Я же по прошествии лет не раз говорю, и еще не раз скажу, что я бы с Санькой многое сделала не так, как сделала. Но - сделано, не воротишь. В школе педагоги тоже сказали: в первую очередь ребенка надо социализировать. Да, большие проблемы и с учёбой, и с общением. Но в первую очередь - социализация.
Добрый день всем. Добрый день, клуб!
Для непосвященных: у меня два приемных ребенка. Уже взрослых. Опекунство у нас прекратилось, а отношения - нет. Старший, Макс, уже совсем вырос. Ему уже 28 лет, он полностью самостоятельный и давно живет отдельно, уже в Петербурге. Женился вот уже. Сыном при этом быть не перестал. Сейчас живем с девочкой Сашей ровно 19-ти лет от роду. Сейчас уже у нас с Саней все хорошо. Даже не верится, что спустя семь лет у меня вот такая дочь получилась. Начиналось у нас все настолько трудно, что даже приходили мысли от Сашки отказаться. Макс пришел ко мне в 8 лет, Саня - в 12. Если интересно, как живут семьи с приемными детьми - милости прошу в начало канала. А теперь канал будет про то, как мы живем, когда дети выросли, но они мне всё равно сын и дочь.
И ещё: на этом канале комментарии читать ОБЯЗАТЕЛЬНО! Они часто интереснее и полезнее самой статьи.
Ну, я и кинулась социализировать. Заставь дypaка Богу молиться... Разве можно социализировать ребенка - дома? Когда он один в своей комнате сидит? Или когда рядом с тобой на кухне сидит? Разве это - социализация? Надо ж во взаимодействие с другими детьми и с другими людьми. На всякие кружки там. Чтоб Саня общалась с как можно большим количеством людей вообще и детей в частности.
Знаете, о чём думаю - сейчас? О том, что с Максом я просто жила, ни о чём таком не думая, не взрастила еще внутри себя великого опекуна и педагога в одном лице-то. Просто жила, особо не задумываясь, и кайфовала от этого. Да ещё мы с Максом как-то так внутренне во всём совпали, что мне даже задумываться не надо было, а почему он это делает, а зачем он это делает, а как сделать так, чтобы он так не делал... Но это мы с ним совпали. Другие люди рядом с ним бы запросто вешались. Но когда я вспоминала в детстве себя, то я понимала, почему Макс может делать вот так. И огромнейшая моя глупость - то, что, пытаясь понять Саньку, я вспоминала себя в детстве. А у Сани детство было - другое. Это у Макса детство было чем-то напоминающее моё. Степь, деревня, любящие бабушка с дедушкой, собака - лучший друг, с ним можно на двоих есть кусок домашнего сыра, который дала бабушка. И хотелось веселья, шума и друзей. Вот оно, счастье.
А Сане в прежней жизни, похоже, хватило веселья, шума и друзей. Не своих. Саня сидела у нас дома, как в норке. Нет, ничего не делала, просто могла часами сидеть дома. Что все опекунские мыслители на разных уровнях говорят? Что период адаптации длится примерно год. А потом ребенок в новой семье привыкнет. Ну да, первый год было хоть вешайся. Даже дома. Даже в мелочах. Потом, поняв, что Энштейна из Саньки не вырастет, я от неё с учебой отвязалась, а с социализацией - нет, не отвязалась. А Сане, это я сейчас думаю, на перестройку ко всему новому надо было больше времени, чем год. Ей, похоже, доставляло удовольствие сидеть одной, в своей норе, в тишине, когда тебя никто не трогает. Санька же никогда не сбегала из дома, чем нередко грешат подростки, попавшие под опеку. Её из дома было выпихнуть бОльшей проблемой, чем в дом загнать. Жила б я да радовалась, так нет же. Я взялась активно человека из дома выпихивать. Социализировать, так сказать...
Потому что сравнивала поведение 13-летней Сани со своим поведением в этом возрасте (а у меня дома до сих пор мои девчоночьи дневники с 14-летнего возраста лежат. О боги, какая там чухня! Но я по этим дневникам вижу, как мне не хватало толпы друзей. Все в волейбол играют, а мама меня отправила траву во дворе полоть, кому она нужна, эта её трава, и я же обещаю эту траву завтра сразу после школы прийти и всю-всю выполоть, а нет, нельзя! Нельзя к друзьям. Ыыыы.)
Я листала свои девчоночьи дневники, чтоб попытаться лучше понять, что в голове у девчонки-подростка. Я сравнивала Саньку - с собой. Зачем?
А тут Саня пришла из школы зарёванная. Подошла к зеркалу, смотрит на себя и ревёт.
- Ууыыы... Какая же я страшная!
Я прям оторопела. Какая она - страшная? На мой взгляд, так она очень даже симпатичная! Ну, может, и не прям писаная красавица, но - прям вот так, прям "страшная"?
А потом, так я же тебя, Сань, вот только на конкурсе видела. Ты же красивее других девчонок. Ты на сцене стояла, и я любовалась. Какая ты стройная, как спинку ровно держишь, какая ты красавица...
- Дааа, мамочка, это ты специально так говоришь! Чтобы я успокоилась! А еще все своих детей считают красивыми, а на самом деле эти дети страшные. Вот и ты говоришь мне, что я красивая, а какая же я красивая, когда я страшная! Вон, я же себя в зеркало вижу! И в классе все видят! Я - страшная!
Трындец. И я себя вспомнила.
А я тоже считала себя прям уродиной. Страшной длинной уродиной. Я была самая высокая в классе, и выше всех пацанов. Длинная и худая. Когда деревенские девчонки к 14 годам уже так сформировались, всяким там навесным оборудованием сзади-спереди обзавелись, лифчики второго размеру, то я была просто доска. Шпала. Соответственно все школьные дискотеки эта шпала подпирала стеночку. А кто из мальчишек пригласит на танец девчонку, которая выше тебя на голову, а то и на две? Да никто.
Что мою жизнь значительно облегчало в наше советское время? Не было культа внешности и сексуальности. Из нас растили полноценных членов общества. По телику шли конкурсы "А ну-ка, девушки!", в которых девушки соревновались в умениях сварить кашу из топора и сшить из старой простынки подвенечное платье. И уж если предусматривалось в девчонках какое-то женское предназначение, то это была жена и мать, а для того, чтоб вырасти в хорошую жену и мать, было принято уметь варить борщ и стирать бельё в проруби, а не иметь откляченную попу и губы уточкой. Если бы для женского счастья в годы моей юности была необходима откляченная попа, мне б оставалось только пoвecиться или yтoпиться, ибо попы у меня не было. Отклячивать было нечего. Абсолютно.
Сильно ли я страдала в свои 13-14 лет от осознания того, что я - страшная? Да как-то я особо глубинных трагедий в моём девичьем сердце не припомню. Хотя нет, было-было!
Фотографий же так легко тогда не настряпаешь. Фотографии делались на память и коллективные. Сфотографировали целый класс. Приехал в деревню фотограф, класс построили на школьном крыльце, всех в объектив уместили. Чего там разглядишь-то на этой фотографии? А потом фотограф мог пройтись по деревне и фотографировал желающих. Семейные портреты. Сели рядышком на диван, за спиной - ковер, возьмите младшего ребенка на колени. Всё. Потом фотограф, собрав деньги, уезжал в район карточки печатать. А где-то через месяц пакет с карточками передавался в деревню. А тут, съездив как-то в районный центр, в фотоателье мама сфотографировала нас всех коллективно на память, и меня - одну. И вот тут-то, заполучив свою персональную фотографию, я осознала всю свою катастрофически неподходящую внешность.
Я - страшная! И я порывалась эту фотографию уничтожить. В мелкие клочки. Все шесть экземпляров, которые предназначались бабушкам-дедушкам, тёте, которая меня когда-то букву "р" выговаривать учила,
ну и мне потом одну карточку отдадут, когда я вырасту. Мне она - зачем? Чтоб я выросла и не забывала, какая я в юности была страшная? Взрослым-то людям, всяким тёткам, уже запросто можно быть страшными, а вот в юности все-таки хотелось бы...
Прямо в фотоателье, когда мы фотографии забирали, я вела себя воспитанно, а вот в автобусе я маме заявила, что со всеми остальными фотографиями она может делать, что хочет, а мне все шесть моих фотографий пусть отдаст, я их порву, в мелкие клочки. Мама показала мне фигу, а не шесть фотографий. Во-первых, не для того мы два раза на автобусе в райцентр мотались и деньги дорогу и на фотографии тратили, чтоб я в порыве подростковых взбрыков все шесть экземпляров изничтожила. Пусть на память останутся. А во-вторых, "Людочка, да посмотри, какая ты тут хорошенькая!"
Чегооо? Где это я тут хорошенькая? Я - страшная, как смертный грех. Нос картошкой. Костлявые руки какие-то. Глаза маленькие, губы узкие. Порвать эти фотографии, порвать немедленно!
Дома мама фотографии спрятала куда-то. Все шесть экземпляров. Я искала, плакала, просила их мне отдать для немедленного изничтожения. Мама не сдалась. Правда, пообещала никому это документальное запечатление моей непривлекательности не дарить-не отправлять, и сказала, что лет через десять она мне эти фотографии покажет, и тогда посмотрим, что я про них думать буду через много лет. Весь взрыв моего негодования в дневничке тоже есть.
Но с глаз долой, из сердца вон. Через некоторое время я про эти фотографии благополучно забыла. А спустя много лет на эту самую фотографию в мамином фотоальбоме наткнулась и ахнула. Какая же я красивая была! Юность и свежесть, просто бутон раскрывающийся. Изящные тонкие руки и пальцы. Живые глаза. Губы в смущенной полуулыбке... Это ВОТ ЭТО я считала страшным и требующим немедленного уничтожения?
То есть сейчас ревущей по поводу своей страхолюдности что-то объяснять просто бесполезно? Она всё равно будет считать себя страшной, и никакие мои увещевания не спасут? А не в этом ли причина того, что у Саньки нет друзей, и футболку она себе делает самую примитивную, и на сцену выходить не хочет? То есть всем другим Санька помогает потому, что себя считает страшной и недостойной выхода на сцену, что ли?
Санька, с её стройной фигуркой, с которой хоть сейчас в модельное агентство!
И я Сане об этом и сказала. Что она красивая, но дурында. И что её любое модельное агентство с руками оторвет, если увидит.
- Дааа, любое агентство... Они только красавиц берут. Меня точно не возьмут, потому что я же страшная, ты что, не видишь, что ли?
И вообще, Санька, пошли к ноутбуку. Ничего лучше мне в тот момент в голову не пришло.
- Посмотри на этих моделей. Они - красивые? Или страшные?
И мы сидели чуть ли не вечер у ноута, разглядывая известных моделей. Начиная с Водяновой и заканчивая... Да хоть вот, чем-то подобным.
Санька вроде бы подуспокоилась, потому что в модели берут всех, и страшных тоже берут. И красивых, и страшных, любых. Не знаю, какого эффекта я хотела достичь. Доказать Саше, что она не страшная вовсе, а скорее даже красивая, или показать, что и страшнее тебя люди есть, не знаю...
Саня проревелась, на всяких конопатых моделей в интернете насмотрелась и успокоилась. Саня успокоилась, а я - нет. Я опять стала думать, что все проблемы у моего ребенка - из-за низкой самооценки. И все проблемы родом из детства. Из того детства, в котором она формировалась все её главные 12 лет начала жизни. И можно этому ребенку накупить хоть сто штанов в "Бершке", этот ребенок внутри - прежний. И что делать? Я же, кажется, увидела сейчас одну из причин, почему мой ребенок не хочет ни участвовать где-то, ни выступать, ни дружить. Она считает себя - страшной. Страшной и недостойной. А как это можно изменить, изнутри? Внешние атрибуты в виде одежды тут как-то мало помогают.
И я и без Саньки продолжаю разглядывать этих известных моделей. На мой взгляд - страшных. Каких-то лопоухих...
Чем, спрашивается, вот эта МОЛЛИ БЭЙР хотя бы считается такая раскрасавица, что стала работать в модном доме Chanel — это символ элегантности, безупречного вкуса и женственности.
Да моя Санька в тыщу раз лучше, честное слово! Вот не мамское, когда каждой маме своё дитятко краше всех, а Саня ж правда лучше!
Осталось только убедить её в этом. Убедить - как?
А интернет же такая сволочь... Вот стоило мне написать, как мы с щенком Антохой самоклеящиеся плитки на стены клеили, употребляя всякую нецензурщину, всего одну статейку, и что?
И теперь вся лента у меня завалена предложениями всяких смет, кровельных материалов, профессиональных инструментов и всякого того, о чём я понятия не имела и оно мне на фиг не сдалось:
Вот оно мне надо? Рентгенозащитные конструкции... Но - штукатурка ж!
И после просмотра моделей мне интернет тоже рекламку подсунул. Волгоградская школа моделей для детей и подростков. Интернет подсунул, а я на рекламку нажала, а потом позвонила...
Но это будет другая история.