— Бабушка, так что там с колдуньей?
Анастасия Николаевна лепила пельмени. Она всегда готовила их сразу много, впрок. И Майе разрешалось помогать. Она уже научилась класть фарш ровно, сколько надо – одну чайную ложечку. А прежде шарахала столько, что не помещалась начинка в один кружок теста, и приходилось добавлять еще один, и еще…. Выходили пельмени-Голиафы. Но сейчас доски уже заполнились симпатичными маленькими пельмешками, на плите в кастрюле кипит вода, пахнет лавровым листом. Скоро они сядут обедать, а бабушка молчит. Раскатывает последнюю колбаску теста.
— Ну, — Майя ёрзала на стуле.
Анастасия Николаевна вздохнула. И, видимо, решилась покончить со всем этим, чтобы больше к разговору не возвращаться.
— В тех местах… недалеко от пещеры … стали находить останки животных. Растер-занных… ну просто зв-ерски. Извини. Находки такие случались нечасто, а может, люди не всегда их замечали. Что ж, природа жестока. Удивляло только одно – именно тут никогда прежде не встречали крупных хищников.
Прошло время, и Старую Колдунью уже никто не видел. Не появлялась она ни в прошлом году, ни в следующем. Что ж, у всего бывает свой срок, и, наверное, она ушла в Мир теней, с которым уже давно была «на ты», а теперь стала частью этого мира.
Но кто-то в пещере был. И люди, когда шли туда просить о своем, теперь брали с собой жертву. Ты еще не знаешь этого, но когда-то во многих религиях было распространено. Нужно было принести с собой хоть что-то, хоть живого петуха….Потому что новая Хозяйка пещеры считала, что желания людей сбываются лишь тогда, когда в дело идут не только те загадочные слова, что она произносит, но и кровь. А может быть, Хозяйка была просто голодна. И ей нужна была не просто еда, а еще и с-мерть живого существа, вот этот самый дух смерти. Он ее питал.
Все это было давно… и я знаю это только по рассказам тех, кто слышал… из поколения в поколение пересказывали… Говорили, что если войти в эту пещеру, там можно увидеть тела не только животных… но и людей. и все они сухие, точно высосаны гигантским пауком… И у того места есть своя музыка… Эолова арфа звенит струнами на ветру, ветер играет свою мелодию. И тут ветер тоже играет, только не струнами, а сухими костями, древними как белый огонь. Это – завеса, и никто не пройдет ее, не сойдя при этом с ума.
Я знаю лишь об одной женщине, которая на моем веку решилась войти в пещеру. Заметь, что шли туда только женщины – те, что потеряли своих детей или любимых.
Никто не знает, удалось ли ей что-то увидеть, сбылось ли ее желание – поговорить с ус-опшим. А только всем стало ясно, что она помешалась. Это случилось еще до того, как появилась на свет твоя мама. Женщину увезли в психиатрическую больницу, и назад она не вернулась.
С тех пор – ничего. Никто не знает, что происходит там, внутри. Может быть, хранительницы огня сменяют друг друга. Когда одна старится – на смену ей приходит другая. Или последняя из них превратилась в дикое существо и живет охотой. Кто об этом расскажет?
Тем, кто еще помнит всю эту историю – остается одно, радоваться, что пещера так далеко, что она почти неприметна постороннему глазу. Собственно единственный опознавательный знак – это дерево с руками-ветками. Кажется, оно всегда было сухим – о нем рассказывали все, кто ходил к пещере. Ведь это дерево – дуб, а дубы живут сотни лет. Пещера скрыта в лесу, и очень мало шансов, что кто-то отыщет ее и шагнет внутрь. Но как же вы с ребятами далеко забрались в тот раз… Ты понимаешь теперь, почему я так испугалась?
У Майи холодок по спине прошел. И с тех пор на эту тему они больше никогда не говорили. Но теперь девочка знала, что в лесу, не так уж далеко от их деревни – за полдня дойти можно, где-то в глубинах пещеры, живет кто-то – может быть женщина, а может, некое существо, которое связывает живых с мертвыми, но берет за это страшную плату.
Позже Майе стало казаться, что она знала это всегда.
**
Геологический факультет она выбрала не потому, что интересовалась тайнами, которые хранит земля. Она пошла, если так можно выразиться, «за Наташей». Была у нее в старших классах подруга Наташа, на которую Майя смотрела восторженными глазами, ходила за ней тенью, и не представляла себе, что после школы они расстанутся - и разъедутся в разные стороны.
Наташа, по мнению Майи, умела все. У нее тоже были деревенские корни, и золотые руки. Уезжая летом к своей бабушке, она помогала ей не только в традиционных женских работах – в доме, на огороде и на скотном дворе, но бралась за что угодно. Бралась переложить печь, помогала перекрывать крышу, копать погреб… И всё у нее получалось. Вернувшись в город, Наташа ходила в конный клуб, на время прибилась к уличным фокусникам, научилась у них разным штукам. Она никогда не проигрывала в карты, лучше всех – из тех, кого знала Майя – играла на гитаре и пела, могла сшить бальное платье, и заморочить голову любому принцу. Так что он плюнул бы на свое королевство – и ушел бы вслед за Наташей бродить с какими-нибудь фокусниками или шутами по городам и весям.
Наташа выбрала геологию, мужскую, в общем-то профессию, ее не пугала жизнь в экспедициях, жажда приключений переполняла ее, и уместить мятущуюся Наташину душу в обычную человеческую жизнь – было все равно, что попытаться море перелить – и уместить – в какую-нибудь чашку.
А потом как-то сам собой к учебе приплюсовался еще спелеологический клуб. И были пещеры Урала – Сугомакская мраморная, напоминающая чертоги Снежной королевы, и пещера Сказ – с ее волнистыми стенами и зеркальным полом, точно тут поработала фантазия великого Антонио Гауди.
И был Антон, который постепенно становился для Майи и важнее и роднее и ближе даже Наташи. У подруги своя судьба – черноокая Наташа очаровала без всякого труда одного из легендарных спелеологов их клуба, и путешествия свои уже планировала в формате «мы с ним», вспоминая о Майе лишь в те минуты, когда подруга обращалась к ней.
Но Антон и Майя понимали друг друга с полуслова. В общежитии они жили на одном этаже, и время для них неслось так стремительно, что день мешался с ночью, когда они мечтали, спорили, восхищались и строили планы. И если бы у них попросили подобрать сравнение для самой жизни – они бы, пожалуй, сказали, что это – огромная пещера сказочной красоты: стоишь, закинув голову, и слов найти не можешь. И эта жажда жизни, и восторг перед ней – тоже было тем, что их объединяло.
Но о той, самой страшной из слышанных ею сказок, а может, это была и не сказка вовсе – Майя Антону никогда не говорила. Она и других в это не посвящала, но тут иное – с другими она боялась, что ее поднимут на смех. Что же касается Антона – у Майи был веский повод молчать. Она знала – заикнись ему только о таинственной пещере, которую невозможно пройти до конца, как он загорится, и решит сделать это первым. И не успокоится, пока не поймет, что за тайну скрывает это место.
А тайна эта был – см-ерть, про то Майя точно знала.
Они еще успели побывать в пещере Орешной, вновь онеметь от могущества природы и почувствовать себя точно на другой планете. Полюбоваться искусными глиняными скульптурами, созданными теми, кто был тут до них. И, сидя на камнях, они в шутку слепили из глины кольца, и обменялись ими, будто само подземное царство скрепило их брак.
Они мечтали бродить по свету, и открывать разные уголки этого удивительного мира. А потом случился тот самый обвал. И что обидно, даже не в одной из пещер, а в старых штольнях. Их поход подходил к концу, когда местные ребята уговорили побывать в штольнях, которые выходят к удивительному по красоте озеру – иначе, мол, туда не доберешься. Только через старые штольни.
Они пошли, соблазненные простотой и доступностью маршрута, и его конечной целью. И оказались погребены под землей. Они могли поги-бнуть все, но кто-то свыше решил, что некоторые из них должны еще пожить.
Майя пришла в себя в маленькой местной больнице. Сложный перелом руки, сотрясение мозга… врачи говорили, что произошло, описывали травмы, но она плохо понимала. Голова болела так, что Майя мечтала об одном – пусть бы все это кончилось скорее. Вызвали родителей, и оба примчались тут же. После этого была и отдельная палата, лучшие обезболивающие и другие лекарства, от которых девушка почти все время спала. Когда боль и тошнота отступили, дав ей возможность что-то понимать, Майя спросила:
— Где Антон?
Мама держала ее руку, и Майя сосредоточилась на этом ощущении. Она снова ощутила себя маленькой и на какое-то время забыла обо всем. Но потом облизала губы и снова спросила:
— Где Антон?
— Он поги-б, — сказала мама.
И Майя уже ничего не слышала.
Позже, когда, благодаря усилиям врачей, она все-таки стала поправляться, и лежала исхудавшая, бледная, но говорила уже связно и все понимала, Майя попросила рассказать ей, как это произошло.
Родители сказали, что поги-бло трое, Антона достали последним, состояние его было совершенно безнадежным, санавиацией его все-таки оправили в область, а потом мать забрала его тело в родной город.
— Я…хочу… с ней… поговорить…., — голос Майи был чуть слышным, шелестел.
— Пожалуйста, — сказала мама мягко, — Не надо… Его мать хочет сейчас отстраниться от всех нас…Чтобы ей ничто не напоминало… Может быть, она считает, что в эти штольни Антон пошел не сам, его уговорили, те кто был с ним рядом.
Майе стоило закрыть глаза, как она представила себе мать Антона. Маленькую женщину с такими волшебными глазами. Ни у кого больше Майя подобных не видела. Она знала, что у этой женщины в жизни оставалось только одно – сын. А теперь она сделалась самой нищей из всех нищих. Как Иов.
Отец уехал – ему нужно было возвращаться на работу. Мама вывозила Майю в больничный сад, катала в инвалидном кресле по дорожкам.
— Я могу сама, — говорила девушка.
— Давай, ты сначала окрепнешь… Наберись сил. Тебе больше нельзя падать.
— Я не представляю, как я приду в институт, а там нет Антона.
— А ты туда не вернешься, — сказала мама. Тон у нее был странный, она то ли просила, то ли обмолвилась, как об уже решенном, — Никакой геологии больше, никаких подземных приключений. Хватит. Мы тебя чуть не потеряли… Да, я понимаю, что учиться тебе осталось один год. Наплевать.. на все амбиции, на все прочее. Окончишь какое-нибудь медицинское училище. Или педагогическое. Работа будет всегда и везде. Станешь жить рядом с нами. Мы не сможем без тебя. Когда ты выздоровеешь, я увезу тебя домой.
— Я поеду к бабушке Анастасии, — сказала Майя.
— Что? — мама будто не расслышала, а потом повторила как о невозможном, — Что ты хочешь?!
— Если Антона больше нет, я поеду к бабушке Анастасии, — повторила Майя, — И не нужно отговаривать меня. Это не поможет.
**
Месяц спустя, мама посадила Майю в поезд. Врачи удивлялись – молодежь обычно легче восстанавливается после травм. Майя же выглядела так, будто ее гложет тяжелая болезнь, и еще неизвестно, чем кончится дело. Оправится она или уйдет на тот свет. Одни глаза от нее остались.
Девушка не знала, сколько раз за это время ругались ее отец и мать.
— Зачем ты сказала ей, что парень умер? — в сотый раз спрашивал отец, — Мы же этого не знаем наверняка, мы же даже не связывались с его родными.
— Потому что, если он жив, — яростно отвечала мама, — Он снова затащит Майку в какую-нибудь яму, в какую-нибудь беду, и оттуда она уже не выберется.
— А если он остался инвалидом?
— И в этом случае – я тоже права! Наша девочка поправится, станет прежней, но ты знаешь, какая у нее совесть… Она будет до конца жизни привязана к этому парню, станет горшки из-под него выносить…
— Ты что, не видишь, как она сейчас мучается?
— Это пройдет. Это как бинт с раны сорвать одним движением. Очень больно, но потом боль стихает. А ты хочешь, чтобы она мучилась год за годом? Слава Богу, что она хотя бы с институтом послушалась… Обойдемся мы без этого высшего образования. В трех остановках от нашего дома – медколледж – какая прелесть! Пойдем туда, я еще и отвозить Майечку на занятия буду, и назад ее забирать… Я ее больше из виду не выпущу…
— По-моему, ты сломала ей жизнь, — грустно сказал отец, — А если Антон жив, то и ему тоже.
— Чушь!
— Хорошо хоть, ты согласилась отпустить ее к бабушке. Может, там она немного придет в себя.
— Майя дала мне слово, что из бабушкиного дома – ни ногой. Будет дышать воздухом. И эти сибирские ягоды, травы… Моя мама понимает всё это очень хорошо. Она поставит Майю на ноги.
… Слово, данное родителям, теперь мало что значило для девушки. Для Майи теперь вообще ничего не имело значения. Она появилась в доме бабушки, и Анастасии Николаевне потребовалось взять себя в руки, чтобы общаться с внучкой так просто, будто ничего не случилось.
Она поставила на стол ужин свои несравненные картофельные лепешки – ароматные и горячие, налила Майе чаю. Не задавала вопросов. Сама рассказывала немудреные деревенские новости. Кто из знакомых девчонок вышел замуж, у кого родились дети. Многие уехали из этих мест. Несколько стариков умерло.
Анастасию Николаевну беспокоило, что дом ветшал, а поправить его – нужны деньги, не ее маленькая пенсия… Но об этом потом.
— Да, об этом потом, — подтвердила Майя, — Бабушка, скажи лучше, за том время, что меня тут не было, никто не видел Чёрную Хозяйку? Она еще жива? Или, может, кто-то слышал о ней?
— Я, - начала Анастасия Николаевна и осеклась.
Они взглянули друг на друга, и каждая поняла, что у другой на уме.
