КОНЕЦ августа 1941 года. Корабли балтийского флота покидают Таллин. Рвутся вражеские снаряды на причальных стенках порта, рвутся авиабомбы в бухте, которая раньше казалась такой просторной, а теперь выглядит тесной из-за обилия военных кораблей и торговых транспортов, готовящихся к трудному переходу в Кронштадт.
И вот эскадра двинулась. Уже последние суда третьего, последнего каравана покинули стоянку, вышли в открытое море. Я, минёр сторожевого корабля, начал вместе с другими матросами толкать мины за корму: надо было закрыть за собой фарватер, обезопасить свой отход.
...Мы двигались по минным полям, которые заранее были приготовлены противником. Над нашими головами носились сотни самолётов. С южного, ближнего берега, занятого врагом, вели обстрел каравана крупнокалиберные дальнобойные орудия, которые немцы уже сумели подтащить. С дальнего, северного, финского берега взлетали торпедоносцы, оттуда же отправлялись наперерез нашим судам торпедные катера, подводные лодки.
Первыми жертвами стали транспорты: маловооруженные, громадные, неуклюжие — очень удобные для авиации мишени. Подбитые бомбами или торпедами, они то ли переламывались пополам, то ли садились на корму, то ли зарывались носом в воду, высоко поднимая беспомощные рваные корпуса вверх перед тем, как навсегда скрыться под волнами. На транспортах не только оборудование заводов, не только ценности, на транспортах — люди: армейские подразделения, гражданское население.
Из дивизиона наших сторожевых кораблей первым вспыхнул «Циклон». Уже село кровянистое мутное солнце, прозрачные сумерки ложились на оловянную воду. И он вспыхнул. Подсечённая впереди идущими тральщиками мина, подхваченная потоком, ткнулась в его борт свинцовыми рогами — вспыхнул и затонул тут же. Множество людей высыпалось в море с его борта: в основном те, кто находился на верхней палубе.
Я был в это время на корме у поста сбрасывания глубинных противолодочных бомб (бомбы, как и мины, тоже находятся в ведении минёров). Не помня себя, не сознавав, что творю, подлез под леера, спустился за борт, стал на дугу отвода, что у самой воды расположена. Держась одной рукой за леерную стойку, другой я вылавливал из воды плавающих, барахтающихся там людей, тащил на отвод. Находившиеся на палубе матросы поднимали их выше, на борт.
Но разве всех спасёшь? Ведь их сотни, тысячи. Весь залив стонет! Освещённый пламенем буйно горящих судов, он казался расплавленным металлом...
Ночь была тёмной, огненной и холодной. А утром и мой корабль (до сих пор я считал его заворожённым: ни бомба, ни торпеда, ни снаряд, ни мина его не трогали) попал под бомбёжку. Как сейчас вижу те три чёрные капли, обронённые «юнкерсом», которые, истошно воя, приближались к палубе, фантастически вырастая на глазах. Как сейчас слышу голос командира корабля (хотя я его не слышал, да и не мог слышать, находясь на корме, далеко от командного мостика): «Лево руля!» Как сейчас ощущаю огромной силы удар мины по носу корабля (ведь мы сошли с протраленного фарватера!) и строенный утробно-глухой звук лопнувших в морской глубине справа по борту трёх авиабомб. Столб огня от взрыва мины накрыл мостик, оторвал напрочь носовую часть. Три столба белой воды, поднятых разрывом авиабомб, обдали палубу ледяным холодом.
Я оказался между ними: между столбами огня и воды. Потому, видать, и уцелел.
Корабль утонул. Я долго плавал в пустынном море (мне казалось, что оно пустынно). Меня подобрало буксирное судёнышко и, раненного, доставило в Кронштадт.
Впереди был сухопутный фронт, блокада Ленинграда, корабли, на которых мы шли на Запад, — короче, впереди была ещё вся война.
Но именно он, трижды проклятый и трижды благословенный Таллинский переход, дал мне пережить ужас гибели и радость спасения, прочувствовать холод глубин и тепло дружеской руки, выявил цену человеческой жизни и высоту человеческого духа. Именно он, Таллинский переход, заставил поверить в свои силы. Он снился ночами, преследовал наяву.
Я не мог не написать о нём. Потому и появился роман «Минное поле», а затем и все остальные мои произведения в прозе: романы «Зазимок», «Каменная баба», «Потаённое судно», повести «Студент в бушлате», «Полоса отчуждения». На них тоже лежит отблеск того далёкого военного зарева.
Михаил ГОДЕНКО (1985)
