Ссылка на предыдущую главу:
Домой Смирнов возвращался разбитым. Пришлось брать такси, чтобы не садиться за руль в нетрезвом состоянии (коньячка они с Остафьевым продегустировали немало). Таксист района не знал, привез черт знает куда, не смог развернуться на односторонней улице, и до квартиры пришлось топать пешком. Может, оно и к лучшему. Вечерняя прохлада немного проветрила голову. Он сел на ажурную металлическую лавочку во дворе, отчего-то пустовавшем, несмотря на хорошую погоду, и полез в интернет.
Евгения Евгеньевича Остафьева он нашел сразу. Личность известная, даже в какой-то мере выдающаяся. Один из создателей энергоустановки на медленных нейтронах, профессор, доктор наук, почетный член десятки академий по всему миру. В списке публикаций значилось ни много ни мало 317 работ, не считая статей в научных журналах. Солидно. Человек-глыба.
Биография ученого обрывалась несколько лет назад. Ни открытий, ни книг, ни лекций - как будто он сквозь землю провалился. Похоже, именно в этот период Евгений Евгеньевич и загремел в дурдом. Немудрено: голова просто не справилась с гигантским объемом информации, которую приходилось ежедневно перерабатывать. Нервный срыв - и все, человек пожизненно душевнобольной. О причинах своей болезни профессор не распространялся. По крайней мере пока. Хотя, без сомнений, она была как-то связана с дядюшкой Кра. И это пугало.
Андрей набрал горячую ванну и залез в нее с бутылкой коньяка. Гулять так гулять! Учитывая, что он сегодня ничего не ел, опьянение наступило очень быстро, и ванна едва не стала его последним пристанищем. Хватило ума (и сил) вылезть из нее и, замотавшись в махровый халат, устроиться в глубоком кресле перед потухшим камином. Зажигать его не было никакого желания.
- Все развлекаешься? - раздался знакомый скрипучий голос. - Дела не делаются, а он прохлаждается!
- Отстань, - вяло отмахнулся от С.Николая мужчина. - Я расслабляюсь.
- Да уж, заметно, - прокряхтел старик. - Собирайся, тебя желают видеть.
- Кто же? - без всякого интереса спросил Смирнов, которому было уже все равно. - Пусть назначат встречу через секретаря.
- Они не будут тебе встречу назначать, дурья ты башка! Это ты к ним на поклон пойдешь! Немедленно!
- Пошел вон, - процедил Андрей и, устало закрыв глаза, начал проваливаться в сон.
Мерзкий старикашка продолжал извергать угрозы, но Смирнов его уже не слышал...
...земля вокруг была красноватой, даже бурой. Это было сложно назвать почвой, скорее - пыль и камни. Вокруг, насколько хватало глаз, пейзаж был совершенно одинаковым. Ни воды, ни растительности, ни животных, ни людей. Только пыль и камни.
Он сначала подумал, что каким-то образом снова попал на Марс, но картинка не была похожей на марсианскую. Небо не было черным, оно расцвечивалось всполохами темно-фиолетового и ярко-желтого. Ничего подобного он раньше не видел.
Только сейчас он понял, что вокруг стоит ужасный гул, какой бывает в переполненном пассажирами аэропорту. Разговаривали сотни, нет, тысячи или десятки тысяч голосов одновременно, причем звук шел со всех сторон. Но вокруг было все так же пустынно.
Перед лицом мелькнуло что-то большое, когтистое и волосатое. Он оглянулся, но ничего не увидел. Может, это местная фауна? Но существо же не могло просто раствориться в воздухе, правда?
Снова мелькнуло. Потом еще одно. Осознание увиденного пришло не сразу. Да ну, ерунда какая! Такого быть не может! Но взгляд на собственные ноги все расставил по местам. Сомнений быть не могло: когтистая волосатая конечность была его собственной. Равно как и остальные пять.
Захотелось немедленно посмотреться в зеркало, но в то же время даже подумать о том, что там можно обнаружить, было страшно. Никогда еще Смирнову не доводилось оказываться в теле гигантского насекомого.
В том, что оно принадлежало именно насекомому, почему-то не было сомнений. Может быть, сознание автоматически предложило эту версию, исходя из шести лап? Или правильнее будет сказать - ног? Или рук?
Смирнов, постепенно преодолевая отвращение и ужас, принялся исследовать собственное тело. Оно все было покрыто короткими жесткими волосками, под которыми скрывался прочный хитиновый панцирь. Две пары верхних конечностей, снабженных хватательными коготками, двигались удивительно ловко и могли сгибаться под совершенно неожиданными углами. Нижние конечности отличались тем, что были массивнее. Коготки на них были расположены так, чтобы было максимально удобно перемещаться по пыльному грунту планеты. Никакой обуви не наблюдалось, а из одежды был только широкий инженерный пояс, к которому были прицеплены неведомые Смирнову инструменты и датчики.
Ощупав собственную голову, он удивился прежде всего ее непропорционально большим размерам. Глаз было два, но, судя по всему, они состояли из тысяч простых глазок, как у мух или пчел. На верхушке головы торчали две антенны, которые вопреки воле Смирнова самостоятельно раскачивались во всех направлениях. Рот представлял собой жутко сложный аппарат, наиболее примечательной часть которого были гигантские, торчащие в стороны жвалы.
Когда с изучением тела было покончено и выяснилось, что, несмотря на странную конфигурацию, оно способно ходить, бегать, ползать, прыгать и делать все то, что умеет делать человек, главной проблемой вновь стал несмолкаемый гул. Причем по-прежнему было непонятно, откуда он шел. Смирнов даже приложил голову к земле, чтобы проверить, не она ли это вибрирует, но тщетно.
Стоять без дела посреди безжизненной пустыни было несколько странно, и он отправился на поиски кого-нибудь еще, кто мог прояснить, что это место. Ровный гул не стихал ни на мгновение, хотя вокруг все еще не было ни души. Решив, что это какая-то особенность планеты, Андрей постарался не обращать на него внимания. Но не тут-то было. Мозг человека быстро привыкал к любому фоновому шуму и так же быстро отфильтровывал его. Но мозг гигантского насекомого (если у него вообще был такой орган) функционировал как-то иначе.
Начинало смеркаться. Ночь наступала стремительно, куда быстрее, чем на Земле. Небо из фиолетово-желтого превратилось в черно-бордовое, и на нем всполохами зажигались ярко-оранжевые звезды. Ни одного знакомого созвездия обнаружить не удавалось. Более того, значительную часть небосвода занимала огромная кроваво-красная туманность с серебристыми краями. Подобные Смирнов видел только на фотографиях, сделанных космическими телескопами. Зрелище было необыкновенно красивым, но, странное дело, никаких ярких эмоций в душе инсектоида не вызывало. Вернее, вообще никаких. И только сейчас Андрей сообразил, что он действительно не чувствует ничего, что обычно чувствует человек. Все, что он якобы испытывал раньше, на деле просто домысливалось. Ровный эмоциональный фон - ни всплесков, ни падений. Такой же ровный, как и постоянный гул. Это было очень странно.
Уже не вызывало сомнений, что источником гула был он сам. Вернее, гул был исключительно в голове. То ли это такая особенность организма, то ли какое-то расстройство, было непонятно. Но слушать заезженную пластинку было уже невмоготу.
Впереди, в низине среди гор, появились желтые огоньки, которые по мере спуска становились все ярче и больше. Судя по всему, там было поселение. Мелькали неясные тени. Что происходило, было не разобрать. Странное дело, но, чем ближе Смирнов подходил к светящимся точкам, тем громче становился гул в голове, постепенно перераставший в непереносимую какофонию.
Поселение оказалось множеством небольших куполов из прозрачного материала, которыми были накрыты вырытые в земле выемки. Жилища инсектоидов причудливым образом сочетали в себе признаки первобытного строя и высокоразвитой цивилизации. Хотя источников света не наблюдалось, все купола были ярко освещены. То, что Смирнов сначала принял за стекло, оказалось тонкой пленкой, явно синтетического происхождения, непонятно как подвешенной в воздухе. На краю деревни - на что-то большее поселение никак не тянуло - стояли, блестя шлифованными гранями, неизвестной конструкции летательные аппараты на одного-двух пассажиров. При всем при этом внутри домики насекомых выглядели невероятно примитивно. По сути, кроме выщербленных прямо в грунте спальных мест там ничего и не было.
Никто не носил никакой одежды, если не считать поясов различных цветов, которые, наверное, соответствовали роду занятий каждого обитателя здешних мест. На появившегося гостя не обратили ни малейшего внимания. Все были заняты своими делами, при этом никто ни с кем не общался, по крайней мере вербально. Смирнов сел на большой валун посреди деревни, удобно сложил все четыре руки на колени и закрыл глаза.
Безумный гул, заполнявший до того все пространство в голове, вдруг затих. Как будто бурная горная река мгновенно превратилась в маленький приятно журчащий ручеек.
Теперь из потока можно было вычленить отдельные слова и фразы, которые Смирнов неожиданно для себя хорошо понимал. Чаще других упоминался какой-то проект, на котором были задействованы многие жители этой деревни, да и других поселений поблизости. Мелькали и самые обычные понятия, такие как сон, еда, ремонт, лечение, звезды, энергия. Андрей подумал о том, как инсекты, наверное, чувствуют себя одиноко в этом негостеприимном мире, и тут же эта мысль, многократно размножившись, устремилась по невидимой сети, соединявшей всех обитателей этой планеты. "Одиночество... одиночество... одиночество", - повторяло бесплотное эхо сознания гигантского роя. Все его члены думали в унисон.
Ощущение было настолько странным, что Смирнов от неожиданности открыл глаза, пытаясь понять, где он находится. Вокруг по-прежнему сновали его сородичи, совсем не глядя на него. Как будто он для них не представлял никакого интереса. Такой же, как все. Ни больше и ни меньше.
Интенсивность гула в голове сократилась до уровня фонового шума, на который можно было не обращать внимания. Сознание роя было устроено настолько сложно и в то же время настолько гениально просто, что этим нельзя было не восхититься. Огромная колония, живущая как единый организм, - ведь о таком можно было только мечтать! Никаких обманов, никаких разногласий, никакого подавления - все предельно четко, понятно и, главное, добровольно. Каждый знает свое место в обществе, каждый выполняет поставленные им задачи. При этом никто никого не контролирует - коллективное сознание действует в автоматическом режиме.
Смирнов принялся изучать своих новых сородичей. Они были довольно высокими, не меньше двух метров, при этом тонкими и изящными. Голова, сначала казавшаяся непропорционально большой, за счет вытянутой формы смотрелась органично на двухсегментном теле. Глаза были овальными и занимали больше половины того, что можно было бы назвать лицом. Жвалы выглядели аккуратными и даже элегантными. У отдельных инсектов за спиной болтались большие прозрачные крылья, но почему они отсутствовали у других, было непонятно. Каких-либо различий между полами (если такое деление вообще было) не наблюдалось.
Совсем рядом прошли два насекомых, державшихся необычно близко друг другу. Никаких отдельных эмоций и мыслей от них, как и от всех других, не исходило. Они скрылись в одном из жилищ и некоторое время спустя вышли наружу, только теперь пошли в разные стороны. Андрей подошел поближе и заглянул сквозь прозрачный купол. На земляном полу лежало крупное студенистое яйцо. Рядом валялись две пары откушенных или оторванных - видимо, за ненадобностью - крыльев. Смирнов подумал о муравьях. Вернее, хотел подумать, но коллективный разум не позволил этого сделать. Теперь он был прочно встроен в систему. Решив, что на сегодня хватит экспериментов, Андрей залез в одно из пустующих жилищ, свернулся клубочком на земле и провалился в сон.
Продолжение следует...