Из лёгких вышибает весь воздух.
Падаю. Горло сжимает спазмом, душат. Хватаюсь за шею, царапаю кожу, перебивая другую боль. Трясёт. Реальность тонет в пелене перед глазами.
Наваждение сходит так же, как пришло — резко.
Я медленно поднимаюсь. Спотыкаюсь пару раз, едва не падая снова — подводят онемевшие ноги. На полу валяется задетая мыльница и зубная щётка. Не поднимаю — ну их к чёрту.
Отражение наблюдает. Серая кожа, взгляд, лишённый и намёка на душу, тяжёлые складки у рта. Оно тоже держится за шею.
Я ковыляю из ванной прочь.
Пиная детские игрушки, путаясь в шмотках, тащусь в комнату. Перешагиваю пустую лежанку на пути к креслу. Тишина. Никого. Я беру со стола чашку и жадно глотаю кофе, а вторая рука то сжимается в кулак, то разжимается.
— Держи чудовище!
— Деймон!
Я подскакиваю, но вокруг всё ещё никого.
Наступаю на деталь лего и падаю в кресло. Холодный кофе поливает ноги, и эта мелочь доводит меня до бешенства. Швыряю чашку в стену, та разлетается стеклом по полу. Чёрт, чёрт, чёрт! Я должен был сразу ехать к врачу! Послушать других, пока было кого слушать.
Должен был? Да чтоб они лесом шли!
В голове мелькают кадры. Я вижу случайный парк; голуби, белки и мерзкие спиногрызы разбегаются от моего грозного голоса. Какая-то мамаша орёт вслед:
— Урод!
Ору на неё в ответ. Поводок волочится по земле, а я чувствую ярость и торжество. Подавись, сука! Бойся меня!
Белку я замечаю не сразу. Подбирается слишком близко. Бесстрашно. Оторопь пробегает по телу, а потом парк накрывает мой вой.
— Бешеный! — визжит тётка. — Я в полицию звоню, пока вот так ребёнка не ударил!
Это она про белку: удар впечатал тельце в ближайшее дерево. Нехрен было кусать меня.
Я не болел. Не болел... Болел, ладно!
Но не собирался спасать окружающих.
Вскакиваю и лечу на кухню, наливаю себе ещё кофе. Всё тело в нервном возбуждении: сильное, убийственное. Желудок отвечает на пойло болью, сердце колотится в горле, но я тупо заливаю в себя новые пол-литра жижи.
«Лови его!» — звучит в голове.
Я разворачиваюсь и бью, как тогда, но попадаю по рисунку на холодильнике. Накаляканную ребёнком семью — палочки, треугольники, кривые овалы — забрызгивает красным. Весь мир наливается красным.
«Тебя хоть кто-то волнует, кроме дрянной собаки?! — орёт в моей памяти Лена. — Дети, Витя, твои дети! У тебя сердце есть?!»
Морщусь, отмахиваюсь от неё, как от надоедливого соседа. Никогда меня не понимала. Люди вообще не способны думать о ком-то, кроме себя.
— Деймон! — зову я.
В разбитом стекле шкафчика мелькают моё искажённое лицо.
Снова швыряет на пол. Ору, реву, рычу. Меня пытают: шею терзают шипы, челюсти кровоточат от прутьев клетки. Наказывают за то, что выпустил внутреннего демона. Я смотрю на отражение и вижу его красные глаза.
Весь пол исцарапан. Часть царапин бурые. У ножки стола забытое ржавое пятно.
Выпрямляюсь. Я здесь, я тут. Но почему-то кажется, что наблюдаю за собой же злым взглядом.
Опускаю голову и вижу всё на повторе. Безразлично ухмыляюсь. У моих ног лежат два маленьких тела, а на клыках ощущается солоноватая кровь. Слизываю. Вкусно! Бездумно жую свежую кость.
«Боже, Витя, наши дети! Машенька, Коленька! А-а-а-а-а!»
Уймись, женщина! Это мои дети, и я могу перегрызть им горло, если мне хочется! Они бесят меня! Я в бешенстве!
Бешеный.
Тела исчезают, и я не понимаю, почему чувствую на языке вкус кофе.
Вечер наступает незаметно. Закуриваю прямо в спальне. Дым быстро окутывает комнату, и я выхожу на крыльцо.
Внутри опустошение, как будто я потерял часть себя. Не чувствую холод, пока не начинаю кашлять, но даже тогда не возвращаюсь домой. В темноте еле видны прохожие; с работы торопятся, к семьям. Смотрю на них, будто сжигая огнём ненависти.
— Деймон, — повторяю заторможено.
Из чёрных кустов в ответ выступает собака.
Ветер становится холоднее. Изо рта вырывается пар. Силуэт приближается.
Ни лая, ни рычания — тишина. Оцепенев, я слежу за дёрганными движениями и оскалом. Лапы пса нелепо подворачиваются, но от этого не смешно.
— Деймон…
С шеи мастифа свисают обрывки цепи. На ней люди из отлова тащили Деймона в клетку. Пока я бил одного, остальные удерживали пса, чтобы тот не загрыз мою жену. Мне было бы легче драться, если бы не скользил на крови детей.
Деймон смотрит на меня и подбирается для прыжка. Я пячусь от бывшего друга, чувствуя, как дрожат губы.
«Вы так похожи… и правда, питомец на хозяина…» — незнакомец в воспоминании смотрит с опаской и обходит нас по кругу.
Деймон. Только теперь я вспомнил, что мы не одно существо.
Закрываюсь ладонями, будто они спасут меня.
— Не надо! Я же любил тебя больше любого человека! — ору отчаянно.
Деймон кидается вперёд, распахнув ярко-алую пасть.
©Алёна Лайкова