Леся не помнила Стешку — просто какая-то малявка младше на три года забегала к Ольге Павловне в кабинет между уроками. Но, конечно, дочка такой козы, как Ольга Павловна, просто обязана была вырасти ещё худшей снобкой, гордячкой и нахалкой, чем её мать.
На первый взгляд Стешка оказалась вообще не такой. Доверчивая и простая как три копейки. Курносая, миниатюрная, с косо обрубленной длинной чёлкой и наивными хвостиками. Одетая в сарафан явно не магазинный — материного пошива.
— Ой, девчат, я так рада! — махала Стешка руками. — Землячек встретила, из одной школы! Как здорово!
Она суетливо грела чайник, тащила откуда-то чьи-то общажные тарелки, чтобы накладывать рулет. Ей было страшно, поняла Леся. Впервые выехать одной из родного города, оказаться в незнакомом месте, в стрессе из-за экзаменов, без поддержки родных… А они с Мариной — спасительницы.
— Не волнуйся, — уверенно сказала Леся. — Мы тебе всё тут покажем, расскажем и везде сводим.
Чтобы ты знала потом, что потеряла.
— А пока историю учи, чтоб от зубов отскакивало, — поддакнула Марина. — Через два дня в соседней общаге вписка, все “летники” собираются — кто из студентов на лето остался. С нами пойдёшь, погудим.
— Ой… А у меня через три дня экзамен.
У Стешки горели глаза — она наверняка нигде не была, кроме школьной дискотеки.
— Ну и что, экзамен-то днём. А вписка ночью. На экзамене ничего сложного не будет, мы же сдавали, знаем. У тебя ведь пятёрка по истории? Ну вот!
— Режь рулет. Смородиновый, вкусны-ы-ый. Тут пекарня рядом, мы покажем.
***
Вася Три Ноги вблизи оказался почти на голову выше Леси. Он явно растерялся, увидев её на пороге своего блока. На него вообще хоть одна девушка с интересом глянула после того, как он стал… трёхногим?
— Клянусь, ни малейшего вреда для здоровья причинять не собираюсь, — побожилась Леся. — Вот те крест. Это будет просто шутка. Хотим одну девку разрисовать спящую. Сфоткать и посмеяться.
Из Васиного блока несло мясным варевом: там готовился обед на электрической плитке. Вася всегда был одет только в чёрное. Вот и сейчас чёрная водолазка обтягивала широкие костлявые плечи; он ходил с длинными рукавами даже летом. Траурные брюки свободно болтались.
Левая рука Васи сжимала крючковатую ручку костыля — ну точно бабушачий. Можно было как-то обыграть это, сделать прикольный набалдашник в виде змеи, льва или полосатого египетского скипетра…
— Ну… вообще могу достать… Да, могу. — Он был на три-четыре года старше Леси, но смущался перед ней, как школьник.
Дальше должен был последовать лукавый вопрос “что мне за это будет”, но Вася был кладбищенски серьёзен. Его выскобленные до синевы впалые щёки, чёрные глаза и вороньи лохмы делали его похожим то ли на гота, то ли на падре у могилы покойного.
Леся не дождалась лукавого вопроса и предложила сделку сама:
— А потом мы могли бы… посидеть у тебя… приятно провести время.
Вася отпрянул, глянул оскорблённо и печально:
— Издеваешься?
— Не-а… — протянула Леся медленно, качая головой. Сделала самое приветливое и многообещающее выражение лица и наблюдала, как на губах Васи растягивается несмелая, неверящая улыбка — Боже, да он умеет улыбаться!
Слишком просто.
Соблазнять парней оказалось так просто, что Лесе наскучило делать это ещё на середине первого курса. Они велись на слово, на улыбку, на жест пальцем. Даже на взгляд — Леся однажды ради эксперимента заманила симпатичного незнакомого парня на уединённый балкон в кафе только взглядом.
И все парни — все до единого — были безнадёжно плохи в плане доставления удовольствия ей.
***
В первый вечер программа развлечения Стешки включала в себя ночной клуб “Мираж”.
— Ой, деваньки-и-и-и! Я такая счастливая, бли-и-ин! — пищала она, перекрикивая грохот танцпола, одетая в самую короткую юбку, что нашлась у Леси с Мариной в шкафу.
В их маленьком родном городе вообще не было ночных клубов. Для Стешки это гремящее полутёмное царство, полное дыма, аппаратуры, юрких официанток, охотящихся парней и короткоюбких студенток было самым ярким в жизни, сумасшедшим приключением.
— Опа-опа-опа-па! — зажигал диджей в микрофон, ему вторила прыгающая в одном ритме толпа: — Гопа! Гопа!
Стешку повело с полбокала пива — она призналась, что никогда ещё не пила спиртное. Свет от диско-шаров и цветомузыки плясал по её блестящим от жары щекам и мелким зубкам, голубоватым в ультрафиолете.
— Вы такие классные, девча-а-ат! Почему мы раньше не дружили? Жаль! Столько лет в одной школе, и только тут познакомились. Я маме утром позвоню, скажу, какие вы клёвые!
Леся отодвинула от неё недопитый бокал:
— Кому-то хватит… Не-не, Андрюх, давай я счёт оплачу. Дядя Путин угощает.
У Леси с Мариной стипендия как 70% средней зарплаты, а у Андрея одна мама работающая.
— Ой, как я обожаю эту песню! — завизжала Стешка голосом зайчика Степашки, своего тёзки. — Леся, пошли танцевать? Ну пошли, я одна стесняюсь! Пошли-пошли-пошли!
Андрей с Мариной сидели в углу дивана, как всегда в обнимку. Леся прыгала на танцполе, стараясь не встречаться с парнями взглядом — а то начнётся “от нашего стола вашему столу”, “вашей маме зять не нужен” и всё такое. Ага, от их с Мариной мамы уже и памяти не осталось.
— Я люблю вас, девчат! Я вас люблю-ю-ю-ю, — пищала Стешка позже, вешаясь Марине на шею, пока Виталик из соседней общаги басил Лесе в ухо: — Что за девушка? Познакомишь? Пошли вчетвером к нам, мы с Михой и вы с ней?
— Не сегодня, — отмахнулась Леся. Ещё не хватало лишить Стешку невинности об одного из них, чтобы утром примчалась Ольга Павловна разбираться, что тут случилось. И сломала весь план.
— Чо, эти дни? Ты же знаешь, мне всё равно.
— Отстань, Виталька.
***
“Алазолам”*** — было написано на тоненьком блистере.
— Больше четырёх таблеток не давай, — сказал Вася.
Он был одет в ту же чёрную водолазку и мешковатые штаны. На этот раз из открытой двери его блока несло не варевом, а гелем для душа с морским ароматом.
Леся сунула блистер снотворного в задний карман джинсов. Вася не шевелился, она мялась рядом. Затянулась пауза.
— Впустишь? — Леся улыбнулась по-дружески.
Вася смотрел мимо неё, в противоположную стену коридора.
— Не надо. — Он покачал головой. — Ты не хочешь.
Леся опешила. Не столько от жуткой безнадёги в голосе Васи, сколько от внезапной мысли, что она ведь и других не хотела. Ни одного. Они были нужны ей для самоутверждения и развлекательных экспериментов “смогу ли я вот это”. Не для сексуального удовольствия.
Но другим парням было всё равно, хочет она или нет.
— Давай хоть чаю попьём на ночь глядя, — предложила Леся, но ошиблась с шутливым тоном, Вася был серьёзен.
— Тебе зачем это? — сказал он тихо. — Ради галочки?
В его голосе была такая обречённость, что Лесе показалось крамольным думать о нём так — будто он просто ещё одна её победа. Как издевательство над больным. Стыдно.
Вася Три Ноги в дурацкой бессменной водолазке на костлявых плечах отказывался не от заслуженной платы. Он отказывался от жалости в свой адрес. И это больше не могло быть для Леси делом принципа “никто не поимел Васю, а я да”. Не могло быть развлечением. Вася перестал быть смешным чудиком легко управляемого пола, которым можно подковырнуть свою задачу со Стешей, а потом отбросить его, как ребёнок лопатку.
Вася стал для неё живым. И она почувствовала знакомое тепло в животе, и ноги ослабели, и стало жарко — так бывало, когда она читала любовные романы. Ей стало сладко оттого, что живой Вася стоял рядом, и его можно было обнять и коснуться губами выбритых до синевы щёк, и понюхать морской гель для душа на его коже.
— Потому что хочу, — сказала Леся, и отчего-то слезинка скатилась у неё с внешней стороны глаза.
Вася неловко отступил, опираясь на костыль, дал ей пройти в блок. И она поняла — это потому, что он почувствовал, что она сказала правду.
И пришла позабытая неловкость, потому что раздеваться рядом с живым парнем не то же самое, что рядом с очередной “галочкой”. Васины ноги оказались покрыты зажившими рваными шрамами. И руки тоже — он всё это время прятал под рукавами водолазки ярко-красные толстые шрамы с точками от швов, перекорёжившие мышцы. Леся трогала их и в горле стоял комок, а внутри было горько и больно — его же собрали по кусочкам!
Васины плечи пахли чем-то мускусно-сладковатым и были влажными. Леся прижимала к себе его голову, лёжа под ним на спине в полумраке бокса, ерошила пальцами смоляные волосы, жёсткие, как вороньи перья. И нет, он тоже не удивил — не перещеголял других Лесиных любовников.
Но ей было хорошо только потому, что она чувствовала, слышала, видела, как ему хорошо. Ей хотелось делать ему хорошо. Как можно лучше. И не ради эксперимента “смогу ли я сделать так, чтоб у парня искры из глаз, чтоб он сказал: вау, это был космос”. А просто потому, что сегодня ей хотелось отдавать. И именно ему, чёрному котику Ваське, которому когда-то очень не повезло.
А когда он уснул, Леся смотрела в свете уличного фонаря из окна на его широкую угловатую челюсть, на изогнутые ресницы и крупные крылья носа и вдруг осознала, что Вася красивый. Он, чёрт подери, красивый, а она два года не видела в нём ничего, кроме готического костюма и костыля! И никто не видел, потому что всем новеньким старожилы рассказывают: вон Вася Три Ноги, местный дурачок. И всё, Вася после этого никем иным для них не может быть!
Это было такое мощное чувство, что спустя секунду Леся лежала рядом с ним на спине, часто хватала воздух ртом, глядя в потолок, и старалась не вздрагивать от рыданий, чтобы не разбудить его. А по щекам текли ручьи слёз, заливаясь холодком в уши и на шею.
Как так можно? Ну как. Так. Можно?
***
Леся, крадучись, ушла из его блока ночью. В свете фонаря из окна написала на листке, который нашёлся на письменном столе: “спасибо, всё было классно”. Написала правду.
***
Из окон общежития №3 бумкала музыка; у входных дверей без конца толкалась толпа. “Летники” из всего студгородка тащили звякающие пакеты с выпивкой, бегали в ларёк за добавкой. Пожилой вахтёрше тётечке Галечке пацаны с пятого курса дали тыщу, наговорили комплиментов и налили красного. И сегодня вход был свободный, без предъявления студенческих билетов и регистрации в журнале. Опытные знали, в чьё дежурство устраивать вписку.
Гудели на третьем этаже, где все двери блоков были нараспашку. По длинному полутёмному коридору с редкими горящими лампами шевелилось броуновское движение из студентов. Где-то беззастенчиво целовались; в кошачьем углу (там жили кошки и всегда пованивало) четверокурсники сооружали бульбулятор из пластиковой бутылки и фольги. Угол заплыл сигаретным и конопляным дымом.
В одном из блоков звучала гитара, в другом — девчачье а капелла “и молодая не узнает, какой у парня был коне-е-е-ц”. В дальних блоках накачали в бумбоксах радио с техно, и весь этаж вибрировал от танцев. Пили и в блоках, и в коридоре — кто-то сидя прямо на полу, кто-то стоя, на корточках, на табуретках. Из хозяйственного тазика половником разливали “ерша” по сминающимся в руках одноразовым стаканчикам: водка+J7 — один к одному.
Безумие. Кураж. Движняк.
Стешка ушла в отрыв, раскрасневшаяся от танцев, мальчишечьего внимания и “ерша”. Она играла в подкидного дурака на щелбан, в “мафию” и в “крокодила”, бегала смотреть новорождённых котят в коробке из-под водки, кричала с остальными с балкона “кукареку” до хрипоты.
Проходя в коридоре мимо Леси, каждый раз Стешка делала такое обалдевшее от счастья лицо, будто ей только что подарили маленький Мальдивский остров. Дурилка доверчивая.
Леся потягивала энергетик из банки и напряжённо щупала блистер со снотворным в кармане джинсов.
Стешкин роковой экзамен планировался на завтра. Стешку надо было навсегда выгнать с этого праздника жизни. Отправить с поджатым хвостом обратно в их городок, где ни одного ночного клуба. И где родительское разочарование размером с галактику: первый раз оставили дочу одну, а она давай куролесить и пускать по ветру своё будущее…
Потому что за каждую боль надо платить.
К полуночи Леся наглоталась энергетика: кровь тяжело бухала в груди и голове. Из-за дыма в коридоре ничего не было видно. Кураж поутих — музыку прикрутили; где-то уже лежали вповалку без разбору и раздавался храп, а в каких-то блоках закрылись парочки.
Стешка пропала, и в первом часу ночи Леся пошла искать свою подопечную. Пора было напоить её снотворным и отволочь домой — в общагу через дорогу.
Она услышала вялое Стешкино: “Не надо” из приоткрытой щели в двери блока.
— Чо ты выделываешься, я не понял! — Это был голос Вадика с третьего курса.
— Пусти, — неуверенно хныкало в ответ. Кажется, не знающая своей меры Стешка была в дрова.
Вишенка на торте, подумала Леся. Ни поступления не будет у Стешки, ни невинности. Комбо. Скаталась в универ — называется.
— Ну не надо, ну не надо…
Вся радость наивной дурёхи, которой она сияла эти три дня, развалится на куски. Стешку переломает, искорёжит, сбросит с высоты о землю. Кто-то будет долго и больно собирать её по кусочкам, сшивать обратно в целое, оставляя шрамы…
— Пусти-и-и-и, — из блока заныло жалобно, как на похоронах. Леся толкнула дверь ногой, шагнула в темноту и нашарила на стене выключатель. Загорелась люстра.
— Те чо надо? — набычился Вадик с расстёгнутой ширинкой. — Иди гуляй.
— Оставь её, — прошипела Леся.
Вадик явно хапнул из бульбулятора — его зрачки расползлись, почти закрыв радужку.
— Ты чо тут! — Он с безумными глазами пошёл на Лесю. — Вали вон, я сказал!
Глупая Стешка с задранной в подмышки блузкой бросилась на Вадика сбоку, как воробей на пса:
— Не трогай её!
Вадик подставил локоть машинально. Стешка наткнулась, отлетела и долбанулась о стол головой. По виску заструилось алое — она неверяще подобрала струйку пальцем.
— Ой…
— Две еб***шки! — Вадик испугался крови. Фыркнул и выбежал из блока, застёгивая штаны.
Стешка скукожилась на корточках у стола, заскулила:
— Он… он хотел… он… и-и-и-и…
— А ну хватит! — Леся присела перед ней — блистер заскрипел в заднем кармане. Рана оказалась ерундовая, чуть кожу счесала. — У нас в общагах не насилуют. Тут же людей полно! Закричать ума не хватило? Вставай, пошли домой.
Шмыгающая носом Стешка послушно засеменила за ней вниз по лестнице, зябко охватив себя руками. Вахтёрша тётечка Галечка спала в своём кресле на посту, перед ней стоял недопитый бокал красного. В мусорном ведре у ног блестела пустая бутылка из-под “Саперави”. Леся залезла в свой задний карман, вытащила блистер с таблетками. И сунула его в тётечкино Галечкино ведро, под смятые бумажки.
— Пошли, гуляка, — сказала сонно качающейся Стешке. — Я тебя утром на экзамен приду будить, дверь не замыкай, поняла? А то ещё проспишь.
***
— Привет… — Вася и правда умел улыбаться — мудрой улыбкой видавшего всякое.
— Привет. — Леся подняла пакет в руке. — У меня праздник, а отпраздновать не с кем. Подруга сегодня на первый курс поступила, а её родители домой увезли. Не знаю, что ты предпочитаешь, поэтому взяла и пиво, и вино. М-м?
Вася думал секунд пять. Отступил, пропуская Лесю в свою берлогу.
“Ты серьёзно, Лесь? — поражалась сегодня днём Натаха из десятого блока. — Ты переспала с этим дурачком? У него ж крыша дырявая!”
“Я серьёзно, — ответила ей Леся. — И он кайфовый”.
Он живой, и ему не всё равно.
Конец. Ставьте лайк👍, если дочитали.