ОТ КУПАНИЯ за бортом меня спасают ванты, за которые я успеваю схватиться. Леонид что-то кричит мне, размахивая рукой. Но его команды не долетают до меня, хотя нас разделяют каких-нибудь три метра. Я лишь различаю слово «шкоты». Но шкоты и так у меня в руках, хотя я чувствую, что они уже вот- вот вырвутся из моих ослабевающих пальцев. Или утащат за борт, если я продолжу за них цепляться. А вот что делать дальше, я никак не могу вспомнить. Вся мореходная наука напрочь вылетела из моей головы.
Из рубки выскакивает полуодетый старпом. Он перехватывает у Леонида румпель, а кэп проносится мимо меня на бак, ложится на палубу и за галсовый угол стаскивает парус вниз. Стаксель тут же перестает хлопать на ветру и послушно ложится на палубу.Черт возьми, как все просто! Я с облегчением бросаю шкоты и помогаю Хальфину скатать парус.
Шторм между тем никак не хочет успокаиваться. В два ночи нас меняют. Значит, прошло уже четыре часа с тех пор, как мы с Леонидом встали на вахту. Я спускаюсь в сухое и теплое нутро нашего суденышка. Стаскиваю спасжилет, расстегиваю мокрый «непромоканец». Пока я был наверху, качка совсем не ощущалась. А здесь, не успел ещё переодеться в сухое, как уже накатывает тошнота.
- С крещением тебя, — одобрительно говорит Михаил, протягивая кружку с горячим кофе. Я кисло киваю ему и поспешно бросаюсь по трапу наверх. Там я переваливаюсь грудью через рубку и без сожаления расстаюсь с содержимым желудка.
Под утро вахтенной команде удалось найти бухту, куда не добирались волны. Яхта зашла в укрытие и пришвартовалась к берегу. Я в это время уже спал без задних ног в «гробу» — длинном и узком ящике в кормовой части каюты. Здесь обычно хранится оснастка и всякие полезные вещи, но поскольку на нашей яхте всего 6 спальных мест, то мне, как «салаге» отвели для отдыха «гроб». Дедовщина, однако.
ПРОШЛИ СИКТЯХ — крохотный заполярный поселок на берегу Лены. Заходить в него не стали — уж больно хорош был попутный ветер. Погода, да и природа резко изменились. Деревья по берегам почти не встречаются — все больше кустарники, мох. «Купальный сезон» закончился. Хотя на календаре июль, очень холодно. На ночную вахту надеваю теплое белье, овчинный полушубок, шапку, перчатки. Впрочем, ночь здесь, в Заполярье, понятие относительное. Солнце не успеет зайти за сопку, как тут же вновь появляется над горизонтом.
Закаты удивительно красивы. Солнце сидит в узкой, длинной на полнеба, тучке. Под ней полоска света, потом еще тучка, а ниже, по всему горизонту, ровный нежно- сиреневый свет. На воде дорожки от солнца золотистые, а вся остальная поверхность реки — сиреневая. Тишина стоит вокруг на сто верст. И яхта этого великолепия не нарушает. Почти бесшумно скользит в золотисто-сиреневом мареве наш белый кораблик, лишь вода слегка потрескивает, вскипая за бортом.
Стоит один раз пройтись на яхте, подержать в руках румпель, чувствуя, как послушно судно твоему малейшему движению, ощутить, как передается тебе по шкотам тугая дрожь наполненных ветром парусов, чтобы безнадежно «заболеть» этим делом. Человек, нашего столетия одержим скоростью. Моторы, дизели, самолеты, космические корабли... Железная армада грохочет, ревет, взрывается, выплевывает тучи дыма на зависть всем вулканам мира. Но чем большего прогресса добивается человечество на этом пути, тем чаще поднимается над водой парус — раннее дитя человеческого разума.
С каждым годом растет в мире число яхтсменов. Наверное потому, что это один из немногих еще оставшихся способов почувствовать свое единение с природой, войти в нее не сытым победителем, а вечно благодарным должником. И в звенящей тишине, где только небо, вода и невесомо парящий парус, освободиться от дел, от собственной деловитости, от суеты и суетности.
КЮСЮР ОТКРЫЛСЯ из-за поворота внезапно. Сначала на пологом левом берегу я увидел белую точку обелиска на братской могиле времен гражданской войны. Как потом оказалось, памятник полузаброшен, имена покоящихся здесь уже неразличимы. Вокруг свалка бочек из-под горючего. А ведь рядом, через реку, на высоком Ленском берегу — центральная усадьба совхоза «Булунский». Есть в Кюсюре и школа, и комсомольская организация хозяйства. Всего лишь год прошел, как завершилась длительная, с помпой проводившаяся акция комсомольского похода по местам революционной, боевой и трудовой славы. Да вот результатов что-то не заметно.
В Кюсюре я собирался побывать ещё полтора года назад. Но тогда это не удалось — просидел из-за пурги трое суток в аэропорту Тикси. На этот раз погода помешать не в силах. Впечатления от поселка мало радостные. Фасады домов грязные, обшарпанные. Давно не ремонтировавшийся деревянный тротуар ощерился провалами. Тут и там разбросаны грязные кучи угля. По всему поселку валяются переломанные, раздавленные колесами и гусеницами бревна, доски, щепки. Запущенность и расхристанность полнейшие.
Подняли парус и перешли на левый берег — к бывшему селению Булун, давшему название району. Сейчас там уже никто не живет, все перебрались в Кюсюр. Едва мы пришвартовались, следом за нами подходят к берегу две ярко-красные «моторки». Из них выходят шестеро молодых ребят.
— Мужики, водка есть? Даем в обмен мясо, рыбу, пыжик... Ну хоть вина дайте! Ну хоть пива...
Потоптались, услышав отказ, и умчались восвояси. Но час не прошел, летят опять. Предлагают на этот раз песцовую шапку. Опять же за водку. Всего за четыре бутылки. Потом и на две соглашаются. Признаюсь, была у нас водка, лежала, надежно спрятанная, в рундуке, на котором спал наш «начпрод» и он же кок Ваня Гринкевич. Не для веселья хранился этот груз — мало ли что в море может случиться. И уж тем более, не для торгов. Лиля Кислова, единственная женщина в нашем экипаже, рассердилась, стала стыдить парней:
- Разве так можно?! Шапку, наверное, у родителей взяли и за водку хотите отдать, за бесценок...
Четверка ребят, которые помоложе, стушевалась, отошла к лодкам. А двое постарше не уступают. Особенно один — в кожаном пиджаке поверх тельняшки, с пластырем под глазом — агрессивен.
- А вам какое дело? — огрызается он. — Моя шапка, сам заработал. За сколько хочу, за столько и продаю.
А на шапке-то бирка, и на ней написано: «Ушанка женская. Цена 280 рублей».
Увидели наши «купцы», что мимо идет теплоход, вскочили в лодки и помчались на новые торги.
А мы занялись ремонтом. Сломалось крепление гика - это горизонтальное бревно, на котором крепится основной парус - грот.
Отремонтировались своими силами за три часа. Это, кстати, была единственная поломка за всё время путешествия. На такой случай, когда нельзя поставить парус, или надо идти против течения, у нас был лодочный мотор "Ветерок".
Продолжение следует...
Предыдущая глава ЗДЕСЬ.