В гастрольном туре в рамках программы Министерства культуры РФ «Всероссийские филармонические сезоны» струнный Квартет имени Вайнберга дал два концерта в Удмуртии – в Ижевске и Воткинске, исполнив программу из музыки Шуберта, Рахманинова, Стравинского, Вайнберга и двух Чайковских – Петра Ильича и Александра Владимировича. В четырехстороннем диалоге на сцене столичный камерный ансамбль продемонстрировал абсолютное музыкальное и человеческое созвучие, в котором объединились высочайшая культура звука, игра мысли, тембровых красок, интонаций, нюансов, штрихов, безупречный инструментальный баланс, эмоции сопереживания и тонкое чувство юмора. Гастроли московского коллектива стали украшением октябрьского календаря в 86-м сезоне Удмуртской государственной филармонии.
В поисках «своего» композитора
В отечественной музыкальной культуре исторически сложилось так, что каждый профессиональный струнный квартет получал в титул имя одного из композиторов или музыкантов – имени Бетховена, Глинки, Чайковского, Римского-Корсакова, Бородина, Танеева, Глазунова, Рахманинова, Стравинского, Шостаковича, Прокофьева, Ойстраха etc – и другие названия были большой редкостью.
Совсем недавно в прославленную линейку «именных» российских камерных ансамблей вошел и Квартет имени Вайнберга, продолжив творческую линию, начатую еще в начале века как RUSQUARTET.
– Название RUSQUARTET возникло спонтанно, когда мы были еще студентами Московской консерватории и должны были отправиться играть на фестиваль во Францию. Для этой поездки нам срочно понадобилось придумать имя собственное, и сделать это нам помогла жена Дмитрия Виссарионовича Шебалина, у которого мы в тот момент учились, – вторая скрипка Квартета имени Вайнберга Анна Янчишина взяла на себя роль первого рассказчика в эксклюзиве для Удмуртской филармонии. – Несмотря на спонтанность и скорость придумки, название RUSQUARTET прижилось. Тем не менее, постоянная тавтология, когда перед нашим выходом на сцену ведущие объявляли «Струнный квартет RUSQUARTET», заставляла нас вести поиски «своего» композитора. Взять имя «просто так», из разряда «незанятых» мы не пожелали. Эта история нам никак не подходила. Поэтому мы упорно продолжали наши искания, в которых однажды познакомились с камерной музыкой Моисея Вайнберга. И мы были восхищены этими произведениями потрясающего композитора, которые мало кто играл. Хотя семнадцать его струнных квартетов стали важной частью отечественной и мировой музыки.
Дневники глубоких мыслей и чувств
Со времен Моцарта и Гайдна большинство крупнейших композиторов в своем творчестве обращались к жанру струнного квартета и в частоте этих обращений, наверное, можно было увидеть и расслышать одну из форм дневниковых записей интимных переживаний их авторов.
– У меня создается ощущение, что венские классики, которые писали струнные квартеты в большом количестве, делали это потому, что их играли повсюду, да и исполнять камерную музыку артистам было легче, чем симфоническую, – с очаровательной улыбкой Анна Янчишина высказывала собственную версию композиторских мотиваций в обращении к квартетной эстетике. – А вот в советской музыке струнный квартет в действительности можно сравнить с дневниками сокровенных мыслей композиторов, которые не подпадали под цензуру. Не зря же эта музыка по большей части «писалась в стол», с четким пониманием невозможности её исполнения на публике. Чего не скажешь о произведениях крупной формы – о симфониях, ораториях, операх и балетах, где каждое новое сочинение рассматривалось через лупу, подвергалось цензурным правкам и корректурам.
– Струнный квартет по своей структуре, форме и содержанию – это почти симфония. Но тут гораздо меньше нужно для того, чтобы все сошлось, чтобы музыка прозвучала. Например, не нужно собирать огромное количество людей, как в симфоническом оркестре, и грандиозность авторских замыслов можно передать с помощью всего четверых музыкантов, – в своей реакции альт Квартета имени Вайнберга Иван Агафонов соглашался с тезисом Ани.
– Первый свой струнный квартет Шостакович начал писать после Пятой симфонии уже как большой мастер. Несмотря на это Дмитрий Дмитриевич считал, что квартет – безумно сложный жанр, где в четырех голосах крайне трудно выразить свои художественные музыкальные идеи, – Анна Янчишина вернула себе сольную партию. – Интересно, что свой дебютный квартет Шостакович называл «несерьезным и весенним», написав первую страницу в качестве упражнения. Но почувствовав, что «квартетное письмо у него пошло», Дмитрий Дмитриевич, видимо, понял, что камерная музыка может стать для него тем самым дневником в выражении его самых глубоких чувств, мыслей и состояний.
Особенная музыка особняком
В уникальной и раритетной книге Юрия Фалика «Метаморфозы» филармонический журналист обнаружил пример отношения Шостаковича к струнным квартетам. Лакмусовой бумагой для композитора Дмитрий Дмитриевич называл два труднейших с его точки зрения жанра. Как раз квартетную музыку, к которой он добавлял хоровую.
– Здесь, по словам Шостаковича, автору не за что спрятаться, нет возможности загримироваться. Нет ударных, нет меди, нечем бряцать и возбуждать слушателя, – записывал Юрий Фалик в главе «Сочинение музыки». – В квартете композитор как на юру, виден со всех сторон: кто он, что думает, как чувствует, что ему дорого, к чему испытывает неприязнь.
А дальше петербургский композитор как будто повторял предложение альтиста Квартета имени Вайнберга:
– В сущности, квартет – это симфония в миниатюре. Здесь та же глубина содержания при тончайшей отделке, требующей виртуозного владения техникой письма, – Юрий Фалик заканчивал этот тезис, а позже снова апеллировал к прямой речи Дмитрия Шостаковича.
– А вот знаете ли, как трудно написать веселый квартет, – не спрашивал, а констатировал в беседе с Фаликом выдающийся композитор и человек. Советский по периоду жизни, и совсем не советский по личностному ядру, целостной натуре, культурному коду и творческому почерку – Пожалуй, кроме Моцарта это никому не удавалось. Я пробовал… Начал было и весело начало получаться… Но потом все ушло куда-то…
– Но мы ведь знаем, что практически все струнные квартеты Гайдна – это если не веселье, то настоящий праздник, – когда интервьюер захлопнул, наконец, свой цитатник, Анна Янчишина приступила к трансляции своей точки зрения на взятую тему и в ней была солидарна с Дмитрием Дмитриевичем. – Другой вопрос состоит в том, что там внутри этой музыки?! Потому что как бы это не прозвучало парадоксально, веселье далеко не всегда бывает веселым, а драматичное или трагичное печальным. Писал автор комедию, а не вышло у него, и вместо веселья получился бетховенский драматизм. А вообще Шостакович со своей особенной музыкой стоит особняком, и написав полтора десятка струнных квартетов он оставил нам и нашим коллегам бесценное музыкальное сокровище!
Притягательность искренних интересов
Неподалеку возле Шостаковича, но никогда не в его тени, стоял Виссарион Шебалин. И удивительно то, что в Московской консерватории основатель Квартета имени Вайнберга Анна Янчишина учились у его сына.
– Уроки Дмитрия Виссарионовича Шебалина по квартетной игре были без всякого преувеличения феноменальными! – в начале этого года виолончелист Глеб Степанов в интервью Удмуртской филармонии с непритворным уважением вспоминал об одном из своих педагогов. – Эти уроки продолжались не больше 45 минут, но за это время Шебалин умудрялся давать студентам огромный объем исключительно полезной и ценной информации. Эта способность была исключительной чертой педагогов той уходящей эпохи, умевших давать важное сообщение в режиме «в двух словах» – концентрировано, плотно и четко. Все это было у него отлично отшлифовано. В течение академического урочного часа Шебалину удавалось достигать того, что инструменты у студентов начинали звучать заметно лучше, и наша игра расцветала новыми красками…
– Да, у Дмитрия Виссарионовича были редкостные уроки, – черед поведать свою ученическую историю наступил для Анны Янчишиной. – Причем Шебалин давал не столько информацию, сколько эмоцию и её понимание. Он же профессионально занимался дирижированием, и когда показывал, то студентам сразу становилось все понятно. Важно и то, что присутствие рядом человека столь грандиозного личностного масштаба колоссально воздействовало на учеников. Прекрасно помню, придешь к нему класс, порой не зная заранее как тебе надо сыграть какое-то произведение. Но как только ты садился около него, одного этого было достаточно для того, чтобы заиграть намного лучше.
– Учеба у Шебалина, мастер-классы у Валентина Александровича Берлинского или Мстислава Леопольдовича Ростроповича! Разве это не большое музыкантское везение для каждого из вас?! – до конца было неясно – филармонический журналист вопрошает или утверждает.
– Однозначно везение… Главное, чтобы это понимали молодые музыканты, которым посчастливилось общаться с выдающимися людьми. Потому что искренний интерес человека к чему-либо обладает свойством притягивать к тебе интересных личностей. А иначе не будет ничего, – едва ли не в один голос произнесли все «вайнберговцы», когда к Анне Янчишиной и Ивану Агафонову присоединились первая скрипка Ксения Гамарис и виолончелист Петр Каретников.
Нехороший признак фиксации результата
Обобщенное прикосновение к квартетной музыке в драматургии встречи с музыкантами Квартета имени Вайнберга сменилось небольшой закономерной программной конкретизацией.
Тем более, что программа уральско-приволжского гастрольного тура москвичей состояла из шедевров камерной музыки, включая Квартет № 14 «Смерть и дева» Шуберта, «Концертино» Стравинского, Восьмого квартета Вайнберга и Седьмого квартета Александра Чайковского.
Прежде чем развернуть беседу вокруг этих творений, филармонический журналист поделился с гостями ценным откровением, которое сделал ему виолончелист Петр Кондрашин.
– Профессор по кафедре камерного ансамбля и квартета в Московской консерватории Александр Галковский говорил нам: «Квартет Шостаковича трудно сыграть хорошо, но все-таки можно. А вот хорошо сыграть Шуберта, как ни старайся, все равно не получится». Потому что у Шуберта настолько гениальная простота, что «схватиться» там не за что и эта музыка от тебя все время ускользает. Ты вроде бы ее «поймал», но через мгновение понимаешь, что это уже «не работает», – внук великого маэстро Кирилла Кондрашина пересказал один из незабываемых фрагментов в общении со своим учителем.
– Музыка, которую ты исполняешь всегда является бесконечным поиском, в котором нельзя зафиксировать конечный результат. И если он вдруг тобой фиксируется, то это не самый хороший творческий признак, – осторожно предположил Иван Агафонов. – И даже если не меняется интерпретация, то каждый новый концерт – это все равно новый зал, новая акустика, новые обстоятельства, в которых никогда не будет двух одинаковых исполнений. Ускользающий Шуберт… Наверное, что-то есть очень точное в смысле этой фразы. Нередко после концерта, если долго и глубоко не рефлексировать его, ты можешь остаться довольным исполнением, поразмышлять над тем, как это получилось, но в любом случае ты продолжаешь собственный внутренний поиск. И это происходит не только в отношении музыки Шуберта. Это происходит в отношении творений каждого композитора, чья музыка обладает многочисленными пластами и слоями для глубокого погружения в их творческие идеи и замыслы.
– Тогда к Шуберту надо обязательно добавлять Баха и Бетховена! – встрепенулся обозреватель.
– Не только этих гениальных художников. При большом желании даже в самых простых вещах можно найти глубину, – заверил деликатный альтист.
– Как мне кажется, нашему человеку проще сыграть музыку Шостаковича, – включилась в «дискуссию» Анна Янчишина и объяснила, что она имеет в виду. – Музыка Дмитрия Дмитриевича создана для того, чтобы помочь человеку разглядеть сложности, трудности, противоречия и несправедливости нашей жизни. Шостакович закладывал в партитуру собственные мысли и чувства, и мы думаем, что считываем их. Если у Бетховена в ор. 18 есть, скажем, внешняя радость, как у Гайдна, которая в более поздних опусах часто сменяется внутренним ликованием, то в музыке Шуберта можно ощутить даже не жизнерадостность, а легкость. Наверное, именно этим и отличались венские классики. У Бетховена по форме мы встречаем более неожиданные повороты событий, а отличительная особенность музыки Шуберта состоит в том, что у него все вроде бы создано хрестоматийно по форме. Сделано четко по периодам, они повторяются, но совершенно в разных красках. Вот в чем на мой взгляд состоит главная сложность шубертовских сочинений, когда одинаковый материал тебе приходится играть разными красками, при этом оставаясь в рамках «простоты, лёгкости и естественности». А это, поверьте, очень и очень непросто. Гораздо легче разными красками сыграть разный материал, – улыбнулась Анна и после тончайшей выдержанной паузы добавила. – Но и самое прекрасное! Поэтому мне представляется, что нашим музыкантам сложней проникать в эти состояния, нежели в музыку Шостаковича.
– Так же, как и с музыкой Моцарта или Гайдна?
– У Гайдна все-таки несколько иначе. Для меня как сумасшедшего квартетиста все струнные квартеты Гайдна стоят особняком, потому что он имел возможность экспериментировать. В отличие от Гайдна у Моцарта это не получалось. Зато он был гением мелодики того времени. А у Гайдна впечатляет не мелодика, а как раз новаторство в изложении квартетного материала, все переклички и все неожиданные повороты событий, находки, которые предвосхитили появление Бетховена и Шуберта.
Полтора века плохой квартетной истории
Известно, что в 70-е годы XIX века Петр Ильич Чайковский вел авторские рубрики в разных столичных печатных изданиях и сейчас мог бы называться колумнистом. Или музыкальным критиком.
В одной из таких рецензий уроженец Воткинска запротоколировал собственное наблюдение, которое складывалось в неприятную тенденцию.
– Камерная музыка долго и плохо прививается в Москве. Предназначенная для домашнего обихода, для высокоразвитых любителей и артистов, она никогда, конечно, не может привлекать массовую публику как симфонический концерт или опера, – резюме, написанное полтора века назад, поразительно точно отразило современную ситуацию в российских концертных залах.
– 150 лет минуло, но не изменилось буквально ничего!
– Абсолютно ничего не поменялось, – с толикой сожаления кивнула Анна Янчишина.
– Почему, как вы думаете?! Ну не все же время играть «Времена года» Вивальди и Второй фортепианный концерт Рахманинова!
– Ну, вы же прекрасно осведомлены о том, что во все времена народ хочет одного – хлеба и зрелищ!
– Но струнные квартеты – это и зрелище, и хлеб. В том смысле, что пища для размышлений и опять же благодарный труд. В данном контексте веду речь не об исполнительской, а уже о слушательской работе.
– Не стоит забывать о том, что когда публика приходит в концертный зал слушать симфонический оркестр, то перед ней открывается широкий визуальный ряд. Когда перед твоими глазами сидят 70-80 человек и стоит дирижер, то музыка и картина вокруг неё воспринимаются по-другому. Иначе, нежели, когда на сцене сидят всего четверо, да еще все играют на струнных инструментах. Это явно не прибавляет зрелищности и ограничивает разнообразие звучащих красок.
– Но как музыкант и композитор не скроются за спинами партнеров в камерном ансамбле и в музыке для него, так не скроется человек в зрительном зале и его слушательская неподготовленность. Эта ограниченность будет «вылезать из всех щелей».
– Все-таки я бы не стала говорить о необходимости специальной подготовки к восприятию квартетной музыки. Важно чтобы у человека была открытость к её восприятию, желание прийти в концертный зал не за хлебом и зрелищами, а для того, чтобы найти для себя что-то очень важное и ценное. Это может напомнить диалог между людьми, когда один человек выражает точку зрения отличную от твоей, но ты стараешься его услышать и попытаешься если не принять, то хотя бы понять её.
– Готов с вами согласиться, но судя по тому как в филармонических залах продается квартетная музыка, простите за употребление ключевого глагола нашего невегетарианского времени, до этого нам еще очень далеко.
– Книги тоже плохо продаются… И тут спрос опять же рождает предложение, и все это другая сторона духовности и философии. Хотя должна вам сказать, что в последнее время ситуация с восприятием квартетного искусства становится лучше. Потому что события, которые происходят в мире, начиная с пандемии, постепенно переворачивают сознание людей, заставляют человечество все больше задумываться и в этих размышлениях обращаться к камерной музыке. Поэтому я убеждена в том, что ничего на нашей Земле не происходит просто так, – твердо заявила Анна Янчишина.
На сто процентов честный композитор
Не лишним будет напомнить, что, двигаясь по своей сложной композиторской стезе, Моисей Вайнберг написал много удивительной музыки – квартеты, симфонии, балеты, оперы, включая острую пронзительную «Пассажирку», но для многих соотечественников он оставался автором музыки к фильмам «Летят журавли», «Афоня» и к анимационным лентам «Двенадцать месяцев», «Каникулы Бонифация» и «Винни-Пух».
– Как вы считаете, можно ли называть это драмой художника и человека? Или это время распорядилось подобным образом и сожаление здесь бессмысленно?
– Мне представляется, что при жизни Моисея Самуиловича Вайнберга и его музыку вряд ли могли до конца понять, – Анна Янчишина взялась представить свою версию на благосклонность или наоборот суровость вердиктов времени. – По рассказам очевидцев, Вайнберг был на редкость скромным человеком, совершенно не занимался продвижением собственной музыки, и никто ему в этом не помогал. У Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, между прочим, дела обстояли несколько иначе. А еще в жизни Моисея Самуиловича очень долго присутствовало чувство страха. Поэтому часто он был вынужден перестраховываться в своей музыке, и тем ценней сейчас для нас становится то, что он писал в тот самый «долгий ящик». Ну а что касается музыки к фильмам и анимации, то её Вайнберг писал из разряда того, что это нужно. И здесь к нему всегда приходил успех и популярность. Это же всё цензурировалось, зато классические сочинения он писал на сто процентов честно, даже не зная, будут ли они когда-нибудь исполняться и звучать.
Чайковский на родине Чайковского
В Квартете № 7 Александра Чайковского, венчавшим оба концерта Квартета имени Вайнберга на родине Петра Ильича Чайковского, московские гости, следуя авторскому замыслу, один за другим покинули сцену, устроив заодно своеобразный hommage Йозефу Гайдну.
Не только композитору, но и его 45-й «Прощальной» симфонии (второе название «Симфония при свечах»), когда в финале оркестранты друг за другом уходят за кулисы.
Причем выражение признательности великому венскому классику «нашло» заключительную тему в лонгрид-интервью с прекрасными музыкантами – в комплименте в адрес Александра Владимировича Чайковского.
– Удается ли вам встречаться и общаться с этим незаурядным композитором и человеком?
– Да! – вот тут дружно, в один голос, и с добрым смехом откликнулись музыканты из великолепной московской четверки. – Это замечательный, интересный и открытый человек. Нам импонирует то, что Александр Владимирович всегда открыт для встречи с новым и с удовольствием входит в сотворчество с молодыми музыкантами. Неслучайно, что специально для нас он написал свой Восьмой «Юбилейный» квартет (к 20-летию RUSQUARTET – прим. авт.), а его Квартет № 7 великолепен для окончания любого концерта. Доброжелательность Чайковского покоряет! Это очень приятный в общении человек, всегда позитивный и после каждой встречи с ним у нас на душе и в мыслях остается исключительно хорошее послесловие…
Текст: Александр Поскребышев
Фото: Руслан Хисамутдинов
