Ещё до открытия демонстрационно-выставочных залов возле дверей собралась толпа стариков и старушек в одинаковых хлопковых спортивных костюмах. Пестрая толпа с белыми колпаками седого пуха наседала.
— Почему не открывают? Который час?
— Да угомонитесь — три минуты потерпеть осталось.
— Очередь! Товарищи! Соблюдайте очередь — имейте совесть.
Особенно суетились те, кто провел возле закрытых дверей всю ночь, кто накануне видел, как зашли внутрь последние покупатели, и миниатюрная блондинка в белоснежный костюме и такой же белоснежной улыбкой заперла дверь, придерживая обе створки одновременно. Уж они-то точно заслужили стать первыми, выбрать лучшие варианты, застолбить их, оберегать и защищать от наглых проныр до самого вечера.
У этих было право выбора. Имея такую фору, обидно было ошибиться.
— Поколочу первого, кто попытается пролезть раньше своей очереди, — седой старичок встал спиной к все ещё запретым дверям и выставил кулаки, чтобы никто не сомневался в его намерениях, а также возможностях их реализовать. — Который час? — спросил он старушку с синими буклями, которая с ним у дверей просидела эту ночь.
— Осталась минута, — едва скрывая волнение, ответила та, не отрывая глаз от минутной стрелки на огромных, в половину стены, белых часах.
— Отлично, — засмеялся старичок. — Теперь покажите ваши номера.
Не сразу, не без недовольного ропота, толпа повиновалась. Бирки с номером висели на запястьях, морщинистых шеях, у кого-то наготове были зажаты в кулаке.
— Отлично, — повторил старичок. — А теперь приготовились.
И не успел он договорить, как ласковый голос прошелестел ему в спину, проникая сквозь тонкие створки прямо в сознание.
— Отойдите, пожалуйста, мы открываемся.
Старичок послушно отошел, уводя за руку синюю старушку, которая от переживаний, едва могла стоять на ногах.
Секунда, и двери одновременно распахнулись. Яркий свет бил в спину миниатюрный блондинке, резвясь в её светлых волосах, дразнясь и заигрывая. Белоснежная улыбка сняла на сокрытом в тени лице.
—Напоминаю, никакой толчеи, грубости, насилия. Виновные отправиться в конец очереди. Не волнуйтесь. Никто сегодня не останется без семьи.
В тишине замерших в ожидании старичков неожиданно громко прозвучал шёпот. Так громко, что заглушил слова улыбчивой блондинки.
—Конечно, всем — только одни попадут в богатые полные счастливые семьи, а кому-то выпадут пьяницы и нищеброды. И придется бороться за то, что другим дается просто так.
Блондинка не перестала улыбаться, но нахмурилась.
— Кто это сказал?
Толпа безмолвствовала.
— Я спросила, кто это сказал? — улыбка стала злой. — Вы задерживаете остальных. Если сейчас же не признайтесь, мы отложим начало на полдень. Или вообще отменим сегодняшний отбор.
Толпа негодующе завыла, и кто-то (а, возможно, их было несколько) выпихнул вперёд взлохмаченного старика с пигментными пятнами на лице.
— Я так и думала, что это вы 799900000. Каждый раз одно и тоже. Мало вас чему учит опыт. И вот опять. Вы же знаете правила?
Старик хотел возразить, но стоящие рядом старички прикрыли ему ладонями рот.
— В конец очереди, — приказала улыбчивая девушка.
Взлохмаченный старик вырвался из некрепкой стариковской хватки.
— Опять? Я буду жаловаться! Сколько можно портить мне жизнь?!
— Вашу жалобу обязательно рассмотрят. А сейчас, пожалуйста, в конец очереди, — повторила блондинка.
Старик, который должен был войти в дверь первым приказал тем, кто стоял рядом с лохматым.
— Отведите его в конец очереди! Он нас всех задерживает.
Пока старичка волокли назад, он возмущался и кричал:
— Это произвол. Вы всегда говорили, что условия для всех равны! Я требую пересмотреть регламент.
Но его уже никто не слушал, потому что блондинка, наконец, запустила внутрь первую партию.
Очередь продвигалась медленно. От лохматого старичка все держались в стороне. И так понятно, ему ловить уже нечего. А них шанс есть прожить новую жизнь, имея на карте бонусы и скидки.
Зато никто больше не возражал, не ругался, а дисциплинировано придерживался установленного порядка.
Очередь лохматого дошла под конец смены. Усталая блондинка, сидевшая за столом прямо возле входа, записала его номер, сделала кое-какие пометки в себя в планшете. Потом подняла голову, и ему на секунду показалось, что её улыбка стала грустной.
— Зачем вы так, 799900000? Вы же знаете правила?
— Я хочу справедливости. Должна же хоть здесь быть справедливость? — а потом тихо, почти заискивающе спросил. — Неужели опять? Неужели все сначала? Почему у меня нет выбора?
Блондинка встала из-за стола и вздохнула.
— У вас был выбор. И вы сделали. Выбрали быть бунтарем. Таким всегда тяжело. Может, в следующий раз повезёт. Идите, нам пора закрываться. Паша вас проводит.
От стены, с которой он сливался до этого, отделился высокий белобрысый сотрудник безопасности, одетый как и блондинка во все белое. Он нежно, почти невесомо взял старичка под локоть.
— Пойдёмте, 799900000, я провожу вас к вашей семье.
— Отдел распродаж? — уныло уточнил старичок.
— Мне жаль, — посочувствовал Паша и мягко подтолкнул старичка вперёд.
Отдел распродаж находился вниз по лестнице в самом конце демонстрационного зала. Старичок бы предпочел закрыть глаза, проходя мимо тех, кому удалось оторвать семьи получше, но любопытство в который раз взяло вверх.
Подталкиваемый Пашей старичок шёл мимо макетов обставленных домов и квартир, где в детских кроватках уже спали остальные.
На самых видных местах, на подиумах, которые подчеркивали статус жилища, были выставлены роскошные макеты особняков, шикарно обставленных без экономии на демонстрационных материалах. Они были настолько хороши, что можно выбирать любой, не сомневаясь, что его новый владелец проведет счастливое детство, получит самое качественное образование и старт в жизни.
Но даже среди этих был лучший — самый роскошный, самый богатый. Его занял тот подтянутый старик, что командовал до открытия. Сейчас он спал под невесомым розовым балдахином (ведь в этот раз ему предстояло родиться девочкой), а на тумбочке рядом стояло фото его будущей семьи.
На соседнем подиуме, в чуть менее роскошной, но все еще вызывающе богатой спальне, спала синеволосая старушка. Им со стариком предстояло и на земле расти вместе. Кто знает, возможно, и эту жизнь они пройдут бок о бок.
Дальше предлагались дома попроще, но все они гарантировали своим будущим обитателям приличный начальный капитал, которым оставалось только грамотно распорядиться.
Отдел распродаж находился в подвале: они миновали панельные дома, спальные районы и, в конце концов, остановились возле маленькой однокомнатной, но чистой квартиры.
— У меня будет отец? — с тревогой спросил лохматый, но Паша лишь покачал головой.
— Извини. В этом отделе только неполные семьи. Повезло, что сегодня мы не выставили детские дома.
Старичок поник. Выбора у него не осталось. Но Паша перед тем, как уйти, помедлил, как будто сомневаясь, говорить или нет, но махнул рукой и прошептал.
— Она у тебя хорошая будет. И очень тебя ждет.
Старичок недоверчиво поднял глаза.
— Правда, что ли?
Паша кивнул.
— Не первый раз живешь — деньги еще не все. Она любить тебя будет. А там уж от тебя зависит.
— Знаю, знаю… но с деньгами все же как-то справедливее.
— Не ворчи, — прервал его Паша. — Ложись. Завтра будет трудный день.
Старик, не прекращая ворчать себе под нос, забрался в маленькую подростковую кровать, свернулся калачиком и стал ждать, когда на земле начнут раздаваться первые крики новорожденных старичков.
Его очередь, как всегда, настанет последней.