Исполняя танго с ведром, Матвей шарахался от выставившей вперед большие загнутые рога козлины.
— Пошла вон! — он ударял рукой по пустому ведру, пытаясь отогнать животное звуком, но косоглазая даже не думала убегать. Мало того, пошла прытко в атаку, выдав боевой клич: «ме-э-э!». Какие тут могут быть переговоры с полоумной?
Бросив в бешеную тварь ведром, парень припустил без оглядки, слыша только стук копыт за спиной. Залетев во двор своего деда, захлопнул калитку, прямо перед рогами нападавшей. Глухой стук и вредная скотина встряла своими отростками между прорезями клиньев калитки… ни туда — ни сюда. Дрыгая задом и упираясь копытами, белая дьяволица пыталась освободиться, но кончики рогов плотно зацепились на верхнюю перекладину и торчали теперь снаружи.
— Ага! Получила, гадина! — Матвей злорадствовал, пытаясь унять бьющее сердце и отдышаться. Уперевшись руками в колена, согнулся пополам, поглядывая на орущую козу в заборе.
Он не заметил еще одного противника, царственно вышагивающего и трясущего алым гребешком. Петух легко вспорхнул на спину и клюнул парня в затылок. Теперь горланящих было больше…
— Кузьмич! Там тваво гостя Нюркин пятух топчет, — местная сплетница Матрена, вытерла руки об круглые бока, довольно хмыкнув. День у рябой вредной бабы задался. Это сколько же радости, можно пальца загибать. Ненавистная Нюрка Кошкина наконец-то получит свое. Ее животные, терроризирующие всю деревню пойдут на суп… Уж она-то об этом позаботится, распишет все в ярких красках. Когда Матрена подглядывала со своего участка в щелочку забора, то парень вереща крутился волчком, пытаясь скинуть с себя Пирамидона. Потом и вовсе упал на грязную землю и давай кататься, собирая как колобок на себя солому и грязь, размахивая руками, вереща про «адово место на земле».
— Опять полыни глотнула, — сплюнул Иван Иваныч, вслед вредной тетке. Но поспешил проверить, как там его новоиспеченный внучок.
Исцарапанный, исклеванный, словно он бился со стаей ворон, Матвей сидел на крылечке, подперев щеку. Коза так и торчала в калитке, озабоченный петух бился под сколоченным деревянным ящиком, придавленным еще сверху пудовой гирей.
Окинув всю картину хитрым взглядом, дед достал портмоне, и вынув сигарету без фильтра, чиркнул спичкой. Прикурил, и выпустив первое кольцо дыма, присел рядом.
— Победил кошкину братию?
— В смысле, кошкину? У них кот еще главарь, как в Бременских музыкантах? — парень отмахнулся от дыма, сморщив нос от едкого вонючего запаха дешевых сигарет.
— Хозяйка ихняя — Анка Кошкина, местная ветеринарша. Хорошая девка, но с характером. Ты уж не обижай ее, внучок.
— Эта су... сумасшедшая с родинкой? — претензий к паразитке стало в разы больше. Настолько проблемной девицы он в жизни не встречал. Даже когда отваживал бывшую подружку, обрывавшую его телефон и штурмующую офис. Каролина долго его пасла, пока не поняла, наконец, что Матвея не проймешь жалостью, хлюпающими соплями и откровенным декольте. Алчная до его денег блондинка либо сдалась, либо взяла тайм-аут.
— Бури щас. Магнитные, — списал всю оказию на природу Кузьмич, и кряхтя, пошел высвобождать пленников.
Цветного большого петуха он выкинул через забор к Матрене. У той были куры, которые обрадовались кавалеру и успокоили своим квоханьем. Пирамидон перетоптал всех по очереди и запрыгнул в открытое окно, проверить есть ли на сковороде у Матрены жареная картошка — его любимое блюдо.
Коза умотала, гордо раскачивая выменем, и ни разу не обернулась. На прощание дед Иван сунул ей кислое зеленое яблоко, сорвав с опущенной ветки.
— Вставай, внук. Вместе воды натаскаем. Со мной тебе нечего бояться, — подхватив два ведра, он оставил для Матвея третье.
В три захода они наполнили котел и бочку с водой. Кузьмич затопил баньку и достав зеленку, стал обрабатывать парню царапины.
— Может, не надо зеленкой? — мажор представил, как будет выглядеть при всем «параде»
— Цыц! Поговори мне ишо! Всю жизнь зеленкой мазали и ничо. Никто еще не умер. Терпи давай, не мужик, чтоля? Помню, как ветрянку тваму дядьке на писюне прижигал… — дед начал сливать компромат на магната, который сейчас металлургическими заводами ворочал.
Поняв, что спорить со стариком бесполезно, — Матвей сдался.
Нюра, тем временем, варила молочную кашу, помешивая ее и снимая пенку. На окне сидел Мурзай, щурясь желтыми глазами. Свою порцию молока он уже вылакал и ждал кашу, покачивая хвостом, словно маятником времени.
— Аня-а-а! — голос местного участкового Сашки — ее бывшего одноклассника, оторвал от важного дела.
— Чего тебе? — неласково откликнулась Нюра и выглянула в окно.
— Так, это… Жалоба на тебя поступила, — он топтался, краснея аки маков цвет в болтающейся на нем форме не по размеру, доставшейся по наследству от прежнего «смотрителя законопорядка». Саня был тайно влюблен в нее еще с первого класса. Только девушка не замечала его вздохов, робких попыток ненавязчиво помочь. А еще он боялся Толика. Тот давно заявил свои права на «кудряшку» и все знали, что они — пара. Ссорятся, мирятся, но тракторист ее не отпустит, хотя, поговаривают, что гуляет втихаря с другими девками.
Чтобы доказать, кто в доме хозяйка, Матрена целый час трясла документами на дом перед клювом Пирамидона, устроившегося орлом на комоде.
— Куры тоже мои, петух ты гамбургский!
Он лишь строго покосился одним глазом и снова делал вид, что спит.
Романтическая деревенская комедия "ФорсМажор и Нюра" соавтор Ольга Рог