"Разлюбила его Валя, резанула его эта мысль, вспомнил он тот взгляд, которым она на него в последнее время смотрела. Там и жалость была, и осуждение, и даже усталость от его назойливости, и не было ни капли из того, прошлого…. Права бабка Поля, прожил он всю жизнь «приложением» к жене, и за это на неё же и сердился..."
* Начало
Глава 18.
- Добрый вечер. Бог в помощь, - сказала Валентина, войдя в калитку, - А ты что же здесь…
- Да вот, пришёл к нам гость тебя подождать, а я думаю, чего время-то терять, пусть поможет, - хитро подмигнула Вале Полина Никитична, - Ничего, пусть поработает.
- Да я сама хотела… думала, после работы сделаю.
- Спину твою побережём, а с ним ничего не сделается, - негромко сказала баба Поля, когда Михаил был в дровнике и не видел, что Валя вернулась с работы, - С сумкой явился чего-то…
Валя нахмурилась, не смогла сдержать досады. Думала она, что всё уже обговорено между ними, и больше пустых и мучительных для обоих разговоров не будет… Собиралась сейчас на коммутатор сходить, заказать на завтра переговоры с дочерью, а тут снова придётся из пустого в порожнее перебирать.
- А, Валюш, вернулась? – весело сказал Михаил, выкатив с тележкой из дровника, - А я вот тут… Я вещи твои тёплые принёс, заморозки уже ночами, снег в скором времени обещают, а ты всё в осеннем пальто… Думал, ты сама придёшь, да не дождался.
- Некогда было, сама всё думала сходить забрать, - ответила Валя, - Спасибо, что принёс.
От кучи дров осталось совсем немного, Михаил отряхнул выданные ему Полиной Никитичной брезентовые рукавицы и одобрительно поглядел на остаток поленьев, скоро закончит.
- Ты, Валя, поди-ка в дом, не стынь, - строго сказала баба Поля, - Вон сумка-то, Михаил принёс, разбери пока. А после на чай ко мне приходи, как обычно у нас повелось.
- А мне чаю нальёте? – с широкой улыбкой, за которой он скрывал и страх, и смущение, спросил Миша, - Ветерок не майский, что уж говорить, зима на носу!
- А чего ж не налить, за такую работу и чаю не жалко, - сказала Полина Никитична, - Иди в дом, мой руки-то.
Миша пил горячий душистый чай, налитый ему Полиной Никитичной в большую эмалированную кружку, а сам всё поглядывал на дверь, не придёт ли Валя… ведь обещалась к соседке-то на чай.
- Ты, Михаил, вот что…, - сев напротив гостя, сказала Полина Никитична, - Наворотил ты дел таких, а сам будто не понимаешь этого. Или вид делаешь, что не понимаешь. Пришёл вот, вещи принёс ей… это ты, конечно, молодец, что озаботился. И за то, что с дровами помог, тоже благодарность тебе большая! Я старая, а Валя на работе без того устаёт, нам такая помощь кстати. Но ты… разве не понимаешь, что душу ты Вале в клочья уже изорвал! А теперь ходишь, прощения просишь, отклика какого-то ждёшь за свои такие «подвиги»! А того не понимаешь – нечем ей тебя простить, нечем тебе отозваться! Погубил ты всё, что было в ней, что она к тебе чувствовала. И все эти твои… «прости» ей не нужны уже, раньше надо было об этом думать, когда по глото́чку ты её выпивал!
- Баба Поля, так ведь я понял всё! Я только Валю одну люблю! – Михаил прижал ладонь к груди, - Я вернуть её хочу, исправить всё! Чтоб как раньше у нас всё стало!
- Не будет уже ничего как раньше. Да и хорошо ли раньше то было? Тебе-то может и сласть была, а ей каково? - покачала головой старая Полина, - Что ты всё понял – это может и хорошо, для тебя самого полезно. И чего ты сам хочешь – тоже понятно, чтоб и жена у тебя, и дом, и как раньше жизнь твоя была, хорошая! А ты подумай хоть раз, что Валя хочет, что ей-то самой нужно. Ты её на всё село прославил, кроме как сам прославился, а теперь думаешь – сказал «прости», и всё обратно тебе вернулось? Так ведь не бывает, Миша.
- И что же мне теперь, не приходить? И прощения не просить, что ли? Я хочу, чтоб всё наладилось у нас,– Михаил вдруг впервые подумал, что Валя вовсе может и не хотеть того же, чего хочет он сам.
- А что толку в твоих «прости»? Ты докажи, что ты другой теперь, в жизни чего-то добейся сам. Знаешь ведь, что про тебя на селе говорили – что на работе тебя только и держат, потому что жену твою жалеют. Самому не противно такое? Прошлой жизни ты уже не вернёшь, вот что я тебе скажу. Говоришь, любишь её? Я, конечно, не верю в это… Думаю, что и Валя не поверит. Никчёмный ты мужик был всю жизнь, уж не обижайся, а так и есть. Ты бы такого человека любил?
Михаил не стал чай допивать. Муторно сделалось от мысли, которая раньше его даже не посещала… он вдруг подумал, что Валя не возвращается не потому… не по той причине, какую ему назвала его мать, Тамара Фёдоровна…
«Кобенится Валька, потому что стыдно ей, что такую уважаемую колхозницу, передовика, муж на Таську променял! Понятно, обидно такое бабе, - говорила Тамара Фёдоровна сыну, - Ну, ничего, отойдёт! Ты, Мишка, подарок хоть какой ей в сельпо купи что ли, может как-то и наладиться у вас!»
Раньше Михаил и сам в это верил. И только сейчас, сидя на старом колченогом табурете, который старой Полине кто-то из соседей отдал после пожара, он вдруг подумал… что Валя просто его разлюбила. Не сейчас, не вдруг, и даже не тогда, у палисадника Таськи… Просто терпела, и до последней капли своего терпения ждала, что изменится он, взглянет на их жизнь по-другому… Ну вот, он и взглянул, да только видать поздно.
Поднявшись с табурета, Михаил накинул на плечи куртку и не попрощавшись с хозяйкой вышел на крыльцо. Старая Полина не стала его останавливать, пусть идёт. Хлопнула калитка, осенний вечер разразился мелким дождиком, но Михаил его и не замечал, шагая к дому.
Ведь как раньше хорошо ему жилось… и думать ни о чём таком не думал, жил себе и жил, как все! В зарплату позволял себе с мужиками выпить, после и дома стал «с устатку» принимать. Дом и хозяйство в порядке, а чьими это руками да силами делается – и не задумывался. И устроить иногда бабе своей «опугу» казалось ему делом вполне мужским, будто даже и обязательным… Вспомнив это, Миша остановился и закрыл глаза, так вдруг стало стыдно перед самим собою! Дочка выросла, уехала, а он почти и не помнил, как же она росла… слились все дни словно в один, долгий, длинный… который и привёл его сейчас сюда. И вот стоит он, глядит, как в жёлтом свете уличного фонаря мельтешат дождевые капли, и понимает – права старая Полина, ничего из прошлого уже не вернуть, и по-прежнему уже не будет.
Разлюбила его Валя, резанула его эта мысль, вспомнил он тот взгляд, которым она на него в последнее время смотрела. Там и жалость была, и осуждение, и даже усталость от его назойливости, и не было ни капли из того, прошлого…. Права бабка Поля, прожил он всю жизнь «приложением» к жене, и за это на неё же и сердился.
Вернувшись домой, Михаил сел на лавку у двери, не снимая мокрой куртки. Завтра утром он сходит к Носовым, которые дом хотят купить. Пусть забирают, цена хорошая. Сам же соберёт свои вещи, которые-то у матери оставит, мало ли, чего ей там не нравится – потерпит. А сам уедет. Друг у него армейский есть, на орловщине живёт, вот к нему и подастся. Генка теперь начальник мастерской, как Миша знал, вот и позвонит, спросит, нужны ли слесаря им. А нет, так на любую другую работу пойдёт, и всё… с чистого листа! А потом приедет и… может Валя тогда с ним захочет отсюда уехать. Подальше от молвы и от прошлого.
А тем временем Полина Никитична тихо стукнула к Вале, сказать, что Михаил ушёл, и можно спокойно чаёвничать, обсудить всё.
- Баба Поля, входи, - позвала Валентина, - Что, отбыл работник? Я слышала, калитка хлопнула.
- Отбыл восвояси, да и Бог с ним. А ты… не приболела ли часом? Гляди, как щёки горят!
Валя сидела на кровати, закутавшись в шерстяное одеяло. Она и сама поняла, что заболела, её сильно знобило, тело горело огнём.
- Да ты вся горишь! Ну-ка, давай, укладывайся! У меня где-то таблетки были от жара-то! Сейчас тебе и чайку налью с малиной, и мёд у меня есть липовый. Поставим тебя на ноги, не сомневайся.
Валя легла на подушку и закрыла глаза. Всё вертелось перед глазами, сквозь болезненную дрёму она слышала, как бабушка Полина подкинула в печь поленья, и они уютно затрещали, от этого согрелось усталое сердце.
В ту ночь Полина Никитична возле Вали и глаз не сомкнула, а усталости словно и не чувствовала. Напоив Валю чаем с малиной, она укрыла её лоскутным ватным одеялом – сама его шила, вот и пригодилось, хорошему человеку подарила, на пользу… Валя благодарила соседку, и того не ведала, что этой самой заботой и Полина ожила.
Сидела Полина Никитична на лежанке у печи и думала, перебирая петли спицами, что такое человек существо – обязательно ему надо кому-то нужным быть… не может он в одиночку, сердце тогда остывает, пустым становится и равнодушным.
Утром Вале стало лучше, ей нужно было на дежурство идти, но Полина Никитична строго так на неё глянула:
- Ты, дочка, меня послушай! Лежи-ка и не думай про работу! Себя надо пожалеть! Никому такие «подвиги» не нужны в ущерб здоровью. Я сейчас сама схожу в контору, скажу, что ты заболела. А после и в медпункт загляну, пусть доктор наш Александр Константинович придёт тебя проведать.
- Не могу я сейчас болеть-то, - расстроилась Валя, - Мне надо Ирину научить за себя, чтобы поехать…
- Больная-то всяко никуда не поедешь, вот про это и думай.
Валя хотела было подняться, но сил встать не было, пришлось послушать доброго совета бабушки Поли и остаться в кровати.
А когда позже строгий Александр Константинович пришёл её проверить, он Полину Никитичну за такой совет похвалил. Заподозрив у Вали воспаление лёгких и заявив, что рисковать здоровьем пациента он не в праве, доктор сообщил Вале – сегодня же отправится она в районный стационар, и возражения не принимаются!
Продолжение здесь.
От Автора:
Друзья, рассказ будет выходить ежедневно, КРОМЕ ВОСКРЕСЕНЬЯ, по одной главе, в семь часов утра по времени города Екатеринбурга. Ссылки на продолжение, как вы знаете, я делаю вечером, поэтому новую главу вы можете всегда найти утром на Канале.
Все текстовые материалы канала "Счастливый Амулет" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.