Планы на день пришлось изменить из-за необходимости ехать в Тамбов. Антон участливо предложил свозить меня туда, и отказываться от его помощи и поддержки не имело никакого смысла - в автомобиле ехать комфортнее, чем в автобусе. Я хотела позвонить Серебрянскому и спросить, как мне теперь выкручиваться из того, что наворотил сыночек его клиента, но отказалась от этой идеи. Если Мирон в курсе делишек своего брата, то и папаша тоже всё знает, и Серебрянский, но они почему-то не лезут из кожи вон, чтобы мне помочь. Мне начало казаться, что Олег Григорьевич заинтересован в успехе безумного замысла Артура. Старший Карпунин стар, у него болеет жена, а Артурчик очень кстати в очередной раз занялся поисками источников целебной воды.
- Это не мой муж, - заявила я в морге, когда мне показали тело с обезображенным до неузнаваемости лицом.
- Вы уверены? - уточнил Кочкин. - Группа крови, рост, возраст, цвет и длина волос совпадают. Вам, конечно, лучше знать другие части тела вашего супруга…
- Вот именно, - резко оборвала я его фразу. - Во-первых, мой супруг был не настолько волосатым в области груди, а во-вторых, вы отпечатки пальцев по базе пробивали? Я понимаю, что тело обглодано дикими животными, но вот этот палец, например, сохранился.
Диму Кочкина и эксперта, присутствовавшего на опознании, смутило моё спокойствие. Они, наверное, ожидали, что я грохнусь в обморок, что меня стошнит или ещё что-то в этом роде, но вид изуродованного трупа не вызвал у меня вообще никаких эмоций, будто я каждый день сталкиваюсь с чем-то подобным. А я ведь ещё и потребовала, чтобы мне целиком тело показали, а не только фарш на месте лица.
- А почему в базе должны быть отпечатки пальцев Анатолия Павловича? - сощурился Кочкин. - Он что, привлекался?
- В прошлом году нас с ним обвинили в организации покушения на Мирона Карпунина, - пояснила я. - Толя некоторое время провёл в СИЗО, но потом обвинения с него сняли.
- Тогда да, - согласился Кочкин. - Отпечатки должны быть.
- Вы лучше объясните, почему я должна учить вас делать вашу работу, - огрызнулась я.
- Тело очень сильно повреждено, - вмешался эксперт. - Дактилоскопирование всего одного пальца может не дать никаких результатов.
- И что? - вопросительно вскинула я бровь. - По этой причине я должна всех неопознанных, которые лежат в ваших холодильниках, своими родственниками признать? Я, кажется, забрала заявление. Мой муж никуда не пропал. Он уехал с любовницей и нашим ребёнком в Питер, и сегодня я собиралась подать на развод.
- Его паспорт всё ещё лежит у меня в сейфе, - заметил Кочкин.
- И будет лежать там дальше, - ответила я. - Власов очень долго работал на Олега Карпунина, который в своё время был весьма авторитетной личностью. Поверьте, у него достаточно связей, чтобы сделать фальшивые документы и на себя, и на ребёнка.
- А как же вы тогда разводиться с ним собираетесь? - усмехнулся следователь.
- По закону, - парировала я. - А на вас, уважаемый Дмитрий Тимурович, я напишу жалобу. Инициатива и рвение, знаете ли, не всегда пользу приносят. Оставьте меня и мою семью в покое, пожалуйста. Покажите, где я должна поставить подпись.
Кочкина от злости аж перекосило. Видимо, не на такой итог он рассчитывал. А я ещё и внимательно прочитала протокол опознания трупа перед тем, как оставить под текстом свой автограф. Так и хотелось сказать словами Нефёда: «Шиш вам!», но сдержалась. Хитренькие какие. Не на ту напали.
- Это всё? Я могу быть свободна? - зло осведомилась у Кочкина.
- До свидания, Элеонора Алексеевна, - кисло отозвался он.
- Нет уж, прощайте, Дмитрий Тимурович. Свиданиями с вами я сыта по горло, - надменно заявила я и вышла на свежий воздух.
Бесят. И не отстанут ведь. Если Карпунины пустили в ход свои деньги и связи, то перед вчерашним студентом Димой Кочкиным поставлена чёткая задача меня посадить. Ему наверняка даже последовательный план действий выдали, и для меня это очень плохо. Я ведь хочу на время исчезнуть. Если исчезну, у этих гадов будут развязаны руки. Они в моё отсутствие такое дело состряпают, что у судьи волосы дыбом встанут.
- Ну что? - осторожно поинтересовался Антон, когда я снова села к нему в машину.
- Ничего, - сердито проворчала я. - Это не мой муж.
- А чего злая такая? Радоваться надо.
- Да нечему радоваться, Антош. Эта сказка ещё страшнее предыдущей получается. Ладно, проехали. Тебе моих проблем лучше не знать, а то так вляпаешься, что потом до конца жизни не отмоешься. Поехали домой, если тебе никуда не надо здесь.
- Я за дверным замком в город ехал, - сообщил он. - Надо на входной двери сменить, а то дед кому попало ключи раздал. Ты на развод подавать передумала уже что ли?
- Сегодня уже точно ничего не хочу, - ответила я.
- Значит, возвращаемся, - подытожил Лопатин.
На выезде из Тамбова он остановил машину возле строительного магазина и купил то, зачем с утра ехал в Мичуринск. Ещё там, на парковке, я закрыла глаза и задумалась о том, стоит ли прямо сейчас затевать задуманную игру с изменением внешности. Как-то незаметно для самой себя умудрилась заснуть, а когда проснулась, обнаружила, что автомобиль стоит на берегу реки. Антона в салоне не было - он сидел на корточках у кромки воды и бросал в реку маленькие камешки. Окна машины оставил открытыми, чтобы я в ней не сварилась. Я посмотрела на часы в телефоне - пятнадцать минут третьего. Надо же, несколько часов проспала.
- Выспалась? - спросил Лопатин, когда я подошла к воде, чтобы умыться.
- Угу, - кивнула я и зачерпнула пригоршню воды. - Надеюсь, ты не ради этого здесь остановился?
- Нет, - качнул он головой. - У меня с этим местом личные воспоминания связаны.
Я смыла пот с лица и шеи и осмотрелась. Речка как речка - ничего особенного. Тростник, рогоз, илистое дно. На берегу ивы растут, а на одной из них тарзанка болтается. И погода вроде бы для купания подходящая, и место хорошее, но никого нет, кроме нас.
- Это мы где? - спросила я.
- Километрах в трёх от Мизгиревки, - отозвался Антон, зашвырнув в воду очередной камешек. - Мы с отцом здесь были однажды. Искали хорошее место для рыбалки и пришли сюда. Я тогда своего первого в жизни карася поймал.
- Это из-за меня, да? - поняла я причину его ностальгии. - Из-за того, что мы в морг ездили?
- Да, - честно ответил он. - Столько лет уже прошло, а я до сих пор не могу спокойно относиться к похоронам, покойникам, моргам и кладбищам. Я ведь не сказал тебе, как мой отец умер.
- Не надо, - попросила я.
- Мне надо, - возразил он. - Я никому об этом не рассказывал никогда. А теперь вот хочу.
- Антон…
- Не перебивай, пожалуйста. Просто выслушай, - попросил он и поднял на меня взгляд. - Я знаю, что у тебя своих проблем выше крыши, но это как… Не знаю. Потребность. Я хочу рассказать всё именно тебе.
- Ладно, - согласилась я. - Если тебе это так необходимо…
- Необходимо, - подтвердил он и выпрямился, отряхнув руки о штаны. - У нас в семье по материнской линии династия врачей. Дед у меня кардиолог, бабка акушеркой в роддоме всю жизнь проработала, а мать выучилась на стоматолога, потому что эта профессия всегда и везде востребована. Она в городской поликлинике тогда работала. Ну и домой к нам тоже иногда по рекомендациям разные люди приходили, но оборудования дома не было нужного, поэтому мама обычно договаривалась с такими клиентами о внеочередном приёме. Дома она только удалением занималась. Естественно, за деньги.
- Без снимков? - уточнила я.
- Угу, - кивнул Антон. - Да с этим проблем не было никогда. Она за сложные случаи не бралась. Как-то раз, помню, мужик пришёл с таким флюсом, что у него даже уха из-за щеки не видно было. Она ему сразу отказала и посоветовала даже не в стоматологию, а сразу в отделение челюстно-лицевой хирургии ехать.
- И тебе тоже прочили будущее врача, - догадалась я.
- Ну да, - подтвердил он мою догадку. - Мамины старики тоже не особо довольны были тем, что она нарушила семейную традицию и вышла замуж за инженера, но она тогда уже мной беременная была. Брак по залёту вроде как, но мать с отцом любили друг друга. А я - да, должен был стать врачом. Мне ещё в начальных классах начали книжки медицинские подсовывать. И когда мы на какой-нибудь семейный праздник собирались, родня начинала спорить о том, в какой именно сфере я должен стать специалистом. Бабка была за гинекологию, дед - за кардиологию, а мать твердила, что дантисты зарабатывают больше всех.
- А ты кем хотел быть? - спросила я.
- Капитаном дальнего плавания, - улыбнулся Антон. - Уплыть подальше от родственников и распоряжаться своей жизнью без их участия. Да я мелкий же был, там моего мнения никто и не спрашивал. Постепенно как-то смирился с тем, что мне суждено стать врачом. Даже заинтересовался. А после смерти отца понял, что не хочу иметь к медицине никакого отношения.
- Врачебная ошибка? - предположила я.
Антон вздохнул и отрицательно покачал головой.
- Нет. Отец тогда коллегу своего с сыном привёл. Пацан подрался, ему два зуба выбили, а третий сломался и расшатался. В поликлинику идти парень отказался наотрез. Вроде ничего серьёзного, мать ему этот обломок вытащила, а пацан через три дня в больничке кони двинул от стремительно развившегося сепсиса. Естественно, там и драка наружу вылезла, которую скрыть хотели, и медицинские услуги на дому тоже. Коллега отца обвинил мою мать, хотя там определить очаг заражения было невозможно.
- Почему невозможно? - не поняла я.
- Да потому что было ещё два поверхностных ножевых, которые тоже загноились, - пояснил Лопатин. - Парень ВИЧ-положительный был и кололся. Это только в больнице выяснилось. Иммунитет ослаблен, простор для инфекций… Короче, виноваты были все, кроме родителей подростка, которые ничего не знали. Там сложное уголовное дело было и процесс долгий. Мать не имела права оказывать стоматологическую помощь на дому. Случай не экстренный, и было видно, что воспаление уже началось.
- А почему она не отказалась?
- Не знаю, - признался Антон. - На суде она сказала, что папаша этого пацана ей угрожал расправой, если она откажется, а тот заявил, что отвалил за помощь кругленькую сумму. Из свидетелей были только я и мой отец, а мы, сама понимаешь, лица заинтересованные. Да ты же сама юрист, Эль. Умер подросток. Да, он был ВИЧ-инфицированным наркоманом, но это ведь ребёнок. Для суда он ребёнок, а для родителей - тем более. Они на фоне горя утраты вообще не понимали своей ответственности, им других виноватых нужно было найти.
- Твою маму осудили? - поняла я.
- Условно, - кивнул Антон. - Штраф крупный назначили, лицензию аннулировали. Из поликлиники её уволили. А родственникам наркомана это наказание показалось несоизмеримым с их потерей, и они начали добиваться пересмотра дела в вышестоящих инстанциях. Отец попытался ещё раз поговорить со своим коллегой по-человечески, а через неделю после этого разговора мы его похоронили с огромной дырой от топора в черепе. Видимо, по-человечески не получилось.
- Да уж, - согласилась я, не зная, как реагировать на услышанное, но это, оказывается, было ещё далеко не всё.
Антон замолчал, сунул руки в карманы джинсовых брюк и снова отвернулся к воде. Постоял так немного и сообщил:
- Я видел, как его убили. Мать тогда не хотела вообще никуда меня отпускать, но я всё равно пошёл. Поругался с ней, хлопнул дверью… Они на соседней улице жили в частном секторе. Осень, вечер, темно… А у них лампочка над крыльцом горела. И фонари вдоль дороги. Я как раз калитку открыл, когда этот урод отца сзади по голове ударил. Хотел убежать и позвать кого-нибудь на помощь, но не смог. Ноги как будто приросли к земле. Стоял с открытым ртом, как дурак.
- Антон…
- Нет, не останавливай меня, иначе я уже никогда и никому не смогу это рассказать, - попросил он. - Ты не представляешь, что мне тогда пришлось пережить. Этот человек заставил меня помогать ему. Сначала запер в доме и угрожал, что убьёт и маму, и меня, а потом, уже ночью, мы вместе донесли тело моего отца до машины и вывезли в промзону на заброшенный склад. И топор тоже.
- Но ведь в полиции не идиоты работают, - заметила я. - Они же должны были понять, что убийство в другом месте произошло.
- Должны были, - согласился Антон. - Понимали, правда, долго. А я молчал, потому что боялся за мать.
- Этот козёл и тебя сдал, когда на него вышли?
- Он к этому времени умер, - пожал Лопатин плечами.
- Ясно, - кивнула я, а потом до меня наконец-то дошло. - Это ты его?
- Это была самооборона, - пояснил Антон. - Им отказали в пересмотре дела, этот урод напился и заявился к нам домой с намерением устроить самосуд. Избил сначала меня, а потом попытался задушить маму. Соседи ментов вызвали, потому что она кричала. А я очнулся, увидел, что он творит, и… Короче, пока приехали менты, всё уже было кончено. А следакам и на суде я всё честно рассказал про смерть отца.
- Сколько тебе лет было? - спросила я, стараясь не разреветься от сострадания.
- Четырнадцать, - ответил он. - На свободу я вышел в двадцать два.
- Восемь лет? - ужаснулась я. - Несовершеннолетнему ребёнку суд назначил восемь лет лишения свободы?
- По совокупности, - пояснил Антон.
- Но ты же сказал, что это была самооборона, - напомнила я.
- А в уголовном кодексе есть понятие «самооборона с особой жестокостью»? - горько усмехнулся он в ответ.
- Есть скидка на состояние аффекта, - возразила я. - Он вас убить пытался и…
- Эля, не надо меня оправдывать, - остановил Лопатин мою пламенную речь. - Я хотел его убить и убил. Стечение обстоятельств просто ускорило события. И на суде я без тени раскаяния так и сказал.
- Это какой-то ужас, - подытожила я. - То есть ты мне врал о своём детстве? Про муравьёв, про ваши с мамой поездки к её родственникам…
- Не врал, - настала его очередь возражать. - Просто опустил подробности. Мирмекологией я ещё до колонии заинтересовался, а там на самообучение времени было предостаточно. Литературы, правда, маловато. Но школьное образование и аттестат я получил, экзамены все сдал, поэтому в вышку потом поступил без проблем. У меня ещё и вторая профессия есть. Сел я школьником, а освободился уже электриком с корочками и квалификацией. А к родственникам мы ездили уже после колонии.
- С ума сойти можно, - констатировала я и потёрла лоб. - Да уж, прошлое твоё весёлым не назовёшь. Жизнь сломана, династию врачей не продолжил… Теперь хотя бы понятно, почему твоя бабка Серафима говорила, что мать отца в гроб загонит. Если бы не тот приём на дому, всё совсем по-другому сложилось бы. Вот только откуда это знание?
- Не знаю, - пожал Антон плечами. - Она на картах гадать умела.
- О как! - обалдела я от этой новости. - Это я, получается, теперь тоже так могу?
Он посмотрел на меня с грустью и вздохнул.
- Даже если можешь, не уверен, что в этом умении есть что-то хорошее. От смерти оно моего отца не спасло. Это всё, Эль. Я всё рассказал. Добавить нечего.
- Ясно, - кивнула я. - Я должна как-то отреагировать на твою откровенность? Просто не понимаю…
- Теперь твоя очередь рассказывать страшные сказки, - криво усмехнулся он. - Правда за правду. Я свою самую страшную тайну открыл, поэтому готов выслушать твою.
- Не-не-не, мы так не договаривались, - запротестовала я и вознамерилась пойти к машине.
Даже пяти шагов сделать не успела - Антон догнал меня, поймал за руку и развернул лицом к себе.
- Я не для себя это делаю, дурочка. Просто знаю, насколько тяжело в одиночестве переживать тяжёлые периоды и несчастья. Нельзя носить всё в себе. Я носил. Мусолил в уме, обдумывал, злился. В итоге додумался до желания убить, потому что не видел других вариантов. Если бы я тогда хотя бы с матерью поговорил на эту тему, хотя бы её мнение выслушал… А у тебя на лбу написано, что ты готова кому-то мстить и шагать по трупам. Ты даже не побледнела, пока в морге была. У тебя так крыша окончательно уедет, понимаешь?
- Тебе-то какое дело до моей крыши? - вызывающе вздёрнула я подбородок.
Лопатин посмотрел долгим взглядом мне прямо в глаза и отпустил мою руку.
- Никакого.
- Ну вот и славно. Отвези меня домой, пожалуйста, - попросила я и вернулась в машину.
До Мизгиревки мы ехали молча. Я переваривала услышанное и пыталась откопать в своих магических знаниях что-нибудь, хотя бы отдалённо напоминающее толкование карт, но три километра - это даже по просёлочной дороге очень мало, поэтому до села мы добрались быстро. Въехали по асфальту со стороны лесопилки. Повернули и оказались на Центральной. Там Антон сделал ещё один поворот и остановил автомобиль возле своего дома.
- Спасибо, - поблагодарила я его за услуги извозчика.
- Подожди, не уходи, - попросил он. - Зайди в дом на минутку.
- Зачем? - спросила я.
- Надо, - ответил он.
- Кому надо?
- Тебе.
- Нет уж. Я, пожалуй, пойду, - возразила я. - Ты передо мной и так уже без взаимности вывернул душу наизнанку, поэтому на сегодня сеанс психотерапии можно считать оконченным. Я, в отличие от тебя, к откровенности не готова. Спасибо за искренность. Желаю тебе удачной поездки домой.
Выбралась из салона, слишком сильно, хоть и без злого умысла, хлопнула дверью и пошла в сторону центральной улицы, потому что переулками добраться до нашего с Власовым дома возможности не было. Антон тоже вышел из машины и крикнул мне вслед:
- А если я скажу, что нашёл тайник Серафимы?
Я остановилась и вернулась к нему.
- Какой тайник?
- Шкатулку с какой-то фигнёй, - неопределённо пожал он плечами. - Она в подполе за банками с маринованными кабачками стоит.
- А почему раньше не сказал об этом?
- Да там ерунда какая-то сушёная. Забыл просто.
- Забыл?
- Угу.
- Ну неси её сюда.
- Не могу.
- Почему?
- Она к полке гвоздями приколочена.
Я вздохнула и выдвинула требование:
- О моих проблемах мы разговаривать не будем.
- Не будем, - пообещал он.
- Отлично, - согласилась я.
А в доме… Я не знаю, как это получилось, честно. У меня нет объяснений. Как вспышка. С Власовым в первый раз примерно так же было, но тогда я хотя бы осознавала, что творю, а с Антоном… Он просто меня поцеловал, а у меня напрочь отказали тормоза, честь, совесть, чувство собственного достоинства и та часть жизненных принципов, которые отвечают за верность любимому человеку. Я люблю Толю. Всей душой люблю. Всем сердцем. В моей жизни нет места для другого мужчины. Измена для меня до этого дня была чем-то из области немыслимого. Но я изменила. Меня просто унесло. Подхватило, закружило и бросило в такой водоворот эмоций и чувств, что даже мысли не возникло остановиться, как будто разум на какое-то время уступил место простым животным инстинктам. А потом сожалеть о случившемся было уже бессмысленно - всё произошло, и ничего не исправишь.
- Шкатулка на самом деле существует, или ты её придумал, чтобы заманить меня в дом? - спросила я, лёжа в чужой постели и разглядывая трещинки на штукатурке потолка.
- Существует, - спокойно ответил Антон. - Хочешь взглянуть?
- Огнетушитель сначала принеси, - попросила я.
- Если ты собираешься сгореть от стыда, то огнетушитель не поможет, - сообщил он.
- А что поможет?
- Холодный душ и приступ гнева в мой адрес. Душ здесь только летний, он на улице. Если лень идти туда, можешь начинать сразу со второго пункта.
Оглавление:
