Аннушка. Глава 13.
Через три дня Яков и Мария исчезли из Елошного, словно и не было их здесь никогда. Мать Якова пожимала плечами на вопросы о нём, не зная куда уехал сын. С Шабалиными он не попрощался и про жену не вспомнил растворивших на просторах страны. Анна была рада. После той ночи в малухе и родов Маши она вовсе не жаждала увидеть его.
Жизнь вошла в привычное русло, зимние заботы поглотили елошенцев, думающих о том, как сохранить нажитое в условиях гражданской войны. Крутившаяся меж больными, как белка в колесе, Анна не сразу заметила, что стало тянуть её в сон без особой причины, а по утрам по началу появилась легкая тошнота, усиливавшаяся от запаха пищи. Девушка округлилась в талии и первой кто заметил в ней изменения была мать, родившая семь детей.
-Донюшка,-остановила она дочь, проходившую мимо её как-то утром, -а давай-ка пошепчемся немного, да вот хоть здесь, у стола, пока отец лошадь запрягает. Скажи, а ты ничего необычного за собой не замечаешь?
-Да вроде нет, мама, а что?
-Ох, горе ты моё горькое, роды принимаешь, за младенцами смотришь, а что дитя под сердцем своим носишь не увидела, не почувствовала. Ну что ты плачешь, дуреха? Чай не в девках родила, а от законного мужа. Поговорят в деревне, да успокоятся, худое к тебе не прилипнет, ты себя бережёшь, фамилию не посрамила, наоборот на почете и уважении сейчас или ты дитю не рада?
-Ой, мама, нет хуже плода, который никогда не зреет, но и дитя — это не нужно мне!
-Окстись, бесстыдница, не гневи Бога, деток родить-это тебе не веток сломить! Или я не знаю, чего?
-Не любит меня Яшка и не любил никогда, полюбовницу в дом родительский привёл, на всё село опозорил, что ж я ребенка без любви рожать должна?
-А ты на что? А мы с отцом твоим? Разве мы любить его не станем? Разве не вырастим хорошим человеком? Не знаю о какой-такой любви ты говоришь, нас с Егорушкой родители просватали, не спросили. Не люб он мне был. На свадьбе нашей слёзы сдержать не могла, после ночи-возненавидела, до того он мне противным казался. В свой дом зашли, тятя твой ремеслом занялся, первенца родили, тут я и успокоилась. Попривыкла к нему, стерпелась и слюбилась. А теперь уж что? Помирать пора, одного боюсь, чтоб раньше меня не ушёл, пропадёт ведь.
Женщины не выдержали и расплакались, обняв друг друга.
-Вроде вёдро сегодня обещали –сказал Егор Васильевич, заходя в дом со двора вместе с Васей, -а вы слезами избу залили, за соломой едем али как? Гнедого распрягать?
-Едем, -хором ответили ему дочь и жена.
-Готовься, дед, летом внука тешкать станешь, понесла наша Аннушка- сказала Люба, поднимаясь со скамьи.
- У кого детей много, тот не забыт от бога –растерянно сказал Егор Васильевич, не обрадовавшись этому известию. Хоть и принял он Якова в доме своём как дорогого гостя, но нутро волчье спрятать тому не удалось, хоть и улыбался натужно хозяевам. Наделал дел блудоум и в кусты, а дитя на ноги поднять нужно, а как это сделаешь, когда ноги не держат, в руках слабость?
-Пошавеливайтесь, а то вечерни не управимся - приказал он домочадцам, выходя из дома.
-Вроде как тятя и не рад вовсе-обидчиво сказала Анна, натягивая валенки.
-Дай ему время обмозговать всё, а живы будем и это дитё поднимем, ты бы поспешала, дочка, не гоже отца заставлять ждать. Накинув теплые платки на головы, они вышли во двор.
К осени 1919 года, родившая девочку Анна, переселилась в дом Повилики. Сделала она это неспроста. Перед самыми родами явилась к ней во сне повитуха, присела на краешек кровати, улыбнулась приветливо, пригладила рукой мокрые от пота волосы девушки.
-Не бойся, милая, -ласково сказала она, -девочка твоя в срок родится, назовешь её Анною, как себя, быть ей ведуньей, только силы в ней поболе твоих будет, смышлёная она у тебя. В доме родительском жить не моги, в мой перебирайся, да не бойся ничего, все испытания сдюжишь и награду за усердие своё от Бога получишь. Всё по заслугам, как служили, то и получили!
Анна вскрикнула и проснулась от боли, тесным обручем охватившую её поясницу.
-Мама! –позвала она Любу, -началось!
Как и предсказала Повилика, родилась красивая, спокойная девочка, которую, несмотря на сопротивление родителей нарекли Анной, а, чтобы не путаться в именах называли по-простому –Нюрой. Девушке пришлось выдержать ещё один бой с родителями, но, настояв, съехала она в дом Повилики, забрав с собой детей.
Жизнь в Елошном вовсе не была спокойной в тот период, село то и дело занимали военные, то белая армия, то красная. И те, и другие вели себя одинаково, требовали еды, лошадей, фураж и сено. А ещё было много раненных и Анне приходилось им помогать. Она не делала различий между людьми, для неё важнее было помочь и облегчить страдания. Васенька и Нюра находились при ней, и мальчик очень рано приловчился помогать Анне, подавая нарезанные на полосы тряпки вместо бинтов.
Двухмесячная Нюра была на удивление спокойным ребенком, особых хлопот не требовала. Улыбалась и пускала пузыри при виде родных лиц. Несмотря на то, что родила она её от ненавистного ей человека, дочь Аннушка любила трепетно и беззаветно. Целовала её маленькие пальчики на здоровых ножках, любовалась красивыми глазами, тетешкалась и игралась словно сама она стала вдруг ребенком.
Никто в Елошном Анну не трогал, слишком велик был страх перед силой её, с помощью которой поднимала она на ноги стоящих в могиле одной ногой. Как только какой-нибудь отряд заходил в село, за Анной сразу посылали, но многие приходили прямо в дом в любое время суток. Поэтому, когда в очередной раз раздался стук в дверь, она не сомневаясь открыла и замерла, увидев перед собой мужа, за спиной которого маячили люди, мужик, державший в своих руках молодого парня.
Яков сильно изменился, постарел, поседел, глубокие морщины избороздили его лоб.
-Что застыла? Али не признала? –знакомый голос заставил её очнуться.
-Признала, Яков Лексеич, какими судьбами? -спросила она, оглядывая гостей.
Вот уже два месяца возле Елошного стоял фронт и село несколько раз переходило из рук в руки. В данный момент в домах елошенцев квартировали красногвардейцы.
-На крыльце балакать будем или в дом пустишь? –поинтересовался гость.
-А что в моём доме вам надобно, Яков Лексеич или в родительском вам не рады?
-Но-но, заговорила! Забыла кто ты есть?
-А то помню, а вот вы позабыли малость!
-Да я –Яков размахнулся, чтобы ударить её, но вмешался товарищ, пришедший с ним. Посадив раненого на скамью возле дома, он поднялся на крыльцо.
-Полегче, Яша! –сказал он, перехватывая его руку, простите нас, хозяйка, но помощь ваша нужна, друг наш ранен, кровью исходит, слыхали бой вчера был, тут рядом?
-А у нас тут каждый день бои, так что ж? Где ваш болезный? Несите в дом, да не шумите особо, дитё только заснуло -сказала Анна, повернувшись к гостям спиной. Сердце её билось, словно овечий хвост тряслось, боль былой обиды затопила, вызвала злость, но она быстро взяла себя в руки.
Яков и его товарищ внесли в дом раненого. Светловолосый парень, по виду ровесник хозяйки стонал, держась руками за живот.
-Ложьте на лавку –приказала Анна, -а вас попрошу на выход, в лечебном деле мне доглядаи не нужны.
-Я не уйду –твёрдо сказал товарищ мужа и добавил, - а ты, Яша, иди, тебя дочь дожидается. Анна при этих словах вздрогнула даже.
-Вы что ж, Яков Лексеич, с женой и дочерью совместно воюете? – спросила она, гостя, тот не ответил, лишь полоснул её тяжелым взглядом, выходя из дома.
-Померла жена его, два месяца назад от сыпного тифа- сказал мужчина, помогая ей снять одежду с раненого.
-Мы тогда в одном селе стояли, там и похоронили. У Якова лишь дочь и осталась, он сейчас её к родителям определил.
-Надо же, видать Бог не Ермошка видит немножко, отлились Машке мои слёзки! Безсоромна баба - в сердцах сказала Анна, согнувшись, осматривая рану.
- Злой человек не проживёт в добре век, -тихо ответил ей гость, -сейчас много людей гибнет, что ж вы так не доброму-то о Марии отзываетесь, ведь о покойном либо хорошо, либо ничего…
- Кроме правды - добавила Анна, распрямляясь, чего ж ко мне тогда заявились, к плохой? Или Яков не рассказал?
-А что он рассказать должен? Сказал, что лекарка вы, в травах понимаете, лечить умеете.
-Лекарка, значит? Ну, ну. Товарищ твой не жилец, рана кишки задела, к утру представится, так что можете забирать, тут я вам не помощница!
-Брат он мне, младший –гость не смог сдержать дрожь в голосе, поскребыш наш. Все остальные померли, одни мы с ним на белом свете остались. Выходит, не уберег, -он сел на табурет возле брата, сжимая в руках фуражку с козырьком.
-Макаром меня родители нарекли, а это Семён. Семушкой его мать называла.
В это время в маленькой комнатке подала голос Нюрка, есть захотела, заскочил с улицы Вася, бегавший с поручением к деду.
-Не на улице же ему помирать? –просительно посмотрел на Анну, взявшую на руки дочь Макар.
-Оставайтесь,-чуть помедлив ответила она.