Продолжение писем Екатерины II к барону Фридриху Мельхиору Гримму (1774-1796) с описанием придворного праздника по случаю рождения великого князя Александра Павловича
Санкт-Петербург, 5 октября 1777 г.
Выищите, пожалуйста, случай и скажите Неккеру (Жак), что Шувалов (Иван Иванович) доставил мне его книгу о торговле хлебом ("О законах, относящихся до хлеба и о торговле им") и что я чрезвычайно благодарна ему за неё: это превосходная книга.
Это ему, а вот вам: автор этой книги, которую я сама читаю, есть голова глубокомысленная. Сочинение его понятно не всякому, а только людям известного закала. Я поместила его в числе моих "классических книг": это вроде Блэкстона (Уильям). Книга Неккера удостоилась "красного карандаша".
В особенности мне полюбилось, что он говорит о Севере, но я не могу согласиться с его мнением. Не быв на месте, он недостаточно знаком с местными условиями и говорит чересчур решительно и в общих, неопределенных выражениях. Если бы я знала его, мы бы с ним поспорили.
Так, например, я бы сказала ему: "в северных странах есть места, обращённые к югу, и они суть самые плодородные на всём свете и не имеют ничего общего с берегами Ледовитого моря. Сии последние малолюдны, зато в других местах ощущается малоземелье и пр.".
Потерпим: через несколько лет вы будете иметь карты России, которые дадут настоящее понятие о ней. Много недоразумений происходит от того, что столицы находятся в климате неблагоприятном.
Представьте себе, что последним наводнением набережная испорчена с лишком на двести сажен. С этого дня я сердита на город Св. Петра. Во многих домах ели рыбу, пойманную у себя на дворе. На конюшне у графа Панина можно было заниматься рыбною ловлею.
У меня в Эрмитаже почти все окна побиты. Сто сорок строений погибло на Неве и у меня под окнами. Зрелище ужасных утрат самим объёмом своим развлекало людей, и горе сносилось от этого легче. Но город порядком пострадал. Скажите, какой из этого прок?
17 ноября 1777 г.
Сегодня утром, проснувшись в 6-м часу от сильной боли в теле, я хотела сесть и почувствовала, что боль поднялась в грудь и что я задыхаюсь. Я позвонила. Ко мне пришли, но я не знала что со мною и места не находила в постели. Кельхен (Иван Захарович) объявил, что это колика от скопления ветров. Этот желудочный ураган продолжался беспрерывно пять часов и прошел, как и начался, сам собою, ни с того, ни с сего. Избави вас Боже от чего либо подобного: императорское терпение и знание истощались.
Библиотека аббата Галиани (Фердинандо) нередко доставляет мне удовольствие. Я посещаю её за час до обеда и, подобно маленьким детям, роюсь в гравированных листах, ища "меду для своего улья". Что касается до переплетов, я на них не смотрю и очень равнодушна к ним. Пошлю аббату медаль, которая ему будет вместо портрета; ведь у вас их целая лавка (здесь Гримм был редактором некоторых трудов Галиани).
Знаете ли, что я весьма возгордилась с тех пор, как возвратившийся из чужих краев Шувалов объявил мне, что для художников в Италии профиль мой не представляет никаких затруднений; что для того им стоит взять бюст, медальон или медаль Александра (Македонского), немного подправить, и выйдет очень похоже?
Одну такую камею любители моей физиономии считают весьма удавшейся и просят с неё снимков. После этого я стала "подымать голову с особенной важностью". В письме "маленького" аббата есть прелестные вещи, особливо, что он говорит о королях и государях слишком возвышенных.
Я люблю ещё "нераспаханные страны". Поверьте мне, они суть наилучшие. Я тысячу раз говорила вам, что "я годна только для России. Помните? В других местах нет более святой природы (sancta natura): все изысканно и искажено искусственностью".
Из "бывшего утиного гнезда", ныне С.-Петербурга, 25 ноября 1777 г.
Сего утра пришла мне фантазия писать к вам. Мне нужно поговорить с вами об очень важных предметах. Например, на этих днях я прочитала в "Разговорах" аббата Галиани, что "великие головы образуются из совмещения многих противоречий", и я сказала: "это правда, это великая мысль, это высокое разъяснение". С этих пор совмещение противоречий беспрестанно тормозит мою голову, и я ко всему его применяю.
Еще хочется мне вам сказать, что о прибытии вашем в Париж мне известно, что и должна я вам засвидетельствовать. Очень рада, что вы отдыхаете после ваших поездок. Третья новость: было бы вам известно, что герцогиня Лавальер (здесь Анна-Жюли Франсуаза де Крюссоль-д'Узе) приказала мне сказать через Шувалова, что она, любит меня до безумия, на что я отвечала, что весьма к тому чувствительна.
Вот новое заигрывание. Шувалов же передал мне много всяческой болтовни от господ Монморанси. Видите, с какими людьми я вожусь. Есть с чего возгордиться! И, не правда ли, следовало написать вам об этом? Позабыла еще очень важную вещь.
Вчера, накануне своих именин, я не спала, всю ночь, потому что голова моя непроизвольно работала, отчего она должна была либо сильно разболеться, либо произвести ряд мыслей. За обедом же я разродилась великолепным сравнением. Я распределила головы по минералам: вот голова, наподобие железа, столь же, как оно гибкая; вот голова медная, серебряная, вот голова золотая. Сего последнего закала всех лучше и всех драгоценнее для скупцов, а вы - скупец. Не правда ли, не ожидали такого вывода? Если не помрёте со смеху, то уж не моя вина.
Предупреждаю, что я сегодня напыщенна гордостью, и отчасти потому и пишу к вам, так как, с тех пор как вас знаю, я сделала из вас настоящего "козла отпущения" (soffre-douleur).
Санкт-Петербург, 14 декабря 1777 г.
Знаете ли вы господина Александра? Часто ли бываете в Версали? Знаете или не знаете чиновников, подначальных чиновникам господина Александра? По крайней мере того господина, Александра, о котором столько говорится в "Простодушном" (здесь сочинений Вольтера)? Но ручаюсь, что Александр, о котором я вам скажу, неизвестен вам.
Это вовсе не Александр Великий, а очень маленький Александр, родившийся утром 12 числа сего месяца, в десять часов три четверти. Итак, великая княгиня родила сына, который, в честь святого Александра Невского, получил великолепное имя Александра и которого я называю "господином Александром", потому что, если он вырастет, то со временем его чиновники непременно будут иметь под своим начальством чиновников.
Вот что значит быть бабушкой: загадываешь вперёд, пророчишь и судачишь. Да, Боже ты мой! Что ж такого особенного выйдет из этого мальчика? Хочу думать вместе с Бёлем и отцом "Тристрама Шанди", что имя предмета имеет влияние на предмет, а наше имя знаменито. Семейные примеры стоят чего-нибудь, как вам кажется?
Иной раз выбор затруднителен. Но примеры тут не причём, и по завету почтенного пастора Вагнера всё дело в натуре. А где она гнездится, эта натура? В добром телосложении? Кажется, таковое имеется, лишь бы масса не взяла верх над испарением, мясом и костями. Думаю, передумываю и пошлю на рассуждение к вдовствующей шведской королеве (Луиза Ульрика, сестра Фридриха II): она решит лучше моего.
Жаль, что феи вышли из моды: они наделяли вам ребенка всем чем угодно. Я бы их щедро вознаградила и шепнула бы им на ухо: "природы, милостивые государыни, запасите природы", - остальное почти все есть дело опыта.
Санкт-Петербург, 22 декабря 1777 г.
Что может быть докучливее, как преследовать людей письмами? Согласна, и, тем не менее, кажется, в третий раз пишу к вам, сама не зная зачем. Но надо, чтобы я к вам писала: голова того хочет. Ну, так не читайте же, ведь на все есть средство. Повторяю: бросьте письмо в огонь, не читавши.
Третьего дня окрестили господина Александра, и все чувствуют себя исправно, кроме англичан, которые ходят, наклонив голову к животу после плачевного происшествия с генералом Бергойном (Джон, здесь неудачно воевал от Англии в американских колониях). Есть с чего "кусать себе ногти", как делает князь Потемкин (Григорий Александрович).
Когда будете писать ко мне, скажите что-нибудь о Квирини, об аббате Галиани и о Менгсе (Антон Рафаэль). Сей последний пишет ли мне картины? Ах, Боже мой, если б вы видели, как, не смотря на ваши "зловещие предсказания", я отлично устроилась нынешнюю зиму! Сколько со всех сторон размещено и разбросано вокруг меня великолепных вещей, которые мне ни на что не нужны и которыми я вовсе не пользуюсь: а взглянуть, так счастье!
Я похожа на киргизского хана, которому императрица Елизавета (Петровна) подарила дом в Оренбурге, а он велел поставить свою кибитку на дворе этого дома, чтобы жить в ней. Я не выхожу "из своего угла".
Патриарх (здесь Вольтер) сделал мне честь присылкой книги, которую он озаглавил: "Премия справедливости и человеколюбия". Ему желательно, чтоб кто-нибудь за сто луидоров составил уголовное уложение. Нельзя сказать, что он расщедрился. Мне думается, что такое уложение либо будет написано даром, либо вовсе никто его не напишет.
Для этого необходимо поудить в сердце человеческом, в опыте людей и в законах, нравах и обычаях народа. Кошелек тут не при чем. Академические премии хороши для возбуждения молодых умов; а в этом случае нужны люди уже просвещенные, в летах, руководившие многими делами и не имеющие надобности зарабатывать себе сотню луидоров.
1778 год
Без указания числа
Сколько подарков! Турская спаржа! Она очень вкусна. Я занимаюсь её истреблением. Сахар от Морэ против кашля! Я не кашляю, и потому его истребляет Леди (здесь комнатная собачка Екатерины Алексеевны), которая, кажется мне, простудилась. Пара чулок из кроликовой шерсти висит у меня на столе. Князю Орлову (Григорий Григорьевич) хотелось завладеть ими, но штука в том, что они ему слишком коротки и слишком узки.
Очень благодарна за всё это и за все ваши советы относительно сквозных ветров. Завтра испробуем их: будет маскарад в честь рождения господина Александра. Этот господин Александр, это князь, это князь - это князь, который в добром здоровье.
О "человеке с двумя физиономиями" скажу вам, что я страх боюсь, не похож ли он на наших епископов. Кто-то, поговорив с ними в продолжение двух часов, находил, что они очень любезны и удивлялся, отчего их редко видят и зачем они избегают случая бывать с нами. Другой отвечал ему: это оттого, что им стоит большого усилия быть любезными, и такая физиономия бывает у них не долее двух часов.
У меня к вам несколько вопросов о Деоне (здесь Шевалье д’Эон (Шарлотта д'Эон де Бомон)). Зачем эта девушка переряжалась мужчиною? Как она поступила в военную службу? Как открыли, что она девушка? Зачем приказано было, чтоб она оделась по-женски? И зачем запретили ей носить платье, которое ей казалось удобнее? Письмо к ней Людовика ХV-го с извещением, что он приказал её захватить, как-то резко. Читая его, не совсем понимаешь, кто в это время во Франции исправлял должность короля, конечно уже не Людовик ХV.
К этому письму можно бы составить весьма забавные примечания. Да Бог с ним, оно само за себя говорит.
Чего вы беспокоитесь о Бретёлевском десерте? Он отлично принят и пребывает у меня в антресолях, в комнате, именуемой Музеум, куда, чтобы ему не было скучно, снесены с четырех концов света золотые и серебряные вещи и драгоценные камни, с огромным количеством сибирских ясписов и агатов. Мыши да я ходим туда смотреть на него.
Даже Томасов (здесь комнатные собачки Екатерины II) редко туда пускают, ради прекрасных ковров. Но когда они там бывают, вся их семья выражает особенную радость. Подумаешь, что они любят хорошую обстановку.
Санкт-Петербург, 2 февраля 1778 г.
Спешу писать к вам, потому что время не терпит. До поста осталось каких-нибудь две недели, а между тем у нас будет одиннадцать маскарадов, не считая обедов и ужинов, на которые я приглашена. Итак, чтоб не остаться в изъяне, я вчера заказала мою эпитафию и велела торопиться, потому что желаю иметь удовольствие поправить её.
(Перевод) "Здесь лежит Екатерина Вторая, родившаяся в Штеттине 21 апреля (2 мая) 1729 года. Она прибыла в Россию в 1744 году, чтобы выйти замуж за Петра III-го. Четырнадцати лет от роду, она возымела тройное намерение понравиться своему мужу, Елизавете (Петровне) и народу. Она ничего не забывала, чтобы успеть в этом. В течение 18 лет скуки и уединения она поневоле прочла много книг.
Вступив на Российский престол, она желала добра и старалась доставить своим подданным счастье, свободу и собственность. Она легко прощала и не питала ни к кому ненависти. Пощадливая, обходительная, от природы веселонравная, с душою республиканскою и с добрым сердцем, она имела друзей. Работа ей легко давалась. Она любила искусства, и быть на людях".
Между тем для забавы я начала ее сама, наподобие "Эпитафии сэра Тома Андерсона". Кстати об "Эпитафии" и о городе, где была моя колыбель. Я помню, что у мамзель Кардель бывал часто, особливо по воскресеньям, г-н Моклерк, служитель Божьего Слова в замковой церкви. Этот Моклерк приходился зятем историку Рапеню-Туарасу и, кажется, был издателем его "Истории Англии".
Моклерк был друг и советник мамзель Кардель. Сын Рапеня-Туараса, шурин Моклерка, служил там же регирунгсратом. Все они были близкими приятелями мамзель Кардель и очень заботились об её воспитаннице. Вагнер же отнюдь не якшался с этими еретиками, не понимавшими его языка, как и он не понимал ихнего. Мамзель Кардель одна знала почти всё, ничему не учившись, почти также как её воспитанница.
14 февраля 1778 г.
Господин козел отпущения! Мне надо писать к вам, так как у меня голова болит. Нынешний день не ждите особенных фантазий, ни потока слов, стремящихся одно за другим как волны из прорванной плотины. Вовсе не то: хочу просто рассказать вам о "празднике господина Азора" (здесь празднество по случаю рождения великого князя Александра Павловича).
Прежде чем приступить к делу, надо вам напомнить, о чем я уже вас уведомляла, что мы были по уши в праздниках и маскарадах и перекатывались по городу из дому в дом, словно "мыши в закроме".
13 февраля выбрался, как "несчастный денёк роздыха". Оглушенные музыкою, усталые от танцев и возни, все рассчитывали отдохнуть у себя по домам. Не тут-то было! Замешался "чёрт", этот враг спокойствия. Что же он сделал? Он "внушил" вельможному африканскому дворянину "выбрать" оперный день, когда ложи были почти пусты, а в партере довольно мест незанятых.
Вельможа является в убранстве страны своей и раздает человекам тридцати, из самых значительных, прилагаемое объявление. Этим прекрасным произведением, в котором никто ничего не понимал, произведено общее движение. Что это такое? Что будет? О, я знаю! А я так не могу догадаться. Ломают себе голову, делают предположения и смеются.
"Доброе начало праздника!" - говорит Азор. В середине спектакля, по желанию африканского вельможи, все приглашенные отправляются в назначенное место, для чего им приходится взбираться по маленькой и очень узкой витой лестнице, однако не на чердак, но в известные антресоли, где все дышит азиатской амброзией.
Там приготовлены для игры в "Макао" три большие стола, с покрышками из бархатных ковров. На каждом столе небольшой ящик, золотая ложечка и прилагаемая афиша (вхожу в эти подробности для удобства тех, кто захочет подражать господину Азору).
Общество с усердием соответствовало намерением хозяина. "Нет живее этой игры", - говорили мужчины. "Нет ничего забавнее", - говорили женщины. Как весело играть в бриллианты! Это похоже на "Тысячу и одну Ночь". Золото и драгоценные безделушки перекатываются. Словом, эта прекрасная игра продолжалась полтора часа до ужина, и ящики все еще не опорожнились. Решено было поделить остатки, после чего спустились тою же лестницею вниз, прямо в зеркальную комнату: стены, потолок, все из зеркала.
Против лестницы большое окно, коего занавески внезапно распахнулись, и гостям представилась огромная буква "А", в аршин величины и толщиною в руку, вся из самых больших коронных бриллиантов. Под этим громадным "А" стояло человек двадцать пажей в золотом платье с голубыми атласными поясами.
Они были тут для прислуги за столами и картинно расположились в углублении окна под бриллиантовым "А". Столы были расставлены вдоль стен, направо и налево, так что пирующие могли видеть себя в зеркалах.
Но как описать вам десерт, размещенный перед зеркалами? Тут были все безделушки из четырех вам известных шкапов и покрывали собою лучшие вещи Бретёлева десерта. Рисунок и все устройство казались чем-то волшебным. Я велела снять на бумагу и потом выгравировать. Я вам пришлю.
Каждый входивший в комнату буквально ослеплялся красотою и богатством зрелища, и прошло полчаса, прежде чем гости пришли в себя и разместились на указанных местах. Восторг не прекращался всё время ужина, после которого на несколько минут надо было уйти наверх. Забыла сказать, что сначала проходили через эту комнату, и в ней ничего не было. Всё устроилось, пока шла "игра в бриллианты". Еще забыла: против большого "А" в окне, на противоположном конце, в углублении, было такое же "А", только из жемчуга.
Объявление: "Франциск Азор имел честь несколько раз заявить в присутствии свидетелей, что он действительно африканский дворянин. Многие выражали в справедливости сего сомнение, ему неизвестно, какая тому причина, зависть или что другое. Но теперь дело не в том. Он решился наконец объявить перед лицом публики, что он есть представитель своего отечества, страны золота, серебра, драгоценных камней и чудовищ, словом великой части земного шара, именуемой Африкой.
Он сделает больше: он вызывается доказать это всякому, кто получит от него из рук в руки или чрез уполномоченного настоящую бумагу под условием, чтобы получивший благоволил, по выходе из спектакля сего 13 февраля 1778 года, явиться в покои Императрицы, имея при себе сию бумагу.
Просвещенные люди согласятся, что африканский вельможа выбрал для своего заявления наиболее пригодную минуту, так как земля, небеса, воды и существа всей природы соревновали между собою в эти дни, для возвеличения нынешней эпохи. В заключение он желает, чтобы после игры и ужина, сладкий сон низошел на утомленные вежды его гостей".
Афиша: "Африканский вельможа выложил на каждом столе ящик с бриллиантами, не на продажу, а чтоб играть в "Макао". Каждое девять будет оплачиваться камнем в один карат".
Описание придворного праздника по случаю рождения великого князя Александра Павловича
Месяц февраль 1778 года
13 числа, во вторник, её императорское величество обеденное кушанье изволила кушать во внутренней, где вещи бриллиантовые, комнате, к которому столу приглашены были:
В столовой комнате кушали господин гофмаршал и дежурные кавалеры, 5 персон. В вечеру, в исходе 6-го часа, в присутствии ее императорского величества и их императорских высочеств, в оперном доме представлена была итальянская опера, называемая "Ахилл" (здесь неоконченная опера композитора Жана-Батиста Люлли).
В продолжение оной оперы, находящийся при ее императорском величестве арапчик Азор, представлявший африканского вельможу и блюстителя всего света сокровищ, разносил нижеследующим знатным обоего пола особам билеты, приглашая во внутренние ее императорского величества покои.
Перед окончанием оной оперы, в исходе 8-го часа, её императорское величество изволила с их императорскими высочествами шествовать во внутренние комнаты, куда и приглашенные Азором особы следовали, которым представлены были 3 стола карточные, на которых столах поставлено было по ящику бриллиантов, во всяком ящике по 52 камня, а каждый камень по 1-му карату, и продолжалась игра в "Макао" (здесь карточная игра): у кого выходило 9, тот и брал из ящика один камень.
Когда каменья были разыграны, просил помянутый Азор за стол кушать, от которого было представлено в двух комнатах 3 стола. В 1-й комнате, которая убрана зеркальными стеклами, было 2 стола; за 1-м столом кушать изволили их императорские высочества со знатными обоего пола особами, а за другим кушали знатные особы. Во 2-й комнате, которая называется "Турецкая", за круглым столом кушали знатные одни мужского пола особы.
Ее императорское величество кушать не изволила, а изволила как с их высочествами, так и с заседающими персонами в обеих комнатах продолжать разговоры. На означенных столах вместо десертных штук поставлены были пирамиды, которые на оный случай нарочно сделаны, представляющие разные древности и украшенные драгоценными каменьями, как бриллиантами, яхонтами, изумрудами, жемчугом, так золотою рудой и разных родов редкими каменьями.
Когда их императорские высочества изволили пойти в первую комнату, при самом их вступлении в оную отдернут был у окошка занавес, и в ту самую минуту блеснула в глаза зрителей литера "А", выложенная драгоценными бриллиантами; таковые две литеры на зеленом бархате были убраны: одна бриллиантами, а другая жемчугом крупным.
При тех столах их императорским высочествам и заседающим персонам служили пажи, которые одеты были в длинное платье, шитое нарочно вновь из золотого глазету; чрез плечи их висели перевязки из голубого атласа; распущенные волосы завязаны были белыми лентами.
Стол кончился в 11-м часу, и изволили их императорские высочества отбыть в свои покои, а прочие персоны разъехались. При столе сервиз был золоченый и шандалы золоченые ж. Приглашены были следующие:
- Штатс - дамы:
- 6. Княгиня Дарья Алексеевна Голицына;
- Дамы:
- Кавалеры:
- 20. Князь Григорий Григорьевич Орлов;
- 22. Николай Иванович Салтыков;
- 23. Лев Александрович Нарышкин;
- 24. Иван Иванович Шувалов;
- 27. Князь Григорий Александрович Потемкин;
- 28. Князь Федор Сергеевич Барятинской;
- 29. Семен Гаврилович Зорич.