1221 год. Зима. Восточный Азербайджан. Монгольское войско донимает усталость и осаждают слухи. На Западе собирается грузинская туча. На Юге неспокойно в городах мусульман.
Первых решают разбить, вторым устроить Казвин.
Продолжение. Предыдущая часть (и светлое будущее) сияют ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Где сущее противно природе. Погибнет всё.
Они стояли на развалинах сартаульского города. Потеряв счет городам и людям, которых никогда не считали. Крики и вой побежденных слились в гул с торжеством победителей. И Чингисхан вдруг спросил у Советника, что самое худшее есть на земле.
Это каждый мужчина знает, Государь
И слова свои, Елюй Чуцай не дополнил.
Чингисхан помолчал, размышляя за что.. Небо кидает страны и города под его копыта. Не считаясь ни с кем, и ни сколько. Все земли покоренные им были сильнее. Все цари богаче. Все войска многочисленнее.
И он попирал их прах.
Земли были разными. Очень. Но везде было нечто роднящее. Везде скопили мужчин и (или) помещали их в каменные дома, где заставляли жить с худшими. И чтобы туда не попасть, мужчины сами себя скопили. Где нельзя - молчали, где можно - поддакивали.
Монгол (длинной воли) говорил правду и шел на смерть. Эти говорили правду и шли в каменный дом, где о смерти мечтали. Охоту отбили. В душах проросла гниль, сродни той, что заводится на зимовье в грязном тряпье. Покорность и похоть. Не собачьи, людские..
В собачьей покорности похоти нет, в человеческой нет ничего, кроме похоти.
Она хочет, чтобы заставляли. Помыкали. Унижали. Лгали в лицо. Изменяли слову. Изменяли вообще. Хочет терять детей. Терять себя. Сесть на траву и качаться в стороны, с блаженной улыбкой полупомешанной. Петь о страданиях. Жить ими. Нюхать. Лизать. На них молиться.
Такими этих людей сделал страх. Такими они приняли себя.
Такими их не приняло Небо.
Поэт и власть
Власть никогда не поэзия. Поэзия всегда власть
Жил в одном городе один поэт. Звали его Афдал и не ограничиваясь стихосложением, он..
создал еще и особый род речи. Сочинял поэмы. Сохранял порядочность и благочестие. Избегал пороков, поэтам свойственных..
Так (о нём) говорит летописец Закария ал Казвини.
Ровесник ужасного (13-го!) века. Которому годы жизни (1203 - 1283) позволили увидеть расцвет его мира и его мира гибель. В числе прочего (и как бы между ним) он привел историю поэта. Не чтобы спасти современников (поздно), но чтобы задумались потомки (смешно).
Равно избегающий привязанностей и лишенный пороков, покоя властям Афдал ад Дин не давал. И его решили пригласить ко двору, предложив должность.
Вежливо выслушав посланцев, поэт воспользовался преимуществами почтительного отказа. Посетовав, что духовные занятия препятствуют приверженности материальным делам. А значит исполнить обязанности должным образом, он не сможет.
В следующий раз раздосадованный правитель послал визиря. Справиться, чем же таким (уж..) важным Афдал занимается.
Ищу вопрос. На который должен ответить мужчина, чтобы стать собой.
И что же ты будешь делать, найдя вопрос
Улыбнулся визирь, человек насмешливый и бывалый.
Искать ответ.
Закончил поэт беседу.
Но это поэтам время подвластно, у властей же времени нет. От услышанного, правитель заскрипел зубами. А когда кто-то из прихлебателей пожал плечами, зачем (мол) этот маратель бумаги нужен. В сердцах ударил его по лицу, хотя в рукоприкладстве замечен не был.
Дурак!
И смазал еще раз.
Дурак!
Царь может победить царя. Завоевать мир и присвоить всё его золото. Но судить о нём будут по двум-трем строчкам, что соизволил сказать поэт-современник. Или сказать не соизволил.
Утерев кровь, придворный предложил зажать ему (поэту) пальцы тисками.
Тогда он выдаст любую поэму. И потомки узнают о том, кому люди должны подражать, но с кем не смогут сравниться.
Дурак, дурак
Прошептал правитель хрипло, но мягче
Предоставь поэта своему дару и он родит строчки, которые наполнят живых и оживят мертвых. Но купленная деньгами, трость пишет липко. А надломленная страхом, пишет хромо.
И от таких стихов, живые под землю лезут
Чего же ты от него хочешь?- удивился вельможа.
Чтобы он перестал быть собой. Тогда неважно все, что он обо мне напишет. Или нет.
А мое время, назовут моим именем.
Пожав плечами, прихлебатель еще раз потрогал губу.
А визирь, человек искушенный и деловой вызвался помочь. Первым делом поэта заточили в темницу, продержав одного с небольшим месяц. Притом что обычно, испытания собой люди и дня не выдерживают. Но уловки уныния, поэт знал не плохо. И неплохо от них уворачивался.
Разбил день на часы. В определенное время сидел, в определенное стоял, в определенное прохаживался. Не шарил глазами по стенам, не позволял взгляду уходить в никуда. Придумал занятие для рук, и в руках держал мысли.
Чем такого проймёшь.. - говорил визирь, предлагая. Одиночество поэту не пытка, одиночество поэту сестра. К Саиду его? И раскисший гнилым тестом, похотью отвергнутой размякший, властитель закивал. К Саиду.
Пресс-хата
Бог судит о странах не по храмам, а по тюрьмам
Саид был тюремной крысой. Зачатый на улице и рожденный в канаве, природный воришка рано оказался в темнице. И уходить никуда не хотел. А зачем? В тюрьме Саида кормили, холили. Сдували пыль с шаровар, вытирали жир с подбородка.
Жира было много, потому как Саид любил зирвак. Его подавали без риса с теплой лепешкой. Которую он макал в мясную гущу, и с причмокиванием проглатывал. Насытившись, откидывался на тахту, разрешая товарищам котловаться. Еще Саид любил халву.
Отчего зубы гнили, человек страдал, а окружающие жалели.
Низменные наклонности проявились с молодых лет, обратив внимание тюремных начальников. Сказать по чести, полезнее Саида не было. Каким бы непокорным не оказался узник. Сколь бы твердой волей не обладал. Какие бы мучения не выдерживал. Как бы легко к смерти не относился.
К встрече с Саидом, не был готов никто.
В шайку подбирали всякую мерзость.
Какую мать не признает за сына и червь за родственника. Гнилозубые, взъерошенные, потные. Одурманенные запретным (!) зельем. Изнывающие от стен и себя. Больше всего на свете боявшиеся одиночества и сопротивления. Бывало, в наказание кого-то из них, отделяли от остальных. Тогда к человеку являлись джинны, он крутился волчком и кончал с собой.
Чтобы такого не было, приходилось вести себя хорошо.
И мерзавцы подвергали узников изощренным пыткам и отвратительным издевательствам. Доходя до гнуснейшего непотребства. Для чего их собственно и держали. Грязное дело но.. работало.
Достаточно было намекнуть мужчине, что закинут к Копченому (прозвище Саида за смуглый оттенок кожи) и любой превращался в шелк. Узник, свободный, без разницы. Всех Саид страшил, всем разум отказывал.
К Саиду кидали в наказание. Для вразумления. Для острастки. Забавы ради. Просто так. Растворяя человека в потной, зловонной массе двуногих скотов. Чтобы и капельки не осталось.
Юные, зрелые, старики.. Кто только жертвой не становился. Все это знали. Все об этом молчали. И Саид был столпом молчания.
Попробуй заговори!
Стоя перед проклятой дверью (в ад!), люди мечтали о железе. Хотя бы кусочек малый. Ржавая бритва или обломок спицы. Случались (случались!) происшествия возмутительные. Кого-то из близких (Саида) уносили с проткнутым глазом или перерезанной глоткой.
После такого ничего не хотелось. Даже халвы..
О себе напоминало неизбежное. Ребята грустили, а многие плакали. Не сразу то и утешишь. Но.. время лечит, зирвак наварист, а шкварки сочны.
Афдала встретило спертое зловоние, похоть сочащаяся из стен и насмешливый взгляд полудюжины видимых бесов. Один из которых подскочил к поэту
За какое преступление сидишь?
И глядя сквозь, Поэт понял что нашел вопрос
Что значит быть человеком..
Прошептал Афдал.
Подскочило второе существо. В прыщах, с омерзительной болячкой на отвисшей губе. И потребовало:
Посвяти-ка мне касиду!
Пинком под зад существо откинули как собаку, и к Поэту подошел главный. Смуглый, с тупым взглядом и неровным сопением
Отгадай загадку
Прогнусавил он
И не человек, и не птица.
Вот, что ты мне сатана приготовил. Вот на чем ты меня уловил. - прошептал поэт, перестающий быть собой. И помещение сузилось в козью морду.
Стражник!
Крикнул Афдал
Передай своим.. Я согласен на всё, кроме этого
Скоты отогнали скот, а его вскоре выпустили.
Он занял должность, часто бывал при дворе. На пирушках. Пить приходилось не воду, а не то люди обидятся.
Прочти что-нибудь, - попросил властитель. - Из последнего..
Дернувшись вымученным лицом, поэт выдавил
Я люблю свою струну,
я люблю свою страну.
Я люблю свою..
Тюрьму! - подсказал визирь, и все заржали.
.. судьбу
я её не отдам никому.
Стихи сочли изумительными, захлопали
А Поэт вдруг вскинулся. Отшвырнул в сторону чашу с запретным (!). И швырнул сидящим в лицо.
Вы создали такую жизнь, что я не устаю благодарить Бога, что Он создал смерть. Отмсти за меня Господи! За всех отмсти!
С тех пор, засыпая властитель видел огонь.
Огонь приближался и приходилось немало выпить, чтобы просто закрыть глаза. А закрыв их совсем, оказался в огне навсегда. Он и сейчас там, если это кого-то утешит. И всегда там будет, если кого-то нет.
А ты читатель, сам решай кто прав. Общество, в котором нашлось место Саиду.. Поэт, которому не нашлось места в обществе.. Есть чем упрекнуть - упрекни. Но подумай. Властителя упрекнуть смог бы? А визиря? А Саида..
Или думаешь.. ты от его общества застрахован?
Благоразумный летописец (Закария ал Казвини) оставил правителя и визиря безымянными. А их историю поместил в чужой город. Мы же расскажем о том, что произошло с его.
Полдень, XIII век
Будет, не как мило, а как было
В Казвине жили себе на уме, и достоинством не поступались. Даже отверженным (исмаилиты!) не подчинялись, и просьбы (приказы) их отвергали с презрением. Что говорить о проклятых, занесенных с пылью.
Первым в Казвине побывал Хорезмшах. Провел последнее (в жизни) совещание. Отправил гарем навстречу судьбе, а сам ушел южнее. Гарем перехватили, а его развернули.
В страну вошли двадцать тысяч отборных всадников. Отстающего и случайного среди них не было. И город мог остаться только покорным. Но покорным становиться не захотел и решил драться.
Надеяться было на что. Горожане привыкли иметь дело с жизнью такой, какова есть. С железом не расставались. Все ходили с ножами, почти все пускали их в ход. Если нужно.
Но и проклятые, учились не в медресе..
Город окружили в три ряда . Перерезав дороги и тропы. Кольца стали сжимать, загоняя в хашар бегущих, сидящих, лежащих. Всех, кто не спрятался.
Тех не трогали, не потому, что не могут найти. На это человек не надейся. Просто искать никогда нет времени. Об этом человек помни.
Хашара разбили на большие толпы и погнали вперед.
Стены пали быстро. Но город не сдался. Резня началась в полдень. Каждую улицу приходилось брать с боем, каждый дом, каждый камень. Люди бились и блеющих среди них не было.
Резали, кидали, кидались под ноги, чинили вред.
Не сразу, монголы стали одолевать. Субудай и Джэбэ привели лучших. Каждый из них видел всю землю своей. Ни до, ни после, в кочевьях Онона не рождалась воля длинней. Раскидав тела застрельщиков, багатуры вошли на улицы и приступили к резне. Выковыривая плоть из камней.
Шаг за шагом, дом за домом, человек за человеком, отряды продвигались вперед. И когда встретились, за спиной никого не осталось.
Ибн Ал Асир:
Потом они прибыли в Казвин. Жители его укрылись во внутреннем городе Казвина и ожесточенно сражались. Неверные мечом проложили себе туда дорогу и вступили в схватку с ними и с жителями внутри внешнего города, дойдя до битвы на ножах.
С обеих сторон было убито несметное число людей. Затем они покинули Казвин. Когда подсчитали число убитых жителей Казвина, то оно превышало сорок тысяч человек
А потом, в этом городе.. или другом. Нечто произошло. Или померещилось.
Из большого дома стали выволакивать странного вида людей.
Голых, полуголых, взъерошенных. Тащили за волосы, сбивали в общую кучу пинками. Кто скулил, кто плакал. А один учуял запах Главного. И голос его услышал. Западающий в душу как в дерево пила. Хозяин. Ему он теперь будет рабом. Будет собакой. Крысой дрессированной. Вещью.
Человек поднял руку, получил сапогом в подбородок, заговорил. Субудай приказал переводить, и услышали все.
Возьми меня себе.
Ты будешь меня кормить. Меня твои люди будут бояться, а тебя слушаться
Забавный зверек.
Монголы нахохотались и Джэбэ разрубил его надвое. Испытав диковинную саблю из земли аш Шам. Он не знал, что это за человек, и об кого её пачкает.
Всех забили, зарезали, вырубили.
Монголы ушли. Пока
Город лежал как опрокинутая лошадь, потрохами кверху.
Упрекая Небо серой пылью и красными каплями. Но Небо не плакало. Тучи рассеялись, густела синева, блестело солнце. И во всей его красоте читалось единственное слово - безжалостность. Есть вещи, которые Небеса не прощают.
Бывает и так..
Не один день, путник брел с пустыми руками и свитком в памяти. Дойдя до ворот, подписался на ТЕЛЕГРАММ, попросил воды и сказал.
Быть человеком, значит быть с Богом. И без Бога не быть.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ
Поддержать проект:
Мобильный банк 7 903 383 28 31 (Сбер, Киви)
Яндекс деньги 410011870193415
Карта 2202 2036 5104 0489
BTC - bc1qmtljd5u4h2j5gvcv72p5daj764nqk73f90gl3w
ETH - 0x2C14a05Bc098b8451c34d31B3fB5299a658375Dc
LTC - MNNMeS859dz2mVfUuHuYf3Z8j78xUB7VmU
DASH - Xo7nCW1N76K4x7s1knmiNtb3PCYX5KkvaC
ZEC - t1fmb1kL1jbana1XrGgJwoErQ35vtyzQ53u