К тому же, то, что Давид собирается меня переселить в соседний дом, на самом деле может улучшить обстановку. Мы будем встречаться и общаться с ним только ради дочери. Я слышу четкие неторопливые шаги. Не поворачиваясь по звуку, я ощущаю знакомый аромат одеколона, который доходит до меня и вызывает боль.
- Что ты делаешь? - спрашивает Давид, словно ничего не произошло. Меня это снова напрягает. Я сама в шоке от своей реакции. За последние пять месяцев я не видела, чтобы Грозный так близко общался с какой-либо женщиной. Вероятно, он скрывал это, чтобы не задеть меня. А я старалась проявлять полное безразличие.
- Читаю журнал... - мой голос дрожит, а мои щеки краснеют. Я замечаю, что Грозный подходит ближе к креслу, на котором я сижу.
- Ты читаешь его вверх ногами? - он рывком вырывает журнал из моих рук так неожиданно, что я испуганно сиденье, но он быстро возвращает его в правильную позицию.
- Хочешь, поднимемся в кабинет и поговорим?
Услышав его предложение, я уронила журнал на живот. Я пытаюсь его собрать, но он скатывается по моим округлым формам и падает на пол. Больше нет преград между мной и Давидом.
- О чем ты хочешь поговорить и что хочешь выяснить? Ты хочешь, чтобы я послушала, как ты будешь говорить мне, что я все неправильно понимаю? - спрашиваю я без агрессии. В моем голосе нет никаких эмоций, но фальшивая улыбка на моих губах появляется как защитная реакция. Раньше, когда люди причиняли мне боль, я плакала, но жизнь со Смирновой научила меня смеяться в лицо обидчикам.
- Ты не моя жена, Рита, поэтому тебе не нужно искать от меня оправдания, - он берет меня за подбородок, заставляя меня смотреть ему в глаза.
- Виолетта вышла из себя, потому что не смогла контролировать свои эмоции. Так она объяснила свои действия. В понедельник твоя сестренка возвращается к родителям, и мы прощаемся с ней навсегда. На это можно считать ответом. Я хотел поговорить с тобой о переезде. Ремонт в особняке завершен. Эта новость должна улучшить твое настроение.
— Слава богу, две прекрасные новости! — шепчу я под давлением Давида, который сжимает мои щеки пальцами, и теперь я выгляжу как хомяк. Грозный внимательно смотрит на меня, словно проникает в мою душу.
— Ты следишь за мной, не так ли? — с покровительством спрашивает он.
— Фу... — отмахиваюсь я от него. — Откуда ты это взял? Я хотела только полюбоваться цветущим садом, а стала свидетелем твоих похотливых шалостей. Назови меня старомодной, но ужиматься в кустах — это слишком. — Ты же сама с Марком так ласкалась во дворе.
— Ты выбежал, как будто тебя ошпарили, и закричал! — вспоминаю я его поступок и сама кричу. Но скоро осознаю, что это было плохой идеей, и закрываю рот.
— Тише, Рита, — говорит он, произнося это с таким раздражением, словно гладит маленькую девочку по голове, — я никому не скажу наш секрет. Никто не узнает о твоей ревности...
— Я достаточно сделала! — пыхчу я, опираясь на подлокотники кресла, пытаясь встать. Беременность сделала меня неуклюжей. Давид подбадривает меня, осторожно прикасается к моей пояснице и ловко помогает мне встать.
— Давид, — гордо вытягиваю я спину, — могу я собирать свои вещи? Поехать из этого дома... Иногда мне действительно нужно пространство для себя, уютную область, где я могу быть наедине со своими мыслями. Забыть о Смирновой, Людмиле и даже о Грозном... Хоть на пять минут не думать о нем, просто отвлечься.
— Обычно женщины стремятся как можно скорее занять мою спальню, а тебе так хочется сбежать, — тоже он выпрямляется, скрещивает руки на груди.
— Ладно. Я все-таки сделал это ради тебя и требую компенсации за свои старания!
— Какую, например?
— Вполне хватит поцелуя. Я нахально хмурюсь.
— Не так давно Смирнова только что вылизала тебя, облизывала своими липкими щупальцами, — я не могу удержаться от насмешки. Иногда завидую своей сестре, честное слово. Виолетта в любой непонятной ситуации сохраняет спокойствие, она может сделать такую блестящую речь с идеальной подачей за три секунды, что невозможно определить, какие на самом деле чувства она испытывает...
— А я твоего тепла жду, Рит. Хочу, чтобы ты облизывала меня, а не Смирнова.
— Не будет такого. Считай мое заявление официальным. Разворачиваюсь и шагаю в свою комнату, но не перестаю ощущать, как Давид прожигает взглядом мою спину, будто собирается высверлить в ней сквозную дыру. В спальне достаю из шкафа чемодан и заигрываю с мыслью. Спустя несколько минут экономка постучалась в дверь.
— Маргарита Сергеевна, — она заходит, — Давид Сергеевич прислал меня помочь вам...
— Я сама справлюсь.
— Ну что вы! В вашем положении не нужно перенапрягаться! — вздыхает она.
Людмила, наверное, мечтает скорее избавиться от меня, чтобы горевать по Смирновой в покое. Но ее лицемерный талант не позволяет проявлять злость прямо сейчас. Она улыбается так мило, но я знаю, что в ее сердце тлеет ненависть. Она игнорирует мою просьбу уйти и продолжает аккуратно складывать вещи в чемодан. В какой-то момент я отвлекаюсь на вынимание носков из ящика и слышу шорох пакета...
— Что это? — Людмила находит ту самую кофту, которую я испачкала, пытаясь открыть сейф в кабинете Давида.
За несколько шагов я приближаюсь к ней:
— Нужно выбросить, — я вырываю пакет из ее рук.
Кофта тесно свернута, из-за отсутствия воздуха она еще не успела высохнуть. Экономка разглядывает свои испачканные пальцы.
— В чем это? — спрашивает она.
— Не знаю, — вру я, как могу. — Я была в шкафу с бытовой химией, хотела взять ароматизатор и случайно испачкала себя...
Людмила достает платок из кармана и вытирает руку.
— Странная жидкость, совсем необычная. И такая настойчивая.
— Ох, не говори! — я бросаю пакет в чемодан.
Осматриваю комнату. Вроде все взяла.
— Сборы закончены? — спрашивает Людмила, забыв о кофте. — Тогда я позову охранников, чтобы спустили чемоданы.
Женщина выходит из спальни, а я тяжело выдыхаю и опускаюсь на постель.
Я ведь хотела выбросить эту чертову кофту! Но потом я спрятала ее в шкафу и совершенно забыла о ней.
Единственное, что спасает меня, это то, что Людмила боится беспокоить Грозного без веской причины. Мелочи, как-то испачкаться, не входят в их понятие о важности. Ее проблемы...
Я поднимаюсь с постели и, следуя за экономкой, выхожу из комнаты.
Грозный демонстративно сидит на первом этаже возле камина. Я замедляю шаги.
Давид не встает с кресла, уткнувшись в телефон, старательно не замечает меня.
— Проводишь? — спрашиваю неохотно.
— Да, — он встает.
— Не смотри на меня так, будто я еду на край света, — я смеюсь. — Всего-навсего пара домов нам отдалены друг от друга!
Я беру Давида за руку и тащу его во двор. По дороге хочу освободить свою ладонь от его сильной схватки, но он стискивает ее еще крепче.
— Я назначил тебе несколько служанок и охрану, — говорит он, выводя меня за пределы владений. — Роды скоро, и мне важно, чтобы с тобой было все в порядке.
— Не удивительно.
Мы идем по дорожке. Вскоре останавливаемся возле ворот нового дома. Раньше они были из прутьев, и можно было без труда заглянуть вне дома. Теперь они заменены на стальные створки выше человеческого роста, а забор подлатали.
Чувствую, что Давида собирается хранить мое существование втайне от общественности, даже после расставания со Смирновой.
— Рита, ты любишь розы? — он неожиданно спрашивает, толкая ворота.
Я удивляюсь, когда попадаем во двор.
Старые деревья вырубили, а на их месте зеленеет сочный газон. Полянка рядом с крыльцом украшена бархатными розами. Там, где раньше был покосившийся тополь, теперь стоят прекрасные качели. Если повернуть налево, можно увидеть небольшой прудик.
— Рит, тебе нравятся эти перемены? —спрашивает Давид.
Я улыбаюсь и говорю:
— Очень.
Мы продолжаем осматривать двор, наслаждаясь его новым обликом.
продолжение следует...