оглавление канала
Старый волхв сидит на корточках возле маленького костерка. Подбрасывает мелкие веточки, огонь их охотно поедает, балуя нас своим теплом. Взгляд у Володара задумчивый. Красные огоньки пламени отражаются в его амулете, знаке Инглии. Он смотрит на огонь так, словно заглядывает в далекое будущее, читая в костре, словно в открытой книге наши судьбы. Внезапно он, очнувшись, начинает говорить тихим, едва слышным голосом:
- Все, чему я тебя научил – великие знания наших Родов. Но есть одно, пожалуй, самое тайное Знание, которое не доступно мне. – Я удивленно вскидываю брови.
- Отче, я не верю, что есть что-то тебе неведомое. Ты знаешь все, ты понимаешь язык растений и зверей, ты умеешь вызывать бурю и призывать силы грозы. Я потрачу большую часть своей жизни, если начну перечислять то, что ведомо тебе. О каком таком «секретном Знании» ты говоришь?
Володар усмехается в седые усы. Из-под лохматых бровей на меня посматривают его глаза цвета грозовых туч. В них притаились ласковые искорки скрытого веселья. Он притворно вздыхает.
- Ох… Ты говоришь мне лукавые вещи… Неужто ты и впрямь думаешь, что я настолько самонадеян, что не могу понять своих пределов? Нет, дочь моя… Не настолько я могуч. А Знания такие все же есть. Они не подвластны мужчине…, - он делает паузу, и теперь уже в упор смотрит на меня. – Зато, они подвластны женщине. И эти Знания нельзя получить никаким путем, известным Волхвам, даже самым Великим из нас. Ибо они даются каждой женщине от рождения, заключены в ее крови, в ее Родовой памяти. И я не могу тебя научить этому. Ты должна заглянуть в самую глубину своей сущности, услышать музыку Вселенной, звучащую в твоем сердце и навсегда запомнить эту песнь….
Сонное марево окутало меня словно коконом. И его нельзя ни сломать, ни разорвать, нельзя вырваться из его липкого плена. Да, прав был Корнил, наш «фон» силен, очень силен. Но я помнила одно, заученное Знание, которое мне передал Володар: чем сильнее ты пытаешься разорвать такие путы, тем сильнее они тебя затягивают. Я лежу расслаблено на собственной кровати, и, стараясь отключить свое сознание от «здесь и сейчас», погружаюсь в глубины своей памяти. Слышу слабое потрескиванье костерка, даже чувствую его тепло, а еще, слышу, завораживающий голос своего Учителя. Музыка Вселенной… Музыка Вселенной… Это музыка, сочиненная самим Творцом. Сейчас самое время услышать ее, почувствовать каждой клеточкой своего безвольного тела. Едва слышные звуки песни… Так это же та самая… Которую мне пела бабушка! Мысленно начинаю напевать такие знакомые и родные слова:
- Пришла но́щенька звёзды я́ркие
Тлеют во́ печи угли жа́ркие
Время тё́мное опустилосе
Колыбельная зароди́лосе
Во избу́шеньки што родёхонька
Сваю до́щеньку матерь ко́ханька
Ба́ю ба́юньки голоси́ца сдесь
Принеси же со́н ведмедём Веле́сь…
И сразу почувствовала, как моя душа выходит из моего безвольного тела, взлетая в неведомые выси. Парит там вольным журавлем, обозревая весь мир из поднебесья, раскинувшийся под могучими крылами. Медленно, кругами парю над старым домом. Вижу свое безвольное тело, лежащее на кровати, вижу рыженького щенка, свернувшегося клубком и прижимающегося к моим ногам, слышу, как он вздыхает, и тихонько поскуливает, слышу, как где-то за печью возится мышь. А еще слышу осторожные шаги. Несколько людей поднимаются по крыльцу, тихо открывают дверь, идут ко мне в комнату. Стараясь не упустить путеводную нить мелодии, замираю. Двое входят в комнату. Один из них Грёнхаген, другой – «богомол», которого зовут Эндрю. Что за дурацкое имя! Эндрю… Они стоят надо мной, внимательно разглядывая, словно я бабочка, наколотая на их булавку.
- Ты уверен, что она не проснется? – Голос хрипловатый с легким акцентом, но вполне себе русской речью.
Так и знала, что «Юрий» лукавил, когда говорил, что его спутники не говорят и не понимают по-русски! Грёнхаген с ядовитой усмешкой ответил:
- Более, чем уверен, друг мой. Она проспит, как минимум до завтрашнего обеда, а проснувшись даже не вспомнит, что мы здесь были. Поверь мне, мой недоверчивый Эндрю, моя сила почти не знает границ… И уж нет ничего проще, чем усыпить одну курицу…
Наблюдая за ними сверху, я чуть не хихикнула. Но не пристало моему сознанию так легкомысленно себя вести. «Богомол» все еще с сомнением рассматривал меня, а потом проговорил, с ноткой удивления:
- А она красива… Ты не находишь? И теперь, когда на ее лице нет этого дурацкого выражения, словно она ожидает каждую минуту, что ей подадут что-нибудь, я бы мог принять ее за умную…
Грёнхаген тихо хохотнул:
- Она обычная смазливая бабенка, не очень умная, в меру любопытная. Впрочем, как и большинство из них. Ну все… Ты убедился. Теперь пора и делом заняться. Мужчин я, конечно, услал, и раньше завтрашнего вечера они точно не вернутся. Но и работы у нас много. Нужно все успеть до их возвращения. И потом, я не могу ее усыплять без конца…
Он круто развернулся и пошел на выход. «Богомол» Эндрю еще постоял, разглядывая меня несколько секунд, и отправился следом за своим боссом. А я, юркой мышкой пробралась в его разум и затаилась там до поры до времени. Конечно, лучше бы было проделать это с самим Грёнхагеном, но это было не только лучше, но и намного опасней. Я видела темно-фиолетовую силу, бурлящую внутри него. Нет, так рисковать пока не стоило. Может быть в другой раз и в других обстоятельствах, но не сейчас. Слишком мало опыта у меня еще в подобных делах, да и для полноценного проникновения в эту темно-фиолетовую, почти черную энергию у меня сейчас просто не хватит силы. Для начала сойдет и «богомол». Теперь я чувствовала все происходящее точно так же, как чувствовал он.
В его разуме сильно копаться не стала. Еще, чего доброго, почувствует чужое присутствие. И потом, это был мой первый эксперимент в этой жизни, поэтому, к подобному проникновению нужно было привыкнуть самой. По первости было совсем неуютно. Представьте, если бы вас затолкали в небольшой чемодан! Темно, тесно, неудобно. Попыталась «прозреть» и чуть было все не испортила. Он что-то почувствовал. Потому что, прозвучал вопрос «Юрия».
- Что с тобой? На тебе лица нет? Плохо себя чувствуешь? – Он коротко хохотнул и ядовито прибавил. – Или на тебя так красота девицы подействовала?
Эндрю потер виски и невнятно пробурчал:
- Голова закружилась немного и подташнивать стало… Я тебе говорил, что тот повар, которого ты нанял ворует свежее мясо и подсовывает вместо него нам какую-то дохлятину…
Ох ты, Господи… Вот что значит совсем нет опыта в подобных делах! Ну что ж, придется путем экспериментов, так сказать. Слава богам, у меня хватило ума не пытаться пролезть к Грёнхагену. Тот сразу бы сообразил, что происходит, и на повара бы точно не свалил. Я затаилась мышкой в самом дальнем углу сознания Эндрю. Мысли, конечно, у него были, я вам доложу… Не любил он своего босса, ох не любил… И к тому же еще боялся и ненавидел. Ладно… Пока мне было достаточно слуха и его мыслей, чтобы понимать, что происходит. А вот в темноте подземелья мне будет проще «увидеть». Когда человека окружает полнейшая тьма, и зрение ему совсем без надобности, вот тогда и попытаюсь просочиться, чтобы обрести зрение. Тогда он сам какие-то невнятные ощущения вызванные моим проникновением просто спишет на темноту.
Когда Грёнхаген вместе с «богомолом» подошли к месту, где был вход в подземелье, третий их спутник уже расчистил плиту от хлама, которым ее закидали Николай с Божедаром. Я услышала возглас «Юрия».
- О, мой друг, ты уже расчистил все. Браво!!
Из чего я сделала заключение, что и третий их соратник тоже вполне себе владел русским языком. Правда, ответа от «друга» так и не дождались. Надо полагать, разговорная речь не была его сильным местом. Еще бы!! С такой силищей, да с такими кулачищами зачем ему разговоры разговаривать! А их шеф продолжил командовать.
- Отойдите все, я попытаюсь открыть вход.
В разуме «богомола» мелькнуло удивление и некоторая настороженность. Мысли были заполошными. «Он сейчас сам откроет и заберет сокровища себе, а нас…» Мысль свою он не закончил, потому что раздалось какое-то горловое, или лучше сказать, утробное пение. Вибрация звуков причиняла боль «богомолу», и он схватился за голову. Мне тоже досталось. Пришлось залезть в самые темные и потаенные глубины его разума, чтобы избавится от нозящего колебания, как будто мне без наркоза пытались вырвать зуб. У меня возникло настойчивое желание покинуть разум «богомола», но сделать я этого не смогла. Пришлось пережить несколько неприятных мгновений собственной паники, правда, длилось это недолго, вскоре колебания прекратились. И я услышала (точнее, это «богомол» услышал), как Грёнхаген ругается на своем родном языке. А еще говорят, что, выразить негативные эмоции лучше всего при помощи русского языка! Для Юрьё эта максима не подходила. Он ругался на своем, причем, судя по ехидным мыслям Эндрю, ругался весьма красочно. Потом, совсем близко послышался голос «фона», который, видимо, пытался объяснить своим соратникам собственные эмоции.
- Эту плиту уже кто-то открыл, и открыл не так давно!!! Неужели я ошибся, и кто-то из этих болванов, обитающих здесь способен на такое?! – Я слегка напряглась. Сейчас наступил очень важный момент. Почувствует или нет? А он уже сам себе ответил. – Нет… Ни за что не поверю… Я их всех просканировал. Обычные тупые людишки!! Тогда, кто?! Кто, я вас спрашиваю?!
Заговорил мой «богомол», которого ярость шефа нисколько не напугала:
- Возможно, ее открыли уже давно, просто ты этого не понял? Здесь, судя по информации, которую мы получили от местных, уже лет сорок никто не жил. А те, которые здесь сейчас живут не похожи на тех волхвов о которых ты нам рассказывал… - Ехидство так и сочилось из каждого его слова. Я даже чуть было не вылезла, чтобы сказать ему: «Молчи, дурак! Сейчас себе наскребешь так, что и унести не сможешь!» Но «богомол» был не так уж и прост. Я немного покопалась незаметным жучком в его мозгах и обнаружила, чем была вызвана такая его смелость. Если бы у меня в данный момент был рот, то я бы его открыла до неприличия широко, а может быть, даже и присвистнула. «Богомол»-то наш, не так уж и прост! Он представлял фонд, который субсидировал всю эту, с позволения сказать «экспедицию». Не ту, которая в своем большинстве, так сказать, на поверхности действительно состояла из ученых и занималась реальными исследованиями, а эту, тайную, из-за которой, собственно, и была сформирована вся эта «театральная труппа» под названием «экспедиция», существующая как прикрытие, как официальная версия пребывания всех этих голубчиков в этом месте. Попыталась пролезть еще глубже, чтобы понять, откуда изначально «растут ноги» у этих деятелей, попросту говоря, чьи бабки, господа? Но там, в глубинах мозга наткнулась на стену. Не сказать, чтобы совсем непроницаемую, но лезть туда сама себе отсоветовала. Во-первых, у меня еще не было того опыта, который необходим был при подобном глубоком проникновении, а, во-вторых, (опять же, ввиду отсутствия опыта) я опасалась споткнуться за какую-нибудь не ту «ниточку», движение которой может насторожить «богомола». То, что глубинную защиту поставил ему кто-то другой, я поняла сразу. И это точно был не Грёнхаген. Ох ты, Господи, куда это я опять влезла!