Катина осень
Контрольная в конце четверти. Ученики молча работали
копошась в словарях и учебниках. Мне нравилось наблюдать за их сосредоточенными, серьезными лицами - шаловливые дети в такие минуты выглядят завораживающе. Самостоятельно они оценят это лишь через многие годы листая свои старые альбомы с пожелтевшими фото.
Мы познакомились в прошлую осень, тогда они были в четвертом, шальном, угловатом, а сама ветхая деревенская школа доживала последние годы. Эти девчонки, мальчишки, так броско изменились за ушедшее лето: подросли, повзрослели, пропали бесследно ябеды поминутно тянущие руки, с готовностью докладывая учителю о шалостях своего соседа по парте. Я был их классный руководитель. Мы много общались и казалось, милые детские души открыты как на ладошке.
Девочка за последней партой с задумчивым, отсутствующим лицом. Настораживаюсь. Подхожу и осторожно присаживаюсь рядом за парту.
- Катя, - спрашиваю, - одна-одинешенька в угол забилась, что-то серьезное?
- Все хорошо. Скоро закончу работу.- она едва заметно пытается спрятать под тетрадку посторонний листок.
- Черновик? - девочка растерялась. В глазах легкий испуг. Улыбаюсь. Понимаю, как ей не хочется сказать мне неправду. Не провоцирую.
- Это стихи. – она говорит, и я едва слышу, и замечаю,
как розовеют пухлые щечки.
- Твои? – говорю также тихо. Она молча кивает.
- Вчера написала, они не дают мне покоя. Это про осень. Она всегда очень грустная и красивая. Она уходит и становиться жалко ее... - девочка совершенно смутилась от своего неожиданного признания. - Но я справлюсь с контрольной, не беспокойтесь. Сейчас уберу в сумку листок.
- А если я попрошу разрешить почитать?..
Я оставил Катюшу одну. Снова сидел за столом и читая, увидел осень не глядя в окно на тетрадном листке, грустную и красивую, о которой так печалилась девочка. Короткие и емкие предложения - мазки тоненькой кисточки в искусных детских руках. Перехватило дыхание. Строчки взрослого человека с той увесистой разницей, что не успел еще мотылек опалить свои нежные крылья. Чувствую ее беспокойство, и кажется, слышу стук маленького сердечка. Какие слова подобрать, если сам растерялся как школьник?
Предатель
Я никогда не спрашивал у дежурного, все ли ученики явились к уроку, за два месяца работы в этой маленькой деревенской школе, казалось, научился чувствовать свой восьмой класс, невидимые ниточки от моего сердца, души, вели к каждому из них.
- Где Алина? - обеспокоенно задал вопрос.
- У нее мать умерла … - был ответ.
Больно дернула тонкая ниточка, перехватило дыхание. Скомканным получился урок.
В деревне свое «сарафанное радио», все про всех знают. Отец Алины, человек замкнутый, не любимый в округе, отсидевший двадцать лет в лагерях за связь с немцами во время войны. Вернулся в родную деревню, женился, когда уже было за сорок на молоденькой девушке. Эта была любовь, обоюдная, всем на зависть. Завистников оказалось не мало и причин для нее тоже с достатком: не пьющий, работящий мужчина, необычайно физически сильный. Местные мужики обожглись об его кулаки, притихли, точней затаились. Родители девушки отреклись от нее. Алина, родилась хрупкой и безобидной, с позорным клеймом - «дочка изменника Родины», беленькая ворона. А я подумал, что предатель расплатился за грехи солидным куском своей жизни, а все ли по справедливости? В те времена судили наотмашь, ломали чужие судьбы далеко не те, кто сражался в бою. Алина, оказалась без вины виноватой, растянулась на много лет злая людская цепочка-молва.
Иду по деревне к дому предателя по главной улице мимо глазастых хат, лавируя безнадежно среди множества луж. Сапоги для сельского учителя - серьезное подспорье. Шлепаю по осенней грязи с тяжелыми мыслями. В прошлом году потерял отца. Все случилось внезапно и с диким ужасом пыталось разместиться в сознании. Разместилось. Только часто ходил на кладбище ночью, чтобы утаить слезы от чужих глаз…
Алина встретила у порога: осунувшееся лицо, опухшие веки. В ее совсем еще детских глазах нестерпимая боль, в моих, глубокое понимание и сочувствие. Эта общность сломила ее волю, девочка уткнулась в мое плечо и горько заплакала. Глажу неуклюже ее по головке и шепчу что-то невнятное.
- Маму скоро привезут из больницы, а отец в сарае делает гроб… - слышу сквозь слезы и содрогаюсь от этих слов вспоминая, как почетный караул вызванный военкоматом, в ясный февральский день, отдавал прощальный салют у могилы моего отца. Я был благодарен грохоту выстрелов, что помешали слышать как заколачивают молотком крышку гроба навечно закрывающую от меня самого близкого человека…Сейчас, где-то рядом, кто-то делал гроб для своей любимой жены…
На следующий день, на деревенском кладбище, мы копали могилу вместе с отцом Алины. Мне уже была известна доподлинно его прошлая жизнь. Пареньку не исполнилось восемнадцати, когда немцы забрали на работу по столярному делу, что большей частью выпадало на сколачивание гробов и крестов для убитых партизанами солдат, а позже, с линии фронта, их привозили десятками. А потом пришли наши…
Может быть я, городской молодой человек, ничего не смыслил тогда в деревенской жизни ,она чем-то напоминала огромную коммуналку, где живут мирно или вечно скандалят на общей кухне друг с другом, только на похороны почти никто не пришел...
На кладбище, высоко на ветках старых берез, каркало вороньё. Я думал о "предателе".
Солнечный зайчик
- Можно, мой друг расскажет что-нибудь по этому случаю? Он сам смастерил телескоп, и я смотрел на Луну, и видел отчетливо кратеры и моря! Он знает все их названия, пусть расскажет о планетах и звездах, у него это клево выходит...
От неожиданного предложения я оторопел, а глаза классной округлились от удивления, тут же, по ее велению и хотению, перевоплотившись во что-то недоброе, вредное, сузившись до невозможности.
- Мы говорим сейчас о достижениях нашей страны в области космоса. У кого есть вопросы? А друг твой - бездельник отменный! Пусть лучше расскажет о своих хромоногих отметках по математике и прочим предметам. Астрономией увлекается? В пятом то классе? - ядовитая усмешка расползлась по лицу. - Да он там еще ничего не понимает!
Опускаю голову под любопытными взглядами одноклассников. Тук-тук-тук, обиженно, с негодованием застучало сердечко. В школе меня никогда не хвалили. Причин не сыскали. Сейчас, сокровенная тайна расрылась и ее подняли насмех. Не все, а точнее, никто, это втемяшилось классной. Похвала, в моем представлении - солнечный зайчик проворно юркнувший в самую душу, озарив ее радостью и теплом. Лучик погас за спиной вредной училки, словно друг с досадой сунул в карман мнимое "зеркальце"...
- Ну,что замолчал?! - друг толкнул меня в бок. - Вчера разглагольствовал лихо о каком-то годичном параллаксе звезды, по сей день не врублюсь. Задай ей этот вопрос, как пить дать, в луже окажется, сто процентов заткнется!
Я прочел много книг и был уже не ребенком. Мое детство - не сахар, оно прихрамывало вместе со школьными неудачами: первоклашкой под лед провалился и едва не погиб, летом искусала собака, месяцем позже, под автомашину попал и ночами являлась уже знакомая жуткая тварь и душила вцепившись железными пальцами в мою детскую шею...
Я все понимал. Классную мне не заткнуть. Она взрослая, умная. Меня понимал только друг, отчаянный и тоже не глупый, готовый помочь в любую минуту. Опасаясь за дерзкую выходку, с беспокойством слежу за его поведением. Крепко сжал ему руку.
- Чертова мымра! - прошептал он сквозь зубы.
- Да ладно. Делов то. Что с мымры взять. Не впервой. У меня ценная мысль на подхвате.
- Колись. - он нехотя расстался с какой-то ошалелой идеей.
- Свалим с уроков?.. - смотрю ему прямо в глаза изумляясь перемене в лице, соображая, где спрятался солнечный зайчик... Шлепнулись звучно, друг о дружку, наши ладошки...
Ностальгия
Оставшиеся на ветках деревьев листья уже едва держались и от желтизны их давным-давно не рябило в глазах. Каким-то ветром занесло несметное число ворон. Они хаотично кружили над своими опустевшими гнездами, но я не слышал их крика, просто помнил его хорошо с самого детства, он в эту пору особой тональности.
В классе стоял невообразимый галдеж. Через меру усердствовавший замкомвзвода, посвещавший нас, новобранцев, в военную науку, отлучился на время...
Я сидел опершись спиной о крашенную стенку и через ряды рабочих столов и стриженных голов своих сослуживцев, в окне, тоскливо разглядывал позднюю осень. От нахлынувших воспоминаний, картина за окном постепенно теряла контрастность, тускнела, а вскоре и вовсе исчезла....
Я умчался далеко прочь из неволи. Приглушенно, сквозь пестро раскрашенный шлем, урчал двигатель мотоцикла, касание рук моей любимой подружки усугубляли реальность. А потом потрескивал костер на берегу лесного озера, на небе заблестели первые звездочки, шипели над пламенем кусочки сала нанизанные на прутики,текли наши бесконечные разговоры до самого туманного рассвета...
Что-то неподвластное вновь вернуло в надоевший учебный класс. Воцарилась пугающая тишина. Прихожу в себя. Тридцать пар глаз завороженно уставились на меня. Растерянно блуждаю по еще малознакомым лицам поочредно и узнаю в них то свое самое сокровенное, от чего так нейметься душе...
Эта удаль рисованная доморощеными "художниками", совсем еще зелеными, неуклюжими пацанами, их строптивость, стремление к лидерству ведущие к истокам зарождения солдатской дедовщины, эти маски бестолкового подросткового "карнавала", в одночасье съехали набекрень. Образовалась общность, подобие беззвучно галдевшей стае осенних ворон за окном, но с детским, затаенным,отчаянным человеческим криком: "Мама,забери скорее отсюда!"
Взвод неуклюже просыпался от странного сна. Улыбаемся друг другу смущенно,невольно осознавая столь редкое явление как единение душ. Продолжаем улыбаться, поспешно поправляем съехавшие "маски"...
Тик-так, тик-так, отсчитывает неумолимое время и все возвращается безжалостно на круги своя...
Черная курица
- Сынок, ты у меня уже совсем взрослый, осенью в третий класс пойдешь, и когда отец в командировке, ты у нас в семье единственный мужчина и мой помощник. Девчонки, с них толку мало, хоть они и постарше . Ты носишь воду, рубишь дрова. Папа приедет завтра и я хочу приготовить к обеду курицу, у нас их восемь, одной нужно отрубить голову. Сможешь?
Я насторожился. Не потому, что не смог бы этого сделать, смог конечно, я уже взрослый и это дело мужское. Наши куры: белые, серые и одна черная, ручная, моя подружка и я часто играю с ней. Конечно ,ее трогать не нужно и задал вопрос:
- Какую ты выбрала ?
- Черную...
Наступила длинная пауза.
- Не хочешь? – спросила мать, видимо намеревалась употребить слово «боишься», но передумала, однако ее выдала интонация. Я догадался и это больно стегнуло детское самолюбие .
- Хорошо, попрошу соседей. – сказала она со вздохом , что и вовсе вывело меня из себя.
- Но ведь это моя курица! Подружка! У нас есть еще семь, почему убивать именно эту?!
- Понимаешь, - пояснила мать мягко, - когда курица перестает нестись, она предназначается для еды, такова ее участь. И наконец, она инкубаторская, у нее нет ни папы ни мамы и никто не станет переживать за нее.
Я тут же подумал , что заменяю ей и папу и маму и переживать за нее выпадет мне, но промолчал.
- И еще, - добавила мать, - куры не живут очень долго, век их короткий.
Я больше не слушал, пошел в сарай и включил свет. Куры сидели на насесте тесно прижавшись друг к дружке. Мое сердце бешено колотилось. В душе творилось невообразимое: жалость, страх, возмущение. В принципе, не так уж сложно было бы отстоять свою любимицу, родители многое мне позволяли. Просто скорее хотелось стать взрослым и чтобы это признали. Вчера подрался в классе с двумя пацанами, братьями-близнецами и мне больше досталось чем им, но самолюбие не задето, все чин-по чину, спать смогу с легким сердцем, только вот эта любимая курица... Отрубить голову – пустяковое дело; я владел топором виртуозно и раскалывая чурбан метко бил в самую сердцевину, мать это знала , но почему-то оставила без внимания самое важное – черная курица не простая несушка. Конечно, я в семье не один, отец и еще три сестры, столько забот, не мудрено матери сделать оплошность. Нужно просто не думать, а взять курицу в руки, топор... «Быстрее!» - говорю себе чуть ли не вслух. Курица очень кроткая и покорная и я чувствуя пальцами ее мягкие перья начинаю переставать подчиняться бездушной команде, только случилось все очень быстро, опередив и жалость и нежность. Короткий, сильный удар, голова осталась лежать на колоде, выскользнул трусливо и подло топор больно ударив по подъему стопы, я ошалело вцепился в вырывающееся теплое тельце с обрубком шеи и кровь брызгала в лицо и глаза... Разжимаю пальцы, хлопанье крыльев, облако пыли, паническое кудахтанье перепуганных кур. Предчувствую тошноту и выхожу вон. Стою в коридоре перед зеркалом, вижу свое побелевшее, заляпанное кровью лицо, рубашку, мать в ужасе смотрит на меня.
- Руку поранил?! – она берет мои руки в свои. Моя сила воли сломалась. Плачу. Конечно, я еще не мужчина. Мать пытается успокоить. Наверное я вырасту и стану бандитом; в школе подрался, убил свою милую , черненькую подружку, предал ее, а мужчиной так и не стал, мужчина - это видимо что-то от зверя, я же слабый и жалкий...
Предыдущая часть:
Продолжение: