеленой дождя и тумана, стремительно набегает на яхту. Стрелка эхолота резво скачет по делениям.

- К повороту, - рычит капитан. И я снова скатываюсь вниз.

ПЕРЕСЕКАЕМ реку почти поперек, мо­таясь от одного бе­рега к другому. Это называется, идти острым курсом к ветру. При этом надо еще все время следить, чтобы не оказаться на пути у какого-либо судна. Слава Богу, пока фарватер по курсу чист. Но вот за кормой сквозь туман проступают огни. Нас тоже заметили, и с левого борта суд­на несколько раз вспыхивает прожектор, преду­преждая о маневре. Мы резко уваливаемся влево, давая понять, что отмашка принята, и мы не собираем­ся пересекать судну курс.

Ветер все усиливается. Яхта уже почти не выходит из крена.

— Срубаем стаксель! — кричит мне кэп.

Согнувшись в три поги­бели, я пробираюсь к мач­те, крепко прижимаюсь к ней грудью и вытравливаю стаксель-фал. Теперь мне нужно поймать парус и уложить на палубе, чтобы он не упал в воду. Но ниж­няя шкаторина стакселя уже свободно полощется под ветром далеко в сторо­не от яхты. Я бросаю фал и ловлю шкоты, пытаясь подтянуть угол паруса к палубе. Но он тут же на­полняется ветром и неудер­жимо тянет меня за собой..."

Начало истории ЗДЕСЬ. Продолжение следует...