Глава 55
– Итак, мы знакомы тебя уже четыре года. За это время у тебя не было отношений… – он смотрит на меня, и я киваю.
Ничего нового…
– Но у тебя были отношения на одну ночь, и время от времени ты ввязывалась в мимолётные романы. То есть просто получала удовольствие… верно? – Роман наклоняет голову, и я снова киваю.
– С июня прошлого года всё изменилось, больше никаких отношений на одну ночь, ты всегда была в хорошем настроении, и я вполне допускаю, что ты влюбилась, – продолжает коллега, и я испуганно смотрю на него.
– Успокойся, Бэмби, это всего лишь предположение. Но я рискую ошибиться… Никита Гранин? – Роман продолжает пристально исследовать моё лицо, и замечаю, что моя нижняя губа начинает дрожать, а кровь пульсирует в ушах.
– Элли… – коллега освобождает мои руки от бутылки с водой и берет в свои.
– Это долгая история, и сводить её только к Гранину не имеет смысла, – первые слёзы бегут по моим щекам. – Я не хотела, чтобы всё было так, и я знаю, что он мой начальник…
– Ты не должна оправдываться передо мной. Бэмби, это твоя жизнь. Никто не может указывать тебе, в кого влюбляться, – говорит Роман и снова улыбается. – Дело в том, что в обозримом будущем он и ты станете родителями. И, опять же, у тебя есть два варианта, – он прикладывает руку к моей щеке, – либо ты говоришь ему, либо нет. Я в это не вмешиваюсь, но помни: всегда и во всём готов тебе помогать.
– Спасибо, – со слезами на глазах говорю я и смотрю на часы. – Нужно идти, у меня операция через тридцать минут.
Я встаю, вытираю глаза, делаю глубокий вдох и хватаю свой поднос.
– Увидимся в Сиднее через четыре недели, – прощается Шварц.
Ставлю поднос, возвращаюсь к нему и прижимаюсь губами к его щеке.
– Спасибо, Рома.
Я смотрю на него, и он кивает. Делаю глубокий вдох и иду по коридорам к операционным, где меня уже встречают и, как только прихожу, оказываюсь в гуще событий. Буквально пару минут назад на вертолёте доставили пожарного. «Мужчина, 27 лет, упал с высоты шесть метров на бетон. Тупая травма черепа. Потеря сознания. Давление 150 на 90. Пульс 60. Была остановка дыхания, интубирован, зрачки четыре миллиметра, вялые», – докладывают мне.
Вдруг ощущаю себя, как в родном отделении неотложной помощи. Пока нет старшего коллеги (здесь, и малыш Стив был прав, никто не особо не торопится даже в таких случаях), принимаю командование на себя. Знаю, что так поступать нельзя, и могу крепко влипнуть. Но не бросать же раненого!
– Трубку восемь с половиной. Отсос, – говорю медсёстрам. К счастью, они сразу поддерживают мою инициативу.
– Давление 160 на 85, – докладывает одна из них, – пульс 62.
– Зафиксируйте шею.
– Второй катетер в левом предплечье. Перистальтика хорошая. Лаваж нужен?
– Нет. Гемодинамика стабильна. Сделаем компьютерную томографию головы и живота, – сообщаю коллегам.
– Оксигенация 92, 95… 96. Дыхание чистое, симметричная. Трахея на месте. Ярёмные вены не напряжены, – слышу новую информацию. – Гемоглобин 142.
Устанавливают мочевой и желудочный катетеры.
– В моче крови нет, – докладывают дальше. – Роговичного рефлекса нет.
Это уже плохо, поскольку означает, что ствол мозга блокирован. Возникает предположение, что есть гематома. Это исправить можно. А вот если общий отёк мозга… И тогда парень или ведёт растительную жизнь, или становится потенциальным донором органов. Когда стабилизируем состояние больного, смотрю его карточку. Мужчина в самом расцвете сил. Зовут Джеймс, у него жена и двое маленьких дочек. Нервно сглатываю, подумав о том, что малышки живут и даже не знают, какая беда приключилась с их папой.
Вскоре приносят результаты МРТ. Пытаюсь найти на снимках белые пятна, которые будут обозначать гематомы. Но их нет. Смотрю на желудочки и понимаю: мозг так отёчен, что они сплющены, а вдоль границы серого и белого вещества мелкие точечные кровоизлияния, – разрывы белого вещества. Ничего не остаётся, как дать гормоны, проводить гипервентиляцию, установить монитор внутричерепного давления и ждать, когда приедет жена пациента.
Она появляется через два часа – низенького росточка, на руках маленькая девочка, вторая, ей годиков пять, держит за руку бабушку. У обеих женщин напуганные глаза. Прошу супругу пожарного отдать малышек маме и отойти со мной. Рассказываю, как Джеймса доставили к нам без сознания, и что МРТ показало диффузные повреждения и отёк мозга.
– Что это значит? Это серьёзно? – спрашивает женщина.
– Он не может сам дышать. Он на аппарате ИВЛ. Не может шевелиться. Не открывает глаза. Он в коме.
– Ему нужна операция?
– К сожалению, операция не поможет. Прогноз неутешительный. Мы положим его в реанимацию и будем лечить отёк мозга. Насколько это возможно.
– Это смерть мозга, доктор?
– Мы будем наблюдать его. Если в течение нескольких дней не появится мозговая активность, вам придётся принять решение о поддержании его жизни.
Женщина печально смотрит куда-то мимо меня и подошедшего коллеги-хирурга. Мы оборачиваемся и видим ту самую пятилетнюю девочку, которая убежала от бабушки, а теперь стоит и огромными глазами смотрит на маму. В её взгляде читаются волнение и страх, – дети так остро всё чувствуют. Потом выходит бабушка, забирает внучку. Мы отводим женщину к её мужу, чтобы побыла с ним. Хотя… понимаю, насколько это бесполезно. Что проку стоять рядом с человеком, который не видит, не слышит и ничего не осознаёт? Кома…
Остаток дня провожу в заботах. Меня никто не ругает за самодеятельность. Вижу только пару недовольных взглядов начальства, но не более. Всё-таки поступила правильно. Да, реанимационные мероприятия не привели к спасению жизни, и тот пожарный через несколько часов скончался, так и не придя в себя. Но я врач, мой долг спасать, а не стоять и ждать, когда придёт наделённый правом принимать решения.
– Очень хорошая работа, доктор Печерская, – доктор Джексон, медицинский директор, пожимает мне руку в конце рабочего дня.
– Спасибо, доктор Джексон, – вежливо благодарю его.
– Я говорил с доктором Шварцем, руководителем российской части делегации, – продолжает он, и я киваю. – Мы решили, что вы будете продолжать программу в обычном режиме. То есть работать в операционных по своему списку, а мы станем поддерживать вас, где только сможем.
Коллега добродушно улыбается:
– Вот только с ночными дежурствами вам придётся попрощаться. Мои искренние поздравления.
– Спасибо, доктор Джексон, – я выдохнула с облегчением.
– А теперь приятного вам вечера, – он кивает мне и идёт по длинному коридору.
– Готова? – Володя появляется из-за угла, и я улыбаюсь ему. – Тогда пошли, остальные ждут нас на пляже.
– Я только возьму сумку, ты подождёшь у машины? – показываю на лифт.
– Конечно, – Володя идёт в противоположную сторону, а я поднимаюсь на третий этаж и беру сумку. Мы почти не переодеваемся. То есть при таком графике работы, когда большую часть суток проводишь в клинике, вряд ли стоит надевать приличную одежду. Стою перед большим зеркалом и скептически смотрю на себя. Правда, животик у меня небольшой, но это, наверное, от фастфуда, который мы едим почти каждый день. Распускаю волосы и коротко провожу по ним пальцами. Затем спускаюсь в подземный гараж, и Володя, как и обещал, ждёт меня у машины.
