- Классные ноготочки. У Ленки была? - Пока я стаскивала в прихожей бахилы с ботинок, а ботинки с ног, Марк вышел мне навстречу.
Начало истории моего младшего сына:
"Ноготочки? Чувак?? Серьёзно?! Мужчины, из чего вы сделаны? Из дуба? Чугуна или, может, наоборот - из пробкового дерева? - Я вдохнула, выдохнула. - Спокойно, спокойно, он просто затупил."
- Эээ, нет. Ноготкам моим неделя уже. И там на фото не маникюр.
- Да?
- Посмотри ещё раз.
- А, может, ты так скажешь?
- Нет. Посмотри. - Сама не знаю, зачем я упрямилась. Наверное, просто уже успела нарисовать себе в воображении картину, как Марк смотрит на фото, понимает, что́ там изображено...
- Ну, ОК. Смотрю. Не маникюр. А что? Что-то держишь? Хм, палочка какая-то.
У меня не выдержали нервы:
- Не какая-то, а полосатая! Там полоска. И полоска. ДВЕ полоски - понимаешь? ДВЕ?
Марк откровенно тупил. Потом он говорил, что в тот момент он смотрел на фото, всё видел, но его мозг словно отказывался понимать смысл увиденного. Тупик. Стена. Проезда нет.
- Это, блин, тест на беременность, дубина! - Я почти расплакалась.
- Ага, и ты хочешь сказать, что он положительный?
- Да!!!
Он сел, подпёр голову кулаком. Помолчал. Вздохнул.
- Ну, знаешь. Это несколько неожиданно. Пожалуй, мне надо привыкнуть к этой мысли. Извини. Я серьёзно не знаю, что надо в таких случаях говорить... Просто только что жизнь шла по одному пути, всё было ясно и понятно. А теперь ни фига не понятно. Это ж теперь всё по-другому будет. Не так, как раньше. Блин, только поженились... А срок какой?
- Четыре недели с хвостиком, но это по календарю. Акушеры считают не от зачатия.
Марк задумчиво посмотрел в потолок, пошевелил губами, потом широко улыбнулся:
- Так мы охренеть, как вовремя поженились!
- Ты думаешь?
- Ну да. Никакая зараза не посмеет сказать, что это было по залёту. - У него пунктик по поводу мужской ответственности за деторождение. Ребёнок, не то что рождённый, а просто зачатый вне брака для него - верх безответственности и безмозглости со стороны в первую очередь мужчины. - Ладно, иди ужинать. Тебе ж теперь питаться надо, как это, правильно.
И он привыкал. Правда уже через неделю интенсивность привыкания резко возросла. Меня стало тошнить. И опять обострился нюх. Правда, первое время я просто маялась сильной тошнотой, усиливающейся от практически любых запахов. Появилось отвращение к бо́льшей части продуктов. Рвало поначалу всего раз пять-шесть в день. В основном вечером и ночью. Так что, на работе я пока могла спокойно ничего никому не говорить. А от запахов помогало постоянное ношение маски.
Зато дома я стала практически бесполезным багажом. Готовить не могу - или всё воняет, или вид продукта (сырого мяса, например,) вызывает рвотные позывы. Холодильник - воняет.
Воняла до рвоты вся бытовая химия. И эта вонь усиливалась ещё несколько недель и преследовала меня почти до конца. Самое интересное, что этот запах ни до, ни после этой беременности я не распознавала. Даже не знаю как его охарактеризовать. Просто резкий, химический, отвратительный. Только нюхнёшь - и всё. Желудок наизнанку. Причём этим пахла теперь вся бытовая химия, и не только: дез. растворы на работе, шампуни и гели для душа, моющее для посуды и средства для стирки, зубные пасты и вообще всё, что пенилось и мылилось. Поэтому я про себя решила, что это запах каких-то парабенов - то есть того, что есть везде.
Так Марку пришлось взять на себя всю домашнюю работу: мытьё посуды, стирку.
После того, как однажды меня стало рвать с намыленной головой и я не могла остановиться, пока вся пена не смылась с головы и из ванны, он накупил целую батарею шампуней, гелей для душа и зубных паст в поисках тех, которыми я смогу пользоваться.
В итоге мне подошёл детский шампунь от "Невской косметики" без парабенов и кусковое детское мыло. А зубы я почти до родов чистила зубным порошком.
С каждым днём становилось хуже. Радовало только то, что с утра и до обеда я ещё была хоть как-то работоспособна, потому что меня просто непрерывно тошнило. Вырвать могло только от сильного запаха. Медсёстры и санитарки делали вид, что ничего не замечают и перестали закрывать на ключ служебный туалет.
А после обеда начинался ад. К тошноте добавлялось укачивание от просмотров видео, пролистывания текстов, просто от резких движений. Начинала болеть голова и клонило в сон. К вечеру открывалась рвота без причин. Было всё время душно. Появилось отвращение к практически любой еде. Меня снова рвало от попыток просто поесть.
Я унылой кучкой лежала на диване, а мой бедный муж не знал, как помочь. По пути с работы он заходил в магазин в поисках чего-то, что я бы не исторгла обратно.
- Алё, может йогурт? Слушай, тут есть черника, малина, клубника... О, слушай, а может - банан? Или гранат. Серёга говорит, что его жене гранаты от рвоты помогали. Нет? Ну, подумай, может чего-то хочешь.
- Сдохнytь я хочу. - Меня не радовало ничего. Говорят, снаряд два раза в одну воронку не падает? Три раза "ха". Я помню обгоревшую грушу в бабушкином саду. В неё молния била два раза.
- Не, сдохнytь - это не наш вариант. Короче, я беру йогурт, а ты просто попробуешь. - Потом он говорил, что столько йогурта и, тем более, таких разных вкусов он никогда не пил.
Помню, как после очередных ночных посиделок над унитазом возвращалась в кровать. Мой несчастный муж сидел с таким лицом, будто собирался кого-то убиvatь.
- Что случилось?
- Меня бесит то, что я ничем не могу тебе помочь. Вообще. Ничем.
- Ты помогаешь.
- Нет. Тебе же только хуже становится.
- Ты дома всё на себя взял. Это огромная помощь.
- Это мелочи. Я не могу никак тебе помочь с главным. Ты уже на trуп похожа.
- Ну, не так уж всё плохо. В прошлый раз было гораздо хуже. Я на этом сроке уже лежала под капельницами.
История моей первой беременности:
- Это ты называешь "лучше"? Слушай, может, ну его? Ты мне важнее, чем ребёнок, которого я никогда не видел. Можно же...
- Нет. Я так не сделаю.
- А если ты умрёшь?
- Не умру. В крайнем случае лягу в больницу.
Этот крайний случай приключился уже в середине апреля. После ночи, когда я снова, как семь лет назад бегала к унитазу каждые 20-30 минут, я поняла что на работу просто не дойду.
Марк помог собрать вещи и отвёз меня в больницу. В приёмном ему разрешили занести сумки в палату, меня отправили из приёмного сразу к врачу. Перед уходом Марк ещё раз мне сказал:
- Ты мне важнее. Без ребёнка я проживу. Без тебя - не хочу.
Сейчас я понимаю его мотивы. Мужчине трудно любить того, кого он мало того, что ни разу не видел, так ещё и считает источником бед и опасности для любимого человека. Но в тот момент я была на него зла, как никогда раньше. Бог, судьба, мироздание - кто-то решил дать мне ещё один шанс. Я не собиралась его упускать даже ради любимого мужа.
Продолжение: