оглавление канала
Я задумалась на несколько минут. Безусловно, Николай был прав. Но тут было только одно решение. Задумчиво проговорила:
- Вспомним школьные уроки физики. Чем сильнее действие, тем сильнее противодействие. И наоборот. Как обманывают детектор лжи? – И, не дожидаясь чьего-нибудь ответа, ответила сама. – Нужно думать так, как будто мы действительно те, кем хотим казаться. Нужно вжиться в роль не только внешне, но и мыслями тоже. Не думаю, что этот «фон» с порога кинется проверять нас глубинно, так сказать. В слабости тоже есть сила, если ею уметь правильно распорядиться. – И я подмигнула.
Божедар тихонько рассмеялся, Николай улыбнулся. На этом наш совет я посчитала оконченным, и мы отправились маскировать вход в подземелье. Временами мне приходилось напоминать у кого какая роль, и следить, чтобы мужчины из этой самой роли не выпадали. До обеда усердно трудились. Конечно, промокли до нитки, и Николай с мужем отправились топить баню, ну а я, как и положено заботливой жене, пошла готовить обед. День катился к вечеру. За всеми домашними делами и хлопотами время летело незаметно. Но я поймала себя на мысли, что постоянно прислушиваюсь, ожидая… Чего? Приезда «гостей»? Возвращения Корнила? Ему бы сейчас тут появляться не стоило. Первая «встреча» должна была пройти легко, без напряжения. Он, конечно, очень опытный во всех делах, касающихся Знаний и Мудрости, но, у меня, почему-то были сомнения, что он сможет так легко лицедействовать, чтобы обмануть этого чертова «фона». Хотя, я вполне могла недооценивать его способности. А еще я раздумывала над простым вопросом. Интересно, «фон» сам сразу сюда пожалует или пришлет свою разведку? С одной стороны, разумнее было бы сначала все здесь разнюхать. Но я не могла знать ни его характера, ни его намерений.
Дождь после обеда наконец-то закончился. И в тучах стал появляться просвет, обнажая чистую и яркую голубизну неба. Солнечные лучи, прорвавшись сквозь плотные облака играли драгоценными камнями на вымокших травах, слепя глаза. Первыми приближение чужаков почувствовали лошади. Они стали беспокойно переступать и тревожно прядать ушами, словно почуяли зверя. Хукка, лежавший у моих ног, благосклонно терпевший возню Циркача с его ушами, насторожился, потянул носом воздух и, вскочив на ноги, занял боевую стойку. А в следующий миг, молча, без лая, сорвался с места, кинувшись к ограде. Циркач не обладал еще пока выдержкой моего пса, и с заливистым звонким тявканьем покатился колобком догонять своего друга. Я поднялась, чтобы последовать за нашими охранниками. Божедар с Николаем, что-то пилившие у бани, бросили работу, и сделали несколько шагов по направлению ко мне. Я махнула рукой. Мол, оставайтесь на месте. Не стоило «гостей» встречать толпой. Да и в «легенду» это не будет вписываться. Конечно, лучше было бы, чтобы встречать пошел Николай, как теперешний хозяин хутора. Но я побоялась его отправлять первым. От этой самой начальной встречи может зависеть, как все пойдет дальше.
По дороге из леса показались двое верховых. По посадке на лошади, по осанке, было ясно, что один из них был опытным всадником, а вот второму скакать на конях доводилось редко. Он был похож на куль соломы, который на первой же кочке свалится со своего скакуна. Понятное дело, «прощупывать» ментально подъезжающих я даже не пыталась, памятуя недавнюю ситуацию с Корнилом. Хотя, у меня и были свои, так сказать, женские возможности аккуратненько прощупать «гостей», но я помнила, что Грёнхагена обучала женщина, и гарантии, что она его не научила и всем женским премудростям не было никакой. Наездники подъехали поближе, и я смогла получше их рассмотреть. Тот, кто ехал чуть впереди, был представительный мужчина весьма солидного возраста, с крупным породистым носом, седой, чуть вьющейся шевелюрой, которую не портили небольшие залысины. Прямые брови, из-под которых прищуренные глаза смотрели холодно и проницательно. Его, даже в этом возрасте вполне можно было назвать красивым. Он являл собой вполне достойный образец «истинного арийца». Правда, фашисты в это словосочетание вкладывали совершенно иной смысл. Второй наездник, лет сорока, был вида простоватого, лицо имел неприметное, с носом-картошкой, поджатыми тонкими губами и глазами-щелочками на небритом лице. Выглядел он хмурым и недовольным. Но эта «хмурость» и недовольство, скорее относилась к неумению, и, соответственно, к нелюбви ездить верхом. Скорее всего, он был проводником из местных.
Увидев меня, стоящую у калитки, пожилой мужчина чуть тронул пятками свою лошадь, заставляя ее ускориться, не забывая при этом растянуть губы в приветливой улыбке. Не доезжая до ограды несколько метров, он довольно лихо для своего возраста, спрыгнул с коня, и широким шагом направился ко мне. А у меня мелькнула мысль: «Не утерпел, сам приехал…» Я тут же ее прогнала. Роль должна была стать моей второй натурой. А может быть, даже и первой. Я нерешительно, можно сказать, робко улыбнулась ему в ответ, потянувшись к нему навстречу, словно весенняя травинка к первым лучам солнца. Но не совсем открыто, а с легкой тенью настороженности. Мол, дядька, ты, конечно, красавчик и вообще, почти что мужчина мечты любой женщины, но я девушка простая, мало ли… На чистейшем русском языке, только с небольшим «прибалтийским» акцентом, он поздоровался:
- Здравствуйте!! Позволите напоить лошадей из вашего колодца?
Голос его звучал с гипнотическим очарованием, он обволакивал, убаюкивал, обещая райское блаженство каждому, кто пойдет за ним. Любому человеку, к кому обращались таким голосом, захотелось бы не только позволить напоить лошадей, но и с восторгом и благоговением, самому стать лошадью, лишь бы его каждый день водил под уздцы такой человек, с таким голосом. Одновременно с его словами, я почувствовала легкие иголочки, которые начали покалывать у меня внутри головы. Гражданин прощупывал меня сходу, безо всякой подготовки. Орел, однако! Я мысленно представила себе кастрюлю на плите, в которой варила борщ, переживая, не выкипит ли, пока я тут болтаюсь. И тут же, чуть ли не с земным поклоном, несколько суетливо, рванулась распахивать калитку перед гостями, невнятно и смущенно бормоча:
- Отчего же… Милости просим… Воды всем хватит…
Хукка утробно заворчал с некоторым недоумением глядя на меня. Я бросила взгляд на собаку, и он, продолжая ворчать, прижался к моим ногам. Вид имел при этом сердитый и неодобрительный, будто хотел сказать: «Хозяйка, ты чего это…? Совсем глаз нету? Кого привечаешь?!». Вот истину говорят, что животину не обманешь никакими масками и выкрутасами. Она самую суть видит, потому что смотрит сердцем, а не разумом.
Приехавшие, ведя лошадей в поводу, пошли за мной, а я понеслась впереди, вопя во все горло:
- Федор!! Николай!!! У нас гости!!! - Самое сложное во всей этой сцене было не назвать мужа Божедаром. Подбежав к мужчинам, которые, побросав работу, шли нам навстречу, чуть запыхавшись, радостно прочирикала. – Им лошадей напоить. – И уже обращаясь только к Божедару. - А может на чай пригласим? Гости у нас здесь такая редкость… И потом, они нам новости расскажут. А то здесь даже радио нет. - И состроила просящую, слегка несчастную физиономию.
Божедар переглянулся с Николаем. В глазах и того и другого плясали веселые черти. Я на мгновение посуровела лицом, чтобы не забывали, что это за «гости», ну и про свои роли соответственно. Муж, отряхивая рубаху, висевшую на нем, как на вешалке (и откуда только Николай ее раскопал?) от прилипших древесных стружек, проговорил снисходительно:
- Конечно, дорогая… Ты поди пока, на стол собери…
Я взвизгнула от восторга, и кинулась в дом, чуть ли не вприпрыжку, «собирать на стол». Там слегка выдохнула, но тут же, опять заставила себя думать о всякой хозяйской безделице. Из образа выходить надолго не стоило. То, что «фон» меня поверху просканировал (а я ни секунды не сомневалась, что это был сам Грёнхаген), еще ничего не значило. Никаких гарантий, что ему не захочется это повторить, у меня не было. И, к тому же, я всегда помнила, что лучше «перебдеть, чем недобдеть». В дом «гостей» я, разумеется, заводить не собиралась. Еще чего не хватало! Дерево, даже срубленное много лет назад, способно еще долго хранить информацию, и опытный человек может легко ее считать, как открытую книгу. Кто в доме живет, какой характер человек имеет, о чем его заботы и печали. Поэтому, «чаепитие» решила устроить на крыльце. Посиделки долгие для первого раза устраивать не стоило. В таком деле тоже нельзя было переборщить. Пока наспех собирала и раскладывала по тарелкам нашу нехитрую снедь, изредка поглядывала в окно. Волнение мое было вполне оправдано. Как там мужики, справляются ли? Но понять это, глядя из окна, было затруднительно. Поэтому я быстренько сгребла тарелки с остатками блинов, сушками и медом, и вылетев на крыльцо со всем этим богатством, заорала во все горло:
- Федя!!! Поди сюда!! Помоги самовар вытащить! На улице чай пить будем. Чего в душноте сидеть, когда погода вон какая!
Божедар с извиняющимся видом что-то пролепетал гостям на тему «женщины… что с них взять…», и быстрым шагом направился ко мне. Ни он ни я себе не позволили ни на мгновение выйти из того образа, в котором пребывали, словно мы никогда другими и не были. Самовар благополучно перекочевал из дома на крыльцо. Николай тем временем принес от бани две чурки и доску, которую они с Божедаром строгали перед приездом гостей, и соорудил вполне себе приличную скамью. Я, продолжая играть роль «гостеприимной хозяйки», проговорила радушно, но с некоторым смущением:
- Милости просим… Как говорится, угощайтесь, чем Бог послал.
Смущение мое относилось скорее к тому, что «Бог послал» не так уж и много, и совсем не то, что подобало бы таким «дорогим гостям». Мужчины расселись, и я начала хлопотать, разливая и подавая им чай, щебеча, как синица в брачном периоде. Вопросы сыпались из меня, как из рога изобилия. Помимо своей роли, я хорошо знала, что такая болтовня очень хорошо забивает «фон». Создавая определенные звуковые частоты, она мешает пробиться в разум другим волнам, тем самым, выстраивая вокруг говорящего как бы небольшой защитный кокон. Когда запас вопросов иссяк, и я посчитала, что уже довольно, уставилась умильным взглядом на гостей, вполне резонно ожидая их ответов.