Диверсанты. Ч. - 7, 8, 9

Реймен

Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/diversanty-ch-4-5-6-65269c40ef7dfb61df6c4103

Глава 7. Неуловимые

Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентского труда, братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны и партизанки, разрушающие тылы немецких захватчиков! От имени Советского правительства и нашей большевистской партии приветствую вас и поздравляю с 24-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции.
Товарищи! В тяжелых условиях приходится праздновать сегодня 24-ю годовщину Октябрьской революции. Вероломное нападение немецких разбойников и навязанная нам война создали угрозу для нашей страны. Мы потеряли временно ряд областей, враг очутился у ворот Ленинграда и Москвы. Враг рассчитывал на то, что после первого же удара наша армия будет рассеяна, наша страна будет поставлена на колени. Но враг жестоко просчитался. Несмотря на временные неуспехи, наша армия и наш флот геройски отбивают атаки врага на протяжении всего фронта, нанося ему тяжелый урон, а наша страна – вся наша страна – организовалась в единый лагерь, чтобы вместе с нашей армией и нашим флотом осуществить разгром немецких захватчиков.
Бывали дни, когда наша страна находилась в еще более тяжелом положении. Вспомните 1918 год, когда мы праздновали первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти нашей страны находилось тогда в руках иностранных интервентов. Украина, Кавказ, Средняя Азия, Урал, Сибирь, Дальний Восток были временно потеряны нами. У нас не было союзников, у нас не было Красной Армии, – мы ее только начали создавать, – не хватало хлеба, не хватало вооружения, не хватало обмундирования. 14 государств наседали тогда на нашу землю. Но мы не унывали, не падали духом. В огне войны организовали тогда мы Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь. Дух великого Ленина вдохновлял нас тогда на войну против интервентов. И что же? Мы разбили интервентов, вернули все потерянные территории и добились победы. Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием, и сырьем, чем 23 года назад. У нас есть теперь союзники, держащие вместе с нами единый фронт против немецких захватчиков. Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании. Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот, грудью отстаивающие свободу и независимость нашей Родины. У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании. Вся наша страна, все народы нашей страны подпирают нашу армию, наш флот, помогая им разбить захватнические орды немецких фашистов. Наши людские резервы неисчерпаемы. Дух великого Ленина и его победоносное знамя вдохновляют нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад. Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков?
Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики. Не так страшен черт, как его малюют. Кто может отрицать, что наша Красная Армия не раз обращала в паническое бегство хваленые немецкие войска? Если судить не по хвастливым заявлениям немецких пропагандистов, а по действительному положению Германии, нетрудно будет понять, что немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой. В Германии теперь царят голод и обнищание, за 4 месяца войны Германия потеряла 4 с половиной миллиона солдат, Германия истекает кровью, ее людские резервы иссякают, дух возмущения овладевает не только народами Европы, подпавшими под иго немецких захватчиков, но и самим германским народом, который не видит конца войны. Немецкие захватчики напрягают последние силы. Нет сомнения, что Германия не может выдержать долго такого напряжения. Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик – и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений.
Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища   немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
За полный разгром немецких захватчиков!
Смерть немецким оккупантам!
Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость!
Под знаменем Ленина – вперед, к победе!
(Речь И. В. Сталина  на параде 7 ноября 1941 года)

       Ржевские леса  золотились осенней листвой, в воздухе летала паутина, небо стало выше и прозрачней.
       По утрам на жухлые травы выпадала холодная роса, над болотами, озерами и   старицами висели туманы.
       К этому времени диверсионный отряд насчитывал более пятидесяти бойцов. Пополнялся он за счет разыскавших его десантников из других групп, а еще  солдат - окруженцев,    после их тщательной проверки.
       Все по прежнему  голодали, так как  малочисленная группа Зорина не могла обеспечить отряд продовольствием в полной мере. Местные жители на советские  деньги ничего не продавали. Поскольку те обесценились. Изымать же продукты у них силой, десантники не имели права.
       По решению Иванченко группу Зорина усилили и  приказали отбивать продовольствие у немецких мародеров, которые  регулярно появлялись в деревнях, где грабили население.
       Получив сообщение от местных активистов, группа устраивала засаду вдалеке от поселений. Перебив мародеров, продукты забирали для отряда. С питанием стало чуть получше. Однако полностью решить эту проблему так не смогли до перехода линии фронта.
       Возвращаясь с задания в начале октября,   разведчики отряда обнаружили на окраине деревни Гришино до батальона пехоты, разместившейся  в палатках. Понаблюдав  за фашистами,   установили, что охрана лагеря поставлено слабо. В ночное время он охранялся только одним  патрулем, а палатки почти вплотную примыкали к лесу. Огневых точек не имелось.
       Решили сделать налет на лагерь. Под руководством Иванченко разработали план операции, разбили отряд на три ударных группы и в два часа ночи  подошли к  немцам с трех сторон, почти вплотную к палаткам.
       Без шума сняли часовых, забросали палатки гранатами, одновременно открыв по ним  шквальный огонь из пулеметов с  автоматами. Уцелевшие  фашисты, в одном белье в панике выбегали наружу и становились отличной мишенью. 
       Расстреляв по два диска патронов и использовав практически весь запас гранат, по сигналу ракетой  отошли в лес.
       Придя в себя, немцы открыли беспорядочную стрельбу, но отряд   уже спустился в глубокую лощину и их пули только срезали верхушки деревьев.  На преследование фашисты не решились, не хватило храбрости. По сведениям местных жителей, с места боя, на грузовиках, они увезли более сотни трупов.
       Только ранним утром группы вернулись в лагерь, где встретили  старых знакомых - комсомольцев из Старой Торопы Аню и Володю.
       С ними был пожилой мужчина, представившийся «дядей Петей». Он оказался секретарем подпольного райкома партии.
       Бойцы обрадовались гостям, поскольку все время искали контактов с подпольщиками. На вид «дяде Пете» можно было дать и сорок и шестьдесят лет.
       Невысокого роста, широкие плечи, рыжая густая борода. Одет он был в старую замасленную телогрейку, а голову покрывала такая же   железнодорожная фуражка. Серые внимательные глаза и  доброжелательная  улыбка.
       Сняв телогрейку,  мужчина долго копался в ней, а затем достал пергаментную бумажку, предъявив   командиру.  Прочитав ее, Иванченко обнял и расцеловал пришельца. Что там было написано, остальные не знали, но поняли, этот документ удостоверял  его личность 
       Узнав, что отряд только что вернулся с задания, секретарь подробно расспросил, как прошла операция. При этом отметил, что много слышал о действиях десантников, после которых у немцев всегда возникал переполох.  С его   слов, благодаря отряду местное население воспрянуло духом, меньше верит фашистам  с предателями о разгроме Красной Армии и взятии Москвы. 
       Затем секретарь рассказал, что  ими создан партизанский отряд, небольшой, но  мобильный и боеспособный. Имеются склады с оружием, взрывчаткой и продовольствием,  а также аэродром для приема небольших самолетов.
       С «дядей Петей» подробно договорились о способах связи и взаимодействия, а также получения для нужд десантников необходимых им запасов.
       После его ухода   радировали в Центр о встрече с секретарем подпольного райкома и наличии у них аэродрома, на который просили сбросить боеприпасы, взрывчатку и продовольствие.
       В ответной радиограмме,  командиру приказывали держать постоянную связь с партизанами, обучать их стрелковому и подрывному делу, привлекать к участию в операциях. Одновременно требовали продолжать уничтожение мостов, переправ, техники, средств  связи,  а также  живой силы  противника. Никаких указаний о возвращении отряда на «Большую землю»  Центр не давал.  Все понимали, что их действия очень нужны фронту.
       После проведения операций в леспромхозе, уничтожения мостов и разгрома гитлеровцев в поселке Гришино, отряд в очередной раз решил  сменить место базирования, понимая, что противник примет меры  к  его обнаружению и разгрому.   
       По сведениям партизан и сельских активистов, фашисты уже рыскали с полицаями  по деревням, предлагая населению крупные суммы денег за любые сведения о диверсантах.
       Отход наметили на вечер, в лесной массив, расположенный  в  сорока пяти километрах от прежней базы.
       Но в полдень, от  находящегося в дозоре Книжникова поступил сигнал (выстрел из пистолета), о движении  немцев в сторону лагеря.
       По команде Иванченко, весь  отряд, кроме радистов, занял круговую оборону в заранее отрытых стрелковых ячейках. Прибежавший Книжников доложил, что немцы двинули против них батальон пехоты с минометами - видимо сняли с  маршевого эшелона в Нелидово. Оценив обстановку, лейтенант дал команду отходить в болото, захватив с собой все боеприпасы, взрывчатку и   часть добытого накануне продовольствия.
       Шли по нему, ощупывая дно вырубленными в лесу шестами, несколько часов, проваливаясь   в вязкую холодную   жижу  и помогая друг другу выбираться из трясины. Глубокой ночью набрели на небольшой островок, поросший густым осинником, где сделали привал.
       Все были мокрые и смертельно усталые Первым делом привели в порядок оружие, выставили часовых и отжали обмундирование. А затем до рассвета тряслись от холода,  прижимаясь друг к другу. Немцы же, прочесывавшие лес, все это время   вели его массированный обстрел из всех видов оружия. Стрельба прекратилась только  на рассвете. 
       Гитлеровцы ошиблись в определении движения отряда, и это его спасло.
Когда они убрались восвояси, провели разведку оставленного лагеря и обнаружили, что он полностью разгромлен.
       У разбитых раций лежали тела Ивашутина  с Бобровым.
       Незадолго до нападения  карателей, они с разрешения командира осуществляли профилактику одной из раций в отдельной землянке и, по видимому, не услышали сигнал  к отходу. 
       По многочисленным гильзам и воронкам от взрывов гранат вокруг, было видно, что ребята яростно отстреливались. Фашисты надругались над ними: выкололи глаза и отрезали уши. А Боброву на груди вырезали звезду.
       Весь отряд плакал, когда  хоронили своих боевых товарищей. На их могиле поклялись отомстить фашистам за смерть ребят, с которыми служили  еще  до начала войны на флоте, а потом в Марьиной Горке.
       Витя Бобров был родом с Урала, ему трудно давалась физическая  подготовка, и друзьям часто приходилось дополнительно заниматься с парнем в часы самоподготовки на перекладине, брусьях, колесе; тренировать  в метании гранат и ножа. Он классически прыгал с парашютом, отлично стрелял из винтовки и автомата. А еще проникновенно читал стихи Блока, Маяковского и Есенина.
       Миша Ивашутин, из Подмосковья, был отличным радистом, лыжником, преданным товарищем и другом.
       Среди следов немецких сапог, ребята обнаружили один, где  подошва была выполнена из покрышки от автомобиля с особым рисунком протектора. Сразу же поняли, что немцев привел к лагерю кто-то из местных.  Дали себе слово найти предателя.
       После этого ушли в глухую чащу в двух десятках километрах от этого места. Продуктов питания у отряда снова не было, перебивались грибами, лещиной и желудями.
       На одном из заброшенных  полей обнаружили спелый горох, которым набили полные рюкзаки и карманы. Не обошлось без происшествия. Володя Курочкин столь усердно его жевал, что у бойца случилось несварение желудка.  Парню сделали срочное промывание и кое-как спасли «обжору».
       После нападения немцев отряд остался без раций и связи с Большой землей. Не могли слушать и последние известия. Встала задача, достать хотя бы детекторный приемник. Необходимо было решать и продовольственный вопрос - есть грибы и горох без соли было  сплошным мучением.
       Иванченко принял решение послать группу добровольцев  для поиска продуктов и приемника в деревню Гришино, а заодно приказал установить, кто из местных ходит в обуви с подошвами из автомобильной покрышки. В разведку пошли Григорьев, Андреев, Легостаев, Усатов и партизан по фамилии Журавлев.
       Отойдя от лагеря примерно на пять километров   обнаружили на обочине лесной дороги отечественную  полуторку, в кузове которой было много ящиков и мешков. Решили проверить, что в них.
       На подходе услышали шум двигателя  еще одной машины, затаились в кустарнике. Рядом с первой  остановился немецкий  «опель-блиц», из него вылезли  четыре солдата с инструментами и стали копаться в двигателе полуторки.
Уйти незамеченными десантники не могли и приняли решение уничтожить фашистов, а технику сжечь.
       Трех солдат уложили сразу, а четвертый успел открыть стрельбу из автомата. Он был убит, но последней очередью смертельно ранил в голову Григорьева, который, не приходя в сознание, скончался у ребят на руках.
       Осмотрев машины, они забрали оружие, два мешка находящихся в них продуктов, взяли  на руки погибшего и вернулись на базу. Пашу  похоронили со всеми воинскими почестями.
       Через двое суток в разведку пошли Бойцов, Андреев и партизан Кравченко. Они вернулись через пять суток  грязные и измученные, приведя с собой  звероватого вида пожилого мужчину с коровой и доставив четыре мешка с хлебом,  салом, мукой  и солью. Миша Андреев рассказал следующее.
       - Когда мы подошли к   Гришино, уже стало темнеть. Постучались в крайнюю покосившуюся избушку, где пожилая женщина встретила нас как родных. Она сообщила, что немцев в деревне нет, но сильно лютуют староста и два полицая. Староста - бывший кулак, вернувшийся перед войной из ссылки. 
       Совсем недавно предатель водил в лес немцев, где те перебили много   окруженцев  (речь шла о нас). Он же забрал себе часть колхозного скота, а еще почти каждую ночь насилует молодых женщин с девушками.
       Мы решили взять выродка, тем более, что тот жил один в доме председателя колхоза.
       Наблюдая за домом,  видели, как к старосте один раз заходили пьяные полицаи. В хозяйстве у него было  четыре коровы, конь, овцы, свиньи и множество домашней птицы. А ходил  предатель  в сапогах  с подошвами из автомобильной покрышки.
       Решили  брать его дома, во время ужина. При задержании  гад пытался сигануть в окно, но мы его оглушили прикладом.
В доме обнаружили два советских автомата ППШ, много гранат и боеприпасов. Из погреба достали  почти целую  бочку сала. Забрали полмешка соли, несколько буханок хлеба и мешок муки. А когда стемнело,  навьючили старосту и прихваченную у него корову этим продовольствием и погнали   в отряд. Дом перед отходом облили  керосином и сожгли.
       Все это время доставленный в отряд староста, опустив лохматую голову молчал. Изредка обводя бойцов угрюмым взглядом.
       По решению подпольного райкома и личного состава отряда, утром предатель был расстрелян.
       - Собаке, собачья смерть,-  сказал по этому поводу  Иван Бойко.
Приказ Центра об уничтожении  немецких эшелонов, идущих к фронту,  неукоснительно исполнялся. Ежедневно к железной дороге уходили три-четыре группы подрывников, организовывающие на ней диверсии.
       Для этого подобрали больше десятка участков дороги с хорошими подходами и таким рельефом, при котором вагоны летели под откос. Только за вторую половину октября  было взорвано восемь эшелонов противника с танками, горючим, техников  и живой силой. 
       Двенадцатого октября отрядные  и партизанские разведчики обнаружили в районе станции Холмец тщательно замаскированный немцами крупный склад боеприпасов. Ежедневно туда приходило до десяти вагонов грузов.
Охранялся склад полуротой  солдат,  а  вблизи  строились вольеры для сторожевых собак. Командование решило ускорить проведение операции.
       Иванченко, Книжников, Сорокин и Андреев провели тщательную разведку  расположения склада и путей подхода к нему, организацию охраны. Взорвать объект можно было только перейдя железнодорожное полотно и подобравшись к хранилищу со стороны леса, сделав проходы в проволочном заграждении. Чтобы уничтожить его весь, требовалось доставить от партизан  не менее двухсот килограммов тола, а также   две-три  канистры бензина.
       Операция готовилась конспиративно и тщательно. Десантники  прекратили все операции  и распустили слухи о том, что «окруженцы» с партизанами ушли за линию фронта.  Информация  быстро попала к немцам и у тех появились элементы беспечности в несении караульной службы.
       Спустя неделю, весь отряд и часть партизан приступили к действиям.
       Бойко, Книжников и Легостаев сделали проход в проволочном заграждении. Андреев, Бойцов, Усатов и Луценко бесшумно сняли часовых, а подрывники заминировали объект четырьмя  фугасами  по тридцать килограммов каждый.
       Помимо этого вылили две канистры бензина на штабеля  боеприпасов и авиабомб. Затем вставили взрыватели,  Иванченко, Андреев, Гвоздилин и Сафонов подожгли бикфордовы шнуры, вслед за чем вся группа скрытно  отошла к лесу.
       Через непродолжительное время дрогнула земля, последовал оглушительный взрыв, и  высокий столб пламени с дымом, взметнулся к ночному небу.
       Диверсанты  ускорили движение, петляя по лесу и болоту. Позади  оглушительно рвались авиабомбы со снарядами,  иногда, фурча, над вершинами деревьев пролетали осколки.
       К утру прошли более двадцати пяти   километров, смертельно вымотались и устали, но успешно проведенная операция влила в отряд  новые силы.
       Оценивая свои действия, все   ощущали  гордость от того, что здесь, в тылу врага, помогали  своим  боевым товарищам, сражающимся с фашистами под Москвой. Каждый уничтоженный танк, бронемашина, орудие, вагон боеприпасов, цистерна горючего, фашист - все это было их  вкладом в дело Победы.
       А в нее все без исключения верили. По другому было нельзя.   
       Находясь в тылу врага три месяца, диверсанты здорово поизносились. Обмундирование обветшало, пропиталось потом, кровью и болотной тиной. По ночам  они  мерзли, здорово досаждали  лесные насекомые.  Связи не было, и на помощь с «Большой земли» надеяться не приходилось.
       На собрании отряда, в котором приняли участие десантники, партизаны и бойцы, присоединившиеся к нему из  числа «окруженцев», было подробно обсуждено создавшееся положение. Выступили почти все присутствующие. Большинство высказалось за переход линии фронта.
       Двадцатого октября Иванченко собрал весь отряд и объявил: 
       - Я принял решение двигаться к линии фронта, для выхода к своим.
По пути будем совершать диверсии, а также вести разведку войск и гарнизонов противника. Нам будут оказывать помощь в этом вопросе товарищи из  подпольного райкома. Они хорошо знают местность,  а кроме того имеют обширные связи с населением.
       С учетом того, что в  подразделении  отсутствуют топографические карты  этого района, сделаем налет на небольшой немецкий гарнизон, захватим карты и, по возможности, рацию.
       Еще через сутки, разведчики партизан доложили, что в одном из лесопунктов находится малочисленный  вражеский гарнизон во главе с офицером. Немцы  согнали туда жителей нескольких  деревень для заготовки древесины  на строительство укреплений, а также    отправки ее в Германию.
       Налет на лесопункт,  десантники вместе с партизанами,  совершили  перед утром.
       Все гитлеровцы, располагавшиеся в детском саде, были уничтожены. А в стоящем рядом доме, захватили немецкого интенданта с нужными   картами.
       Перепуганный фашист с готовностью пометил на ней все  крупные вражеские гарнизоны. А затем, опомнившись, попытался сбежать, отстреливаясь из браунинга, который   не обнаружили у него при обыске.
       Стрелял он метко, и убил партизана по имени Николай, а также ранил Мишу Андреева.   Интенданта тут же  расстреляли, а лесопункт сожгли.
       Вернувшись на базу, встретили там двух девушек, как потом  оказалось,   разведчиц  ЦК ВЛКСМ. 
       Они передали Иванченко устное распоряжение Центра переходить линию фронта в районе Дубровки, которая находилась в ста пятидесяти километрах от лагеря.   Девушек (их звали Лена и Зоя)  снабдили подробной информацией о противнике, и через несколько дней они  снова исчезли в лесах.  Ребята долго восхищались смелостью   девчат, одетых под старушек с котомками на плечах.
       Во время того короткого визита гостьи сообщили бойцам массу новостей с «Большой земли».
       Главная - подготовка  советского  наступления под Москвой, где сосредоточили много свежих войск, прибывших  из Сибири.  Рассказали они и о тех трудностях, которые испытывает население столицы и  особенно Ленинграда. 
       Некоторые из ребят  слушали их и плакали. О себе девчата не сообщили ничего. И это было понятным - конспирация. Хотя встреча и была мимолетной, она не обошлась без последствий.
       Коля   Быков влюбился в Лену, невысокого роста хрупкую блондинку, и  та  ответила  взаимностью.
       Позже он рассказал, что девушка  студентка второго  курса МГУ и живет в Москве на Плющихе с бабушкой, поскольку ее родители на фронте. В разведку пошла добровольно, уже два раза побывала  во вражеском тылу. Награждена медалью «За отвагу».
       Спустя несколько дней, дождливым вечером, отряд двинулся в путь.
Незадолго  до выхода вперед   направили две разведгруппы - одну из партизан, а вторую в составе  Бойцова, Луценко и Самохвалова. Была назначена точка встречи с ними.
       За первую ночь прошли более двух десятков  километров. Днем отдыхали в глухом лесу. На следующую - значительно меньше. Все большаки с проселками были забиты немецкими войсками, движущимися в сторону фронта. Приходилось долго выжидать, чтобы незаметно пересечь ту или иную дорогу.
       В конце октября подошли к Дубровке на семнадцать километров. Отправили в разведку партизан. Когда они вернулись, в отряде узнали, что линия фронта  отодвинулась на восток, и где она точно, никто не знает.
       Здесь же, на одной из полян   обнаружили до взвода трупов советских солдат и командиров. Внимательно осмотрев их, установили, что все убиты холодным оружием - кинжалами и штыками. Похоронили ребят в братской могиле, а их документы оставили на хранение партизанам.
       В одной из деревень узнали, что все найденные бойцы погибли от рук фашистов - карателей, которые разъезжали на кавалерийских лошадях и очень зверствовали. Их опасались  даже немецкие солдаты. Чаще всего, на постой, эта команда   располагалась в районе деревни Пороховня, у лесного озера.
       Отряд  провел разведку и установил, что действительно на берегу этого озера разбиты четыре больших  добротных палатки и устроены навесы с кормушками для лошадей. Породистых и ухоженных. Изучили систему охраны в ночное время.
Налет  решили осуществить ночью, предварительно сняв часовых. Отряд разбили на четыре группы, чтобы накрыть автоматным огнем  весь лагерь. 
       Часовых уничтожили Сафонов, Андреев, Легостаев и Быков. Сделали они это быстро и без шума.  Затем  произвели огневой налет, и через десять  минут все было кончено.  Часть карателей  были  расстреляны спящими в палатках, остальных добили, когда те выскакивали  наружу.
        Со стороны десантников  получил легкое ранение  Сафронов.
        - Живучим оказался  фриц,- сказал Николай, когда ему перевязывали руку. -  Уже с  перерезанным горлом,  успел полоснуть меня  финкой.
Забрав трофеи и продовольствие, отпустили на волю лошадей, после чего двинулись дальше.
       Иванченко принял решение, правее Дубровки, в глухом лесу, который  местные  прозвали «Волчьи ямы», организовать лагерь, где построить две большие землянки с отоплением. 
       К этому   времени  морозы  уже достигали  десяти градусов, выпал снег, а все, по   прежнему,  были в летнем обмундировании.
Землянки  выкопали быстро, утеплив  ельником, мхом  и дерном.
       Бойко соорудил в них подобия каминов из дикого камня, а трубы сделали из обшивки   немецкого самолета, который лежал  неподалеку в   лесном овраге. Еще выкопали колодец    и построили баню, установив в ней вместо котла авиационный бензобак.
       Первый раз за все время по настоящему вымылись, постирались, а заодно прокипятили белье. Которое тоже здорово  обветшало.   
       Ближайшие населенные пункты были от лагеря  на расстоянии  двенадцати-пятнадцати километров. Туда часто наведывались немцы с полицаями - отбирая у местного  населения скот, птицу, фураж и теплые вещи.   
       Между тем,  среди бойцов снова начался голод, и если от цинги   выручал отвар  из хвои, а также клюква, встречавшаяся на болотах,  то от этой беды  спасение   было только в немедленном получении хоть какого-нибудь продовольствия.
       Партизаны через своих  активистов выяснили, что в дне ходу от отряда, в лесопитомнике,  живет некий  инвалид Федор, у которого в хозяйстве имеются несколько колхозных коров. Оккупанты в ту глухомань ходить опасались. Хозяин же характеризовался  как преданный советский патриот. Не раз помогавший окруженцам.
       В питомник послали Зорина с Сорокиным в сопровождении нескольких партизан. Через четверо суток они вернулись.
       Доставили трех коров, пуд сала, два пуда пшеничной муки,   несколько караваев хлеба и мешочек забористого  самосада.  Ребята блаженствовали, но ели пищу небольшими порциями, помня «гороховый случай»  с Курочкиным. Отсутствовала только соль, которой   не оказалось даже у их спасителя. 
       Однако партизаны сообщили, что с его слов, в деревню Каменка перед самой войной было завезено много соли, которую жители разделили между собой.
       Пройти к указанной деревне было не просто,   да и расстояние приличное.  К тому же  в соседнем с ней районе  располагались крупные  немецкие гарнизоны, которые  следовало обходить болотами. Однако решили идти. Тем более что этот поход одновременно преследовал   цели разведки, а также установления так необходимой, линии фронта.
       На задание пошли Андреев, Сорокин, Гоцуляк, Легостаев, Егоров и партизан Гаврилов. На пятые сутки они добрались до Каменки.
       Из лесу долго наблюдали за крайним домом, и когда убедились, что в нем живет одинокая женщина с мальчиком, приняли решение на рассвете зайти к ним. Хозяйка открыла дверь и, увидев вооруженных советских бойцов, перекрестившись,  тихо сказала, - слава Богу. Наши.
       Крестьянка  поделилась с ребятами  солью,  а  еще дала  ведро картофеля.  Ее  двенадцатилетний  сынишка  Петя, шустрый и живой мальчишка предложил зайти к некому  дяде Ване.
       - Он хороший, - заявил оголец. - У него много соли, он ее непременно даст и не скажет немцам.
К этому человеку с  мальчиком пошли Андреев с Гоцуляком.
       Тот действительно отсыпал почти пуд крупной  соли, дал два куска сала и несколько ржаных буханок хлеба.
       Едва успели вернуться в дом к Насте (так звали женщину), как на улице раздался шум подъехавшей телеги с сидящим в ней тремя полицаями.  С винтовками за плечами и белыми повязками на рукавах.
       Громко ругая старосту за то, что тот отобрал у них четверть самогона, они ввалились в дом. Разведчики  укрылись в запечье, приготовив кинжалы и ждали, как будут развиваться события.
       Пройдя в горницу, один из полицаев, крепкий рослый  парень, опустил на пол туго набитый рогожный  мешок и  гаркнул.
       - Тетка Настя, вот тебе пуд ячменя!  Сделай брагу да  выгони самогонки,     но никому ни  слова! 
       Женщина всплеснула руками и взмолилась:
       - Вы же  сами три дня назад забрали у меня аппарат. На чем гнать?
       - Найдешь у соседей! - нахмурился   полицай, - а нет, пеняй на себя! Это приказ «Жмота», ты его знаешь.
       По сигналу Андреева ребята молниеносно выскочили из запечья, обезоружили непрошенных гостей  и уложили тех  на пол.
       - Кто дернется, отправим в рай, -  упер ствол парабеллума в лоб  высокому   Легостаев.
       - А теперь рассказывайте все, что знаете о немецком гарнизоне в Каменке, - добавил Гоцуляк,  пнув ногой в ребра второго.   
       - Только   не убивайте, -  чуть поднял тот голову.  - Все расскажем.
       От полицаев бойцы узнали  не только о  немецком гарнизоне в Каменке, но и других деревнях.  Расположенных по соседству.
       Самый младший из них, совсем мальчишка стал просить, - дяденьки, возьмите нас с собой, мы будем бить фашистов и смоем  вину кровью. Мы  не трогали советских людей  и многих спасли от отправки в Германию. А еще убили двух немцев и старшего полицая.
       - Даже так? - не поверили разведчики
       Но хозяйка подтвердила, что все трое пошли  на службу к оккупантам по принуждению. А старшего полицая и двух фашистов, действительно, с месяц назад кто-то подстрелил на дороге из засады.
       - М-да,-  переглянулись  бойцы. Надо было принимать решение, что делать с пленными
       Позже, уже в отряде,  Легостаев  рассказал:
       - Отпускать полицаев было опасно, потому  что они могли навести на наш след, схватить тетю Настю и Петю. Уничтожить тоже рискованно - в деревне видели, как те  подъехали и вошли в ее дом. 
       Думать было некогда, мы заставили  этих троих  погрузить  на телегу продукты, замаскировали оружие, все вместе взгромоздились на нее и покатили к лесу. А полицаев   заставили горланить песни, чтоб деревенские слышали - уехали от Насти они целыми и невредимыми.
       Углубившись в чащу, остановились у небольшой, заросшей кустарником речушки. Лошадь выпрягли и навьючили  мешками с продуктами, а телегу столкнули в воду.   Дальше пошли своим ходом, петляя по лесам и болотам. За  несколько километров  от базы  завязали пленникам глаза и привели в лагерь.
       От командира  разведчикам   здорово  попало, но выручило то, что в одном из полицаев партизаны узнали своего связного.  В результате всех троих  оставили в отряде. Несколько раз парни  ходили с десантниками  на задания и показали себя неплохими бойцами.
       Задача разведки линии фронта  постоянно ставилась  перед каждой, уходящей  в поиск группой, но результатов они не добивались.
       Располагаясь в «Волчьих ямах», отряд обследовал  практически все населенные пункты с одной задачей - найти хоть какой-нибудь радиоприемник. Он  не имел никаких вестей с «большой земли», а фашисты активно распространяли  ложные слухи о взятии Москвы и Ленинграда, окончательном  разгроме Красной армии.
       Необходимо было найти приемник и рассказать людям правду, да и бойцам  она нужна была как воздух.
       Наконец, на чердаке одной из сельских школ удалось обнаружить  сломанный МС-539, кое-какие радиодетали и несколько батарей. Трое суток отрядные умельцы  Андреев и Гвоздилин с Бойко колдовали над ним,  и вот поздно вечером в землянке неожиданно прозвучал  далекий   голос Левитана:
       «После ожесточенных боев наши войска на Можайском направлении освободили более десяти населенных пунктов…»
       Приемник быстро выключили,  опасаясь, что разрядится батарея. Утром  подсоединили один наушник и прослушали полностью сводку совинформбюро.
       Ее переписали  в нескольких экземплярах и через партизан с разведчиками, распространили в деревнях. 
       Известие об    успешном наступлении советских войск под Москвой, вызвало у всех неописуемую радость. Местное население восприняло листовки, как подтверждение силы советской власти.   
       Многие плакали,  а молодые парни и девушки просили принять их в партизанский  отряд. Бойцов  обнимали, подбрасывали вверх, дарили рукавицы, валенки и фуфайки, угощали, кто, чем мог.
       В одной из деревень десантники получили от бывшего секретаря сельсовета пишущую машинку «Ундервуд» в рабочем состоянии, а также пачку копировальной бумаги.  Нашелся и специалист, умевший на ней печатать -  Луценко,  одно время служивший шифровальщиком. Сводки стали производить  ежедневно до сотни экземпляров.
       Кроме сводок совинформбюро, там указывали  фамилии предателей, перешедших на службу к оккупантам, клеймили их позором и призывали, пока не поздно, уходить в партизаны, чтобы в борьбе с гитлеровцами смыть свою вину перед Родиной и народом.
       В первые пять дней после распространения  этой информации, в лес ушли более сорока  полицаев и других немецких пособников.  Они прошли тщательную проверку и использовались при выполнении наиболее опасных заданий.
       Нашлись и  двое засланных гестапо*, под видом раскаявшихся.
       Одного, бывшего его осведомителем, опознали подпольщики, а второго вычислили  при попытке  передачи своим хозяевам информации, через тайник.
С обоими поступили по законам военного времени.
       Запомнился один случай, который произошел вскоре после распространения очередного списка предателей, где  было упомянуто, что среди немецких солдат есть воюющие  по принуждению. Таким было обещано прощение.
       Через несколько дней, в одной из деревень, где не было гитлеровцев, появился немецкий  унтер-офицер на велосипеде, который на ломаном русском языке просил местных жителей показать, «где есть партизан». При этом он все время повторял фразы  «Гитлер швайн, Гитлер капут!»
       Сначала подумали, что это какая-то провокация. Решили послать на встречу с ним двух партизан и Мишу Андреева, который  уже сносно  говорил по-немецки.
       Унтер  сразу же отдал  им автомат с тремя запасными магазинами, солдатскую книжку и заявил, что   должен смыть позор за службу в фашистской армии.   Сам он назвался рабочим,  лично знавшим товарища Тельмана*,  и желал бороться с фашизмом.  Был готов выступать  по радио с обращением к немецким солдатам, рассказывать правду о нацистах и призывать своих однополчан сдаваться в плен. А затем повернуть   оружие против  нацистов с гестаповцами, которых ненавидел всем сердцем. 
       Игнатченко  оказался в затруднительном положении. Брать Ганса (так звали немца) к себе в отряд  он не имели права. Отказать в его просьбе тоже.   
Посоветовавшись с секретарем подпольного райкома, командир  определил  перебежчика в партизанский отряд для его проверки на выполнении боевых заданий.
       С первых же дней тот проявил себя смелым и решительным антифашистом.   
Принимал участие в подрыве мостов, боях и налетах на оккупантов, быстро изучил русский язык и попросил  достать ему гражданскую одежду, какую носили партизаны. Свою же форму хранил в ранце, одевая в случае необходимости проникновения во  вражеские  гарнизоны.
       Мечтой  антифашиста было попасть на фронт в составе Красной Армии и принять участие в освобождении  своего родного города Дрездена от  нацистов.
       Однако ему не довелось дожить до светлого дня.  Ганс Дитрих  погиб смертью храбрых при взрыве партизанами крупного бензохранилища и был похоронен в братской могиле с семью  боевыми товарищами.
        Это был не единичный случай, когда немецкие солдаты, сдаваясь в плен, просились   в части РККА для совместной борьбы с фашизмом. Но их направляли в лагеря и использовали на восстановлении разрушенных гитлеровцами городов. После окончания войны все они вернулись домой.
       Теперь у отряда было достаточно тола и гранат, носить их с собой было очень обременительно, в связи, с чем приняли решение разгромить склады боеприпасов и горючего в районе деревни Дубровка.
       Операцию тщательно подготовили: выяснили точное время смены постов, расположение караульных помещений, линий связи и количество фашистов, охраняющих склады. Другие  подразделения гарнизона находились от объекта на расстоянии двух километров, а поэтому операцию следовало провести молниеносно.
       Взрыв складов наметили на  шестое  ноября,  в ознаменование 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.
       Отряду повезло. В течение двух суток шел дождь, снег растаял, и немцам сложно было напасть на его след. В операции участвовали все десантники   и значительная часть партизан.
       Налет совершили ровно в три  часа ночи. Часовых сняли без шума. Обрезали линии связи караульного помещения с гарнизоном, заложили фугасы под штабеля с боеприпасами и под цистерны с горючим.
       Закончив все приготовления, основная группа отошла в лес, в противоположную   от  своего лагеря сторону. А  Иванченко, Усатов,  Андреев, Легостаев, Сафронов и Сорокин остались на месте для подрыва.
       После воспламенения бикфордова шнура они забросали караульное помещение гранатами  и быстро отошли в направлении движения основной группы.  Через несколько минут позади  ухнул взрыв, а потом вспыхнул пожар. Ярко озарив окрестности.
       Чтобы запутать следы, отряд более трех километров шел по воде небольшого ручья и только потом, дав большой крюк, вышел к лагерю.
       На следующий день партизаны сообщили, что   разведгруппа десантников в составе Бойцова, Самохвалова и Луценко нарвалась засаду, где двое погибли, а один либо попал в плен, либо где-то  отсиживался.
       Ночью, с другой группой разведчиков, в лагерь прибыл раненый Луценко.
       Он рассказал, что на подходе к деревне Черный яр они были внезапно окружены немецкими автоматчиками. По команде  Бойцова залегли в кювете,   став отстреливаться из автоматов  и отбиваться гранатами. Уничтожили до десятка фашистов.
       Бойцов дал команду отходить к лесу, но тут же был прошит пулеметной очередью. К нему на помощь бросился  Ваня Самохвалов, но погиб от разрыва брошенной гранаты. Ее же осколками был ранен и Луценко, которому   все-таки удалось скрыться в  лесу.
       Наткнувшиеся на него местные жители, приезжавшие за дровами, оказали  десантнику  помощь и спрятали в скирде соломы. Каждый день приносили ему продукты, перевязывали раны, а потом привели  разведгруппу.
       Все очень переживали гибель своих товарищей. Позже узнали, что крестьяне деревни Черный яр похоронили Бойцова с Самохваловым на  своем кладбище.
       Чтобы отомстить за смерть боевых друзей, остальные  уговорили Иванченко провести налет и разгромить  немецкий склад боеприпасов, находящийся в  четырех километрах севернее этой деревни. Его обнаружили партизаны, но уничтожить не смогли из-за отсутствия взрывчатки. Мнение по разгрому склада поддержал подпольный райком партии.
       Осушествили ревизию всех взрывных средств. В наличии было  триста килограммов  взрывчатки, сотня немецких гранат и две канистры синтетического бензина. С этим боезапасом можно было провести две-три таких операции.
       Легостаев   Книжников,  Плюшкин, Сорокин и Гвоздилин в течение трех суток провели тщательную разведку склада. Изучили подходы к нему, состав караула, линии связи, количество и расположение  боезапаса, а также пути отходы после диверсии.
       С учетом того, что склад  располагался на трех площадка, а  караульное помещение находилось в центре, командир принял решение налет осуществить четырьмя группами. По группе на хранилище и караулку. Кроме больных с ранеными, на операцию пошли все.
       Уничтожение часовых было проведено тихо и без единого выстрела. Проходы в заграждении тоже сделали быстро. Тол заложили под штабеля мин со снарядами. Затем обрезали связь, подожгли бикфордовы шнуры и забросали окна караульного помещения гранатами.
       На первом этаже раздались крики с воплями, а со второго немцы открыли по нападавшим ураганный огонь. Десантники тут же подожгли стены здания, заранее облитые бензином, и оно вспыхнуло свечей. А по дверям и окнам стали прицельно бить из пулеметов с автоматами. Враги, завывая, горели заживо. Командир приказал отходить.
       Когда прогремели взрывы,  отряд был  от склада  в нескольких километрах.
       Сделав большой круг по болотам, вечером вернулись в лагерь. В той операции  двое   бойцов были убиты, а восемь ранены. Анализируя ее,   пришли к выводу, что в караульном помещении кто-то заметил диверсантов,    успев предупредить охрану, которая и открыла такой сильный огонь.
       Все  понимали, что в любой момент немцы могут поднять крупное подразделение, прочесать лес и уничтожить отряд. Нужно было срочно менять место базирования.
       Однако и выходить из этого  надежного укрытия было опасно, тем более что у десантников  все было оборудовано для  жизни и действий в зимних условиях. Имелись солидные запасы продовольствия и боеприпасов. На каждого бойца приходилось по  два-три  автомата и столько же пистолетов,  достаточное количество патронов и гранат. 
       В отряде к этому времени насчитывалось более шестидесяти человек, не считая партизан.   Для действий во вражеском  тылу это была внушительная сила.
       Располагаясь в «Волчьих ямах», бойцы хорошо утеплили землянки, запаслись сухими березовыми дровами, чтоб было меньше дыма, оборудовали капитальный  погреб для хранения продуктов.
       В  километре от лагеря проходила лесосека, по которой местное население зимой перевозило дрова. Чтобы замаскировать подходы к месту базирования, от нее проложили  изогнутую линию из валежин, идя по которым, можно было  маскировать следы.
       Хотя продукты  в отряде   и  имелись, их  потребляли экономно, живя практически  впроголодь. Каждую ночь во снах ребята видели самую разнообразную еду. Каждодневное меню было примерно следующим:   завтрак -  каша пшеничная   и отвар из хвои; обед -  суп пшеничный с кусочком мяса и хлеба; ужин - кусочек сала или мяса, хлеб и отвар хвои. Часто этот рацион сокращался до минимума.
       Особенно сложно было с медикаментами. В отряде было много раненых, но практически отсутствовали самые необходимые  лекарства, такие как йод, бинты и вата.   Решили достать их через партизан в одном из немецких госпиталей, где работали местные жители.
       Через некоторое время партизаны   доставили  в отряд  все необходимое, а также привели женщину-фельдшера, которую звали Екатерина Михайловна. Помимо оказания первой помощи, она могла делать и не сложные  операции. За короткое время эта пожилая, но энергичная женщина избавила многих от фурункулов, простуды  и вывела досаждавших всем насекомых.
       Десантники очень полюбили ее и называли  попросту - тетей Катей.
       За прошедшие месяцы  Легостаев еще больше  сдружился с Усатовым и немало удивлялся проявлявшимся  у того способностям. Михаил словно был создан для тайной войны.
       Он активно принимал участие в разработке  операций, высказывал весьма дельные предложения по их организации,  с охотой ходил на самые опасные и ответственные задания.
       Именно стараниями Усатова в отряде был выявлен засланный агент гестапо, а еще разработан вопросник по проверке «окруженцев», а также местных жителей, желавших   присоединиться к десантникам. Обладал приятель и завидной интуицией, что не раз помогало обойти немецкие засады, упредить те или иные  действия противника. 
       Командир тоже обратил внимание на способности неординарного сержанта и сделал его чем-то вроде своего заместителя.
       - Из тебя бы получился хороший шпион, - сказал другу как-то раз Юрка, когда вернувшись с задания, они грели руки у костра.
       - Ты думаешь? - покосился на него Михаил.
       - Уверен, -  ответил   Легостаев.

Глава 8. На Большую землю

В течение 1 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах. На западном фронте отбито несколько ожесточённых атак противника с большими для него потерями. На ростовском участке фронта советские войска продолжают преследовать немецкие войска. Захвачены новые трофеи. За 30 ноября уничтожено 59 немецких самолётов. Наши потери - 17 самолётов. За 1 декабря под Москвой огнём зенитной артиллерии сбито 4 немецких самолёта. За 30 ноября нашей авиацией уничтожено и выведено из строя 215 немецких танков, 6 бронемашин, 1.400 автомашин с войсками и грузами, 34 полевых орудия и 20 минометов, 400 повозок с военным снаряжением, 5 автоцистерн с горючим, крупный склад горючего, истреблено и рассеяно более 3 полков вражеской пехоты. Часть тов. Березина, действующая на одном из участков Западного фронта, в ожесточённом бою с противником уничтожила 2 танка, 18 бронемашин, 90 автомашин с военными грузами, 3 миномётных батареи, несколько орудий и два больших обоза с боеприпасами. На поле боя осталось 1.500 убитых немецких солдат и офицеров. Бойцы части тов. Ларичева, действующей на одном из участков Северо-Западного фронта, за 8 дней боёв отбили у немцев 15 населённых пунктов и захватили 3 исправных танка, 16 миномётов, 400 винтовок и много других трофеев.
Смелым налётом кавалеристы старшего лейтенанта Еременко захватили у противника 130 грузовых, 30 легковых машин и 70 мотоциклов. Партизаны Тульской области успешно истребляют немецких солдат, уничтожают вооружение и транспорт фашистской армии. Партизанский отряд тов. Ч. минировал в одном селении два уцелевших дома. Ночью, когда немцы, занявшие село, улеглись спать, дома были взорваны. Уничтожено 17 гитлеровцев. Объединённые партизанские отряды совершили в ночь под 20 ноября нападение на колонну немцев. Фашисты расположились на отдых, оставив у грузовых машин часовых. Партизаны бесшумно сняли часовых, перегрузили на сани 12 станковых пулемётов, 85 винтовок, 20 автоматов, ящик с пистолетами и много боеприпасов. Затем машины были облиты бензином и подожжены. Выскакивающих из палаток и землянок немецких солдат партизаны расстреляли из пулемётов и перекололи штыками. Всего во время этой операции истреблено около 120 фашистских захватчиков.

(Из сводки Совинформбюро)

       Когда ударившие  ноябрьские морозы сковали  все кругом льдом,  было принято решение послать разведгруппу за озеро Селигер.
       Распложенное  на северо-западе Валдайской возвышенности, оно имело береговую линию протяженность свыше пятисот километров  и за ним, по непроверенным сведениям, наши войска держали  оборону. 
       Иванченко тщательно готовил эту группу. Со всего отряда были собраны теплые вещи, заготовили отварного мяса, напекли ржаных коржей.  Командиром  группы  был назначен Усатов. В нее вошли   Сафронов,  Легостаев,  Бойко и  Сорокин. 
       С трофейной немецкой карты на кальку перенесли все населенные пункты, леса, овраги, болота, грейдерные, а также проселочные дороги. Наметили  места привалов и возможных ночлегов. Систематизировали в голове все имеющиеся разведданные о противнике, которые были  добыты отрядом и партизанами.
       Записей делать не разрешалось. Из оружия взяли с собой автоматы ППШ с тремя дисками, по два пистолета, финки, а к ним по четыре гранаты. 
       Четырнадцатого  ноября разведгруппа скрытно подошла к деревне Черный Яр и обнаружила, что немцы оборудовали долговременные огневые позиции чуть севернее, на возвышенностях.   
       В их числе  были капитальные ДОТы  и ДЗОТы, густая сеть траншей и ходов сообщений. Танки с самоходными установками  были зарыты в землю и хорошо замаскированы. По деревне прохаживались парные патрули, иногда проезжали автомобили с мотоциклами. В центральной ее части, в большом доме, над которым висел  фашистский флаг со свастикой, располагалась комендатура.
       - Да, хорошо укрепились твари,  - сказал по этому поводу Сафронов.
       Спустя двое суток, перед утром, группа подползла к одной из крайних изб, стоящей  у самого озера. Днем  видели там бородатого старика, который выходил несколько раз к погребу на огороде.
       Дед встретил ребят  приветливо,   угостил вяленой щукой и напоил травяным чаем. А они взамен отсыпали  ему немного соли,  дали хлеба и отварного мяса.
       Затем хозяин рассказал, что на противоположном берегу Селигера действительно находятся войска Красной Армии, а   прошлым  вечером   к нему заходили  советские разведчики.  Из чего следовало, что  перебраться через замерзшее озеро можно.
       Группа  решили переползти  заснеженное озеро по-пластунски,   в полутора  километрах правее деревни, в три часа ночи.
       В назначенное время, шестнадцатого ноября, вышли на берег и с  промежутком  в несколько шагов  поползли к противоположному берегу. Ширина озера в этом месте достигала  полукилометра. 
       Лед предательски трещал, что было не особенно приятным, но, все-таки, выдерживал тяжесть тел. Чтобы не провалиться в воду, увеличили  между собой интервал вдвое.   
       Наконец  выбрались на  противоположный  берег, где, не вставая,  огляделись. Вокруг было тихо, заснежено и пустынно.  От осознания, что  советских войск здесь  нет, стало до слез обидно. Столько усилий, и все напрасно!
       Впереди  смутно темнел какой-то кустарник. Решили проверить. Как только согнувшись, подобрались к нему, в воздухе прозвучал строгий окрик,  - Стой! Ложись! Иначе стреляю!
       Часового разведчики не видели. Он, скорее всего, находился в окопе. Делать было нечего, легли.
       Сразу же последовала  очередная команда, - Выбросить оружие вперед!
Ее выполнили частично - автоматы положили перед собой, а пистолеты приготовили к бою.
       Вслед за этим  из кустов вышли сержант  с солдатом, в зимнем обмундировании, держа группу на прицеле.
       - Кто такие?
       Разведчики  вскочили на ноги, и едва не сбив с ног, бросились обнимать и целовать обоих. Сержант с бойцом  вначале даже растерялись.  А  парни  радостно сообщили,  что  являются   воздушными десантниками и возвращаются из вражеского тыла  после выполнения задания.
       Это было боевое охранение, занимавшего оборону полка.  Сначала  вышедших сопроводили  к командиру роты, затем батальона, а ночью доставили на повозке в штаб полка.
       Его командир, средних лет подполковник с уставшими от недосыпания глазами, встретил группу   доброжелательно,  приказав накормить гостей с «того света»  и  дать отдохнуть пару часов. А в  восемь  часов утра десантников   пригласили в штаб. 
       Там они доложили полковнику  с комиссаром  кто такие, и что им нужно срочно вывести за линию фронта весь отряд  с группой партизан.
       Во время беседы в землянку вошли  еще два старших офицера. Как  выяснилось, это были командир дивизии с начальником контрразведки.
       Усатов  подробно доложил  об отряде и основных заданиях, которые выполняли в тылу врага. Генерал  сразу же заинтересовался количеством, дислокацией, а также  вооружением противника. На карте  десантники  показали все известные им немецкие гарнизоны с оборонительными сооружениями, в том числе в районе Дубровки и Черного Яра.
       Затем комдив попросил начальника контрразведки запросить штаб воздушно-десантных войск, чтобы с получением ответа решить вопрос  о дальнейшей судьбе  диверсионного  отряда. Ребята  поняли, что им пока не доверяют. Так и должно было быть. Ведь при них не было никаких документов.
       -  Нет ничего хуже, чем ожидать и догонять,-  прогудел Бойко, когда разговор закончился,  и они вышли на свежий воздух.
       -  Это да,- согласились с ним  ребята. 
       Следующим утром  десантникам  сообщили, что принято решение выводить отряд с партизанами за линию фронта на  участке полка, а поэтому ночью группе предстоит вернуться на ту сторону.
       На  прощание разведчики  попросили  газету с речью   Сталина на торжественном заседании, посвященном 24-й годовщине Великого Октября, а еще топографические карты, спички и махорки.
       С командованием полка договорились, что  девятнадцатого - двадцатого ноября в два  часа ночи   они выведут  отряд на берег Селигера, правее деревни Черный Яр и дадут одно мигание фонариком. Боевое охранение ответит двумя такими сигналами.
       Благополучно преодолев по-пластунски озеро, группа  за  пять часов  добралась до  своей  базы, хотя расстояние до нее составляло  чуть ли не  сорок километров.
       Взмыленные и запаренные прибыли в лагерь на рассвете. Часовые, увидев своих, пригласили к жарко потрескивающему  костру и участливо  поинтересовались,
       - Ну что, опять глухой номер?
       По видимому  услышав разговор, из землянки вышел Иванченко. Усатов  дал команду, и вся группа встала по стойке «смирно».
       - Товарищ командир! (приложил руку к  ушанке) Разведгруппа задание выполнила. В районе деревни Черный Яр форсировали по-пластунски     озеро Селигер и на берегу  встретились с частями Красной Армии.
       Разведданные доложили командиру дивизии полковнику Балашову. Нам приказано  всем отрядом прибыть к месту перехода линии фронта девятнадцатого - двадцатого ноября в  два часа ночи. Сигналы и пароли оговорены. Штаб воздушно-десантных войск подтвердил нашу принадлежность к 214-й  Воздушно-десантной бригаде, о чем сообщил начальник контрразведки дивизии.
       К этому времени весь отряд, с партизанами, были уже на ногах. Вернувшихся   стали подбрасывать вверх, обнимать и целовать Радость была неописуемой. А когда ребята передали Зорину десяток пачек махорки, курильщики грянули дружное «Ура!». Иванченко  вручили  три  коробки  папирос «Казбек», которые передал для него лично командир полка.
       Возвращаясь в лагерь, разведчики стремились как можно быстрее сообщить  товарищам о встрече с частями регулярной Красной Армии, и о каких-то боевых действиях, откровенно говоря, не думали.
       На середине пути они случайно увидели колонну   из полутора сотен   местных жителей, в основном молодых женщин и девушек, которых гитлеровцы гнали в сторону  станции для   отправки на работу  в Германию. Сама группа предпринять ничего не могли. Но как только вернулась на базу, сразу же после   встречи доложила об этом Иванченко.
       Усатов даже наметил план. Немецкую охрану без шума уничтожить, а всех освобожденных увести с собой за линию фронта.
       Командир все это выслушал  и не задумываясь сказал:
       - Дорогие товарищи! Мы будем  подлецами,  если бросим наших советских людей в беде. Пусть даже ценой своей жизни, но спасти их попытаемся.
       Кое-кто, особенно из бывших «окруженцев», стали  было возразить. Мол, мы так долго пробивались к линии фронта, а теперь из-за этих баб все может пойти насмарку.
       Но тут Сафонов, Книжников, Зорин, Луценко и другие десантники почти в один голос заявили, - надо спасать наших людей!  Ведь мы для того здесь и воюем.
       Их поддержал и находившийся в это время в отряде, секретарь подпольного райкома. Он болел и растрогано  произнес только одну фразу, - спасибо, братцы.
       Затем Иванченко пригласил Усатова с Зориным, Легостаева, Книжникова и Сафронова к себе, для разработки плана операции. Решили задействовать в ней пятнадцать десантников, и пять  партизан.
       Командира  уговорили не принимать в этом участия, а готовить переход на «Большую землю». В итоге руководить операцией снова  поручили Михаилу.
       Все быстро экипировались, взяли необходимое количество боеприпасов   и устроили засаду на пути следования колонны.
       Немцы вели себя беспечно, шли отдельной группой, и о чем-то громко спорили. Их было чуть больше отделения.
       При грозном  окрике Сафронова, - «хенде хох!», гитлеровцы опешили, в результате  чего были обезоружены и положены на снег. А женщины с девушками, не сдерживая   радости, с криками бросились  обнимать и целовать ребят. 
       Фашисты воспользовались этим и попытались сбежать. Бойцы открыли  вслед огонь на поражение. Последнего гитлеровца, пуля догнала на опушке. 
       Затем  быстро распределили  освобожденных по группам и передали их партизанам, чтоб те  укрыли   у себя. Такое решение принял подпольный райком партии.
       В отряд вернулись с  чувством выполненного долга. Еще на десяток фашистов на советской  земле стало меньше.
       На сборы оставался только световой день.  Вечером нужно было уходить в тяжелый, но очень радостный поход. Которого ждали так долго.
       До выхода переварили в котлах все мясо, сложив в рюкзаки, по - братски  разделили соль, крупу и сало. Подогнали одежду с оружием, заново перемотали портянки.
       Как только в лесу сгустились сумерки, тремя группами двинулись в направлении линии фронта. Все расстояние прошли за  шесть часов.
       Заветный сигнал подали на ту сторону в один час ночи  двадцатого  ноября 1941-го года.  На него ответили. Отряд разделили на четыре группы, которые заняли по фронту около ста метров, и, как муравьи, поползли по окрепшему льду  Селигера  в сторону своих.
       На заснеженном  берегу  всех встретил командир полка и офицеры контрразведки.  Проводили до штаба  дивизии. Там, разместив в сарае с соломой, начали вызывать по одному в Особый отдел.
       Как потом разъяснили, отряд проходили «фильтрацию». Партизан  с «окруженцами», сразу же разместили в другом месте.
       После  собеседования,  в сарае появился майор-контрразведчик, в сопровождении пятерых солдат.
       Десантникам  объявили, что по приказу Ставки, военнослужащие, направлявшиеся  с переднего края в тыл, должны сдавать   свое оружие и боеприпасы.
       Вслед за этим  всех по одному стали приглашать к столу для сдачи личного оружия.
       Первым подошел Иванченко. Он положил на стол автомат, маузер и финку. Пистолет ТТ ему оставили.
       Лейтенант долго упрашивал майора оставить десантникам пистолеты и холодное оружие. Однако  тот остался непреклонным. Тогда командир пошел к начальнику Особого отдела - жаль было расставаться с оружием, которое десантники получили еще в первый день войны  в Марьиной Горке.
       Вскоре он вернулся и передал службисту  какую-то записку. Майор  ее прочел и объявил, что решено финки оставить всем десантникам, а пистолеты   только тем, за кого поручится Иванченко.
       Все вопросительно уставились на командира. Тот же взял лист  бумаги, карандаш, и,  сев   к столу,   принялся составлять список.
       Туда лейтенант  вписал всех десантников. Им вернули  ставшим родным оружие, чему все были очень рады.
       Майор же по - дружески попросил не носить пистолеты на виду, ибо встречаются разные начальники, которые могут потребовать их сдать. Так как обычным рядовым с сержантами, пистолеты не положены. Парни сразу же все спрятали, а Иванченко  предупредил, чтоб  без его личного приказа оружие не применялось.
       После этого, получив  паек на двое суток, десантники тронулись на попутных машинах в город Верхний  Волочок. Сборный пункт был  назначен  у железнодорожного вокзала.
       К вечеру прибыли на место. На перроне толкалось множество беженцев,  спасающихся от немецкой оккупации.
       Находясь три месяца в тылу врага, ребята  привыкли говорить тихо, порой   шепотом, что удивляло майора из контрразведки, который постоянно просил   говорить громче. И теперь обычный вокзальный шум  им казался чем-то необычным, словно из другой жизни.
       Здесь, на станции, произошел случай, который мог иметь для отряда нежелательные последствия.
       Книжникова, с интересом разглядывавшего пассажиров, остановил у вокзала офицерский патруль.  Майор и два младших лейтенанта. Старший,  оказавшийся глуховатым, потребовал предъявить документы. Виктор  тихо ответил, что они у командира.
       Майор, не расслышав этих слов,   посчитал  его подозрительным и  начал доставать из кобуры наган.    Десантника же  и след простыл - он отскочил в сторону,   растворясь среди пассажиров. Однако майор оказался старым служакой.
       По прожженному рукаву телогрейки патруль  разыскал и повязал беглеца. Пришлось   Иванченко    долго и нудно убеждать  начальника патруля,  что  это  боец его подразделения.
       Наконец (дотошно проверив сопроводительную), тот согласился, буркнув «свободен» и приказал отпустить задержанного
       С этого момента командир запретил ребятам вольно разгуливать по станциям.
       В городе Бежецке, в запасном полку, всем  выписали документы, удостоверяющие личность,  записав в них право ношения пистолетов и финок. С этого времени парни стали полноправными жителями «Большой земли».
       Со склада  им выдали новое зимнее обмундирование, включая полушубки с валенками и, погрузив на машины, отправили в деревушку, расположенную в трех километрах от райцентра Кесова Гора,  где разместили по  избам жителей.
       Туда же  доставили на  пятнадцать суток  продовольствия,    объявив  отряду отдых.
       Легостаев с Усатовым и Зорин  попали на постой к  разбитной солдатке по имени  Татьяна и сразу же установили с ней контакт. Для чего  Юрка с  Мишкой  нарубили  у коровника  гору дров, сложив их в высокую поленницу, а Колька, неплохо разбиравшийся в механике, отремонтировал  настенные   часы-ходики.
       - Ну, ты касатик молодца, -  довольно пропела хозяйка, наблюдая, как ожили на циферблате кошачьи глаза. - Сразу в избе веселее стало.
       К  ужину, она накрыла стол в горнице. На нем исходила паром в чугуне отварная картошка, на блюде розовело крупно нарезанное сало, а  в двух  глиняных плошках белела квашеная капуста  и  золотились, посыпанные луком, соленые опята.
       Все это венчал  ржаной каравай домашней выпечки и  бутылка настоящей  водки.
       - С довоенной поры осталась,- протянула ее Татьяна Николаю, когда все уселись за стол.
       Тот, сковырнув сургуч, выбил ладонью пробку и разлил водку по стопкам.
       Первую выпили за Победу, и ребята навалились на еду. Давно такой не пробовали.
       Затем последовала вторая и завязалась душевная беседа. В основном говорила хозяйка, а гости  слушали да поддакивали. 
       На следующее утро местный председатель, ввиду отсутствия в деревне  мужиков, попросил десантников помочь колхозу в забое скота для нужд  армии.
       Бойко с Луценко, Плюшкин и Сафронов отлично владели этим ремеслом, и с радостью согласились. Еще бы, в отрядном котле появится дополнительный  мясной приварок  к скудному тыловому пайку.
       При дележе ливера и требухи между колхозницами, ребята впервые услышали, как залихватски матерятся женщины между собой.
       Вначале, смущаясь,  многие даже уходили из помещения, но потом привыкли.
       Однако все-таки неприятно было слышать   похабную матерщину в присутствии  молодых девушек. Попросили повлиять на таких женщин стариков, и те очень быстро навели порядок. Предупредив наиболее рьяных, что принародно  отстегают тех розгами.
       Одна, самая красивая, по имени Кланя, не вняла предупреждению и действительно попала под розги  самого председателя колхоза.
       С этого времени женщины, девушки и  постояльцы, вечерами пели задушевные песни. У правления собиралась послушать их почти вся деревня. 

     Летят утки, летят утки и два гуся.
       Ох, кого люблю, кого люблю - не дождуся…

выводила  высоким чистым голосом  Кланя.

Я влюбилась, я влюбилась, молодая.
       Ох, знать, судьба, знать, судьба моя такая…

хором поддерживали ее принарядившиеся девчата.

       -  Славно  поют,  как у нас в Сибири, - трогательно бормотал  Бойко. 

Мил уехал, мил уехал за Воронеж.
       Ох, теперь его, теперь его не воротишь…

уносилась в заснеженные дали, тоскуя  песня.

       В эти дни  почти все ребята впервые получили письма от родных и близких. Много было радости, но много и горя, когда сообщалось о чьей-то  гибели. 
Юрка  написал Маше, но ответ  не  пришел. Ленинград с Кронштадтом  уже несколько месяцев  находились в кольце немецкой  блокады.
       Иванченко, водном из кабинетов сельсовета, готовил подробный отчет о боевых действиях отряда и часто приглашал бойцов  для уточнения отдельных вопросов.
       За это время он заметно возмужал, более четко стали  вырисовываться черты внимательного, чуткого и в то же время требовательного командира. Лейтенант был примером для них во всем. В тылу врага десантники узнали  Иванченко  как мужественного и находчивого офицера, лично принимавшего участие  практически во всех операциях. Именно поэтому его все   любили.
       А потом десантники поймали дезертира. Вот как это случилось.
       Однажды  вечером, после работы, к Иванченко зашел председатель (звали его Иваном Максимовичем)  и рассказал, что с осени в колхозе пропадает живность. То пара кур, то гусь, то овечка. А ночью  из амбара на окраине, сломав замок, утащили мешок ржи, приготовленной для  весеннего сева. При этом на снегу осталась цепочка следов, ведшая в  лесное урочище за  деревней. 
       - Может твои ребята отловят вора? - с надеждой спросил дед. - А то милиции в районе почитай  нет, всех забрали на фронт, а у меня только одни мальцы да бабы. 
       Лейтенант оделся, взял фонарик и вместе  с  председателем прошел на место. Внимательно его осмотрел, а рано поутру организовал поиск.
       В него отправился сам, прихватив с собой  Бойко  и Усатова, вооруженных автоматами.
       По следу дошли до леса, а затем он привел  в  извилистый, поросший  густым ельником овраг, где в одном из склонов обнаружили землянку. Над которой тонкой струйкой вился дым.
       Там и повязали, варившего кашу вора. Он был в армейских сапогах, ватнике  и шапке.    Здесь же, в углу, стояла трехлинейка, а на вбитом в стену колышке висел ремень с подсумками. При допросе, проведенном на месте, выяснилось что, этот  тип сбежал из маршевой, отправлявшейся на фронт  части, и отсиживался в этом месте.
       Дезертира  на санях доставили в район, а оттуда в  Ржев, где после заседания военного трибунала, он был расстрелян перед строем.
       Новый 1942-й год   встретили все вместе в доме, где квартировал Иванченко. 
       Бойцам со склада  выдали усиленный  паек и по сто граммов «наркомовской» водки.   
       Николай Зорин испек отличные пироги с ливером и зажарил поросенка с гречневой кашей. Его  ребята получили от правления колхоза за ударный труд.
       Это был вечер, который остался в памяти на всю жизнь. Помянули своих боевых товарищей,  погибших при выполнении боевых заданий, выпили за Красную Армию, партизан и победу, которая была еще  такой далекой.
       Присутствовавшая здесь же хозяйка удивилась, почему военные так мало наливают   в стаканы водки,   а когда ей ответили что это «наркомовская» норма, принесла из кладовки трехлитровый бидон  спирта-сырца.
       - Вот, пожалуйста.  Готовили сыну Вите на свадьбу, но ее из-за войны пришлось отложить. Он воюет на Балтийском флоте  и   будет рад, что я вас угостила.
       Как можно было  отказаться от предложения радушной женщины?  Тем более, что ее сын, свой брат - моряк и с их родного флота.
       Выпили за Витю,  Балтфлот  и засиделись до  рассвета.
       -  А вот морское начальство, судя по всему о нас забыло, - сказал, сворачивая очередную козью ножку, Плюшкин.
       -  Это ты, Илья, зря, -  не  согласились  Иванченко. - Ленинград в блокаде. Придет время, и вас вернут. 
       -  Хорошо бы, -  подумал Легостаев.
       Вернувшаяся  утром от соседки хозяйка несказанно удивилась - такие молодые, крепкие парни, а не осилили и половину бидона.   Коля Сафонов по такому поводу  сострил, - так тут  из мужчин только лейтенант и я, остальные все подростки.
       Из писем друзей  ребята узнали, что их 214-я Воздушно-десантная бригада в составе  четвертого  Воздушно-десантного корпуса готовится для выброски в глубокий тыл противника. Сразу же захотелось  к своим.
       В конце января 1942 года отряд получил приказ прибыть в город Калинин, только что освобожденный Красной Армией от фашистов. Город наполовину лежал в развалинах, жителей в нем едва ли осталась половина.
       Там десантников  разместили в уцелевших  артиллерийских казармах и стали активно использовать в  поимке оставшихся предателей,  «сигнальщиков» и прочей нечисти, которая осталась в городе после бегства гитлеровцев.
       Одного, оказавшего сопротивление в ходе задержания, пристрелили, а еще троих передали в органы НКВД.  Работавшие в прифронтовой зоне.
       В начале февраля подразделение выехало  грузовым составом   в Москву, откуда на автомашинах  его  перевезли в Раменское. К месту дислокации  4-го Воздушно-десантного корпуса и  214-й  бригады. После долгого отсутствия, бойцы   снова оказались в родном  батальоне.
       Встречи с командиром роты Романенко и комбатом Полозковым были исключительно теплыми и сердечными.   С учетом  истощенности и худобы,  они сразу же  организовали  для бойцов  усиленное питание, и те на глазах стали поправляться. Поскольку у многих вернувшихся были незалеченные раны с болячками, ими вплотную занялись медики.
       Находясь в Раменском,  вернувшиеся десантники вновь приступили к специальным занятиям, но теперь, с учетом  серьезного боевого опыта, в основном, использовались как инструкторы.
       По три  раза в день приходилось выступать со специальными лекциями в ротах,  батальонах и даже штабе корпуса. Их  лично принял командир корпуса  генерал-лейтенант Левашов, в прошлом командовавший  бригадой. Он  сразу же вспомнил Мишу Андреева, которому трижды вручал призы за первые места в спартакиаде. 
       До деталей интересовался проведением боевых операций, слабыми местами караульной службы немцев, а также вопросами жизни и быта десантников.
       Начальником вещевого снабжения бригады стал Дорошенко, которому присвоили звание лейтенанта.   
       Бывший старшина  роты встретил  сослуживцев   с неописуемой радостью и за пару часов переодел  в новенькое  десантное обмундирование. Здесь же ребята получили новенькое, еще в смазке  оружие   и  сухой паек на пять суток.
       В середине февраля,  приказом по корпусу,      отряд  расформировали, а его бойцами, с учетом  опыта боевых действий в тылу врага, усилили другие подразделения батальона.
       Иванченко был назначен командиром роты. Андреев, Сорокин и Сафронов - командирами взводов.
       Усатова  определили в роту Романенко, на такую же должность, куда перевели также Легостаева и  Книжникова  с Луценко.  Расставаться друзьям не хотелось, но что делать, так требовала служба.
       Спустя несколько дней, всех привезли на полевой аэродром, где ребята подогнали выданные им парашюты, загрузились в самолет и тот взял  курс на  запад, в район   Дорогобужа. 
       Этот небольшой город с населением  порядка восьми тысяч человек, находился на реке Днепр в ста тринадцати километрах от Смоленска.   
       При подлете к линии фронта, обе машины  попали под сильный зенитно-пулеметный обстрел немцев. Вскоре правый мотор самолета, где находились десантники Романенко, стал работать с перебоями.
       Из кабины  вышел второй пилот и предложил группе выбрасываться, пока есть  достаточная высота, иначе все погибнут.
       Романенко приказал  группе  изготовиться к прыжку, а летчикам, по возможности,  «тянуть» до сигнальных костров. Все чувствовали, что машина по дуге    идет  в сторону, теряя высоту и скорость.  Через  пару минут   правый двигатель отказал полностью. Бойцы напряженно ждали сигнала к  выброске.
       Старшего лейтенанта  пригласили в кабину пилотов, а когда он вернулся оттуда, то сообщил, что летчики потеряли ориентировку  и, пока есть топливо, будут  искать место высадки.
       Бомбардировщик, между тем, снижался все больше. Десантники смотрели в иллюминаторы и видели огни населенных пунктов. Это говорило о том, что они  оказались в глубоком тылу, где  не соблюдалась светомаскировка. Вот только чьем -  нашем, или вражеском? В воздухе  машина  находились уже  несколько часов.
       Затем последовала команда  летчиков, - приготовиться, идем на вынужденную посадку!
       Эти минуты были самыми тягостными. ТБ-3 коснулся грунта и сразу же осел, фюзеляж приподняло вверх, а затем швырнуло вниз.
       Стрелка-радиста выбросило из пулеметной  турели наружу, а Романенко сломал руку и ключицу.   Миша  же Андреев пробил дверь кабины летчиков,   врезавшись в приборную доску. Получили множественные ушибы и ссадины   другие десантники.
       Когда, чертыхаясь, выбрались из машины,   увидели, что винты обоих моторов изогнуты, шасси сломано, а стрелок-радист стонет в сугробе  с неестественно вывернутой ногой. Самолет чудом сел на неприспособленную для посадки кочковатую   площадку.
       Метрах в  двухстах  просматривалось  какое-то одноэтажное здание с ярко освещенными окнами.
       Превозмогая боль, Романенко поручил Усатову, Андрееву и Легостаеву разведать, куда они попали.
       Осторожно подобравшись к  зданию, десантники прислушались и различили  голоса. Разговаривали  не  по-русски.
       Попытались заглянуть в окна, но ничего не увидели, они промерзли. Отойдя чуть правее от дома, обнаружили узкоколейку и идущего в их сторону человека с фонарем.
       Разведчики тут же спрятались в кювете,  и незнакомец их  не заметил - маскхалаты сливались со снегом. Отойти далеко   ему не дали - сбили с ног,  заткнули рот кляпом  и стащили в кювет.
       Когда незнакомец (он оказался путевым обходчиком)  пришел в себя, выяснилось, что они приземлились на окраине города Балахны Горьковской области, в районе торфоразработок. Здесь формировалась латышская дивизия, а в доме рядом находилась кухня.
       Оставив двух десантников у самолета, остальные двинулись к ней.  Когда вошли в помещение, чистившие там картофель солдаты  опешили и  шарахнулись  во вторую дверь, едва удалось их успокоить. Затем по имеющемуся здесь же телефону, Романенко позвонил командиру полка.
       Тот   приехал, выяснил кто они и откуда, после чего определил группу в один из домов на отдых. А самолет взял под охрану.
       Комиссар полка, узнав, что в составе группы есть десантники, воевавшие за линией фронта,  сразу же мобилизовал Усатов, Андреева, Книжникова и Луценко для выступлений перед молодыми солдатами и командирами в ротах. При этом просил рассказать как можно больше о выполнении боевых заданий и зверствах немцев на оккупированной территории.
       В одном из подразделений Мише Андрееву задали вопрос,- почему вас не наградили орденами и медалями за выполнение столь сложных  операций?
       Тот ответил, - воевать придется  еще много, у нас все впереди.
Кстати, наградами в первый год войны, командование бойцов РККА особо не жаловало. Полагало  - не за что.
       Аналогичная участь постигла и самолет, в котором  летела  вторая группа десантников, возглавляемая лейтенантом   Иванченко. С ним в машине находились шестнадцать бойцов. 
       Пересекая линию фронта, их  ТБ-3  тоже попал под ураганный огонь и прожектора  немцев.
       Вот как описывал тот случай сам Иванченко.
       - Сразу же над линией фронта по нашей машине фашистами был открыт сильный зенитно-пулеметный огонь.
       Наблюдая в иллюминаторы, мы видели, как почти вплотную рвались   снаряды.
       Затем в отсеке стало светло как днем - нас поймали вражеские прожектора и летчики, бросая бомбардировщик из стороны в сторону,  оторвались от слепящих  лучей света,   потеряли ориентировку  и к месту выброски не вышли.
       Глубокой ночью штурман сообщил, что  горючего ноль, идем на вынужденную посадку. При встрече с землей произошел сильный удар, и нас сбросило со скамеек.
       Кое-как добравшись до люка, выпрыгнули в снег. Послали двух десантников на разведку и установили, что находимся во Владимирской области, в семи километрах от Суздаля. Добравшись до ближайшей части, выпросили там автомашину, доехали до Владимира, а оттуда поездом вернулись в Раменское.
       Там обо всем доложили   генералу Левашову, проверили парашюты и, получив  паек,   через сутки  вместе со штабом корпуса   снова  вылетели в тыл врага.
       И на этот раз  десантников выбросили не в район действий соединения, а в расположение 33-ей  Армии, которая к этому времени была в полном вражеском окружении.
       Парашютистов  собралось там  более шестисот человек. В этой связи был создан отдельный воздушно-десантный батальон, который, действуя в окружении, проявил образцы смелости и героизма.
       Судьба же группы Романенко, сложилась по-иному. Только через двое суток они были доставлены в город Горький, а оттуда не перекладных добрались до Москвы и затем в Раменское.
        Там  узнали, что накануне в самолете, при подходе к месту выброски, погиб командир корпуса Левашов.
        Бойцы  приняли участие в его похоронах и несли на плечах  гроб с телом  своего любимого командира. Выброска в тыл 4-го Воздушно-десантного корпуса была прекращена.
        Через трое суток, из Раменского группу направили в город Люберцы, где дислоцировалась 211-я  Воздушно-десантная бригада  корпуса.
        Оттуда старшего лейтенанта  Романенко   отозвали в штаб воздушно-десантных войск, а остальных  направили в 3-й батальон, в роту  старшего лейтенанта Горемыкина.
        Здесь Усатова  назначили комсоргом батальона, а Андреева, Легостаева, Книжникова и Луценко, командирами взводов. 
        Размещались все на третьем этаже Люберецкой средней школы №2.  Начались интенсивные дни боевой подготовки.
        Очень часто десантников привлекали для выступления перед рабочими завода имени Ухтомского а также других предприятий. Одновременно готовили для заброски в тыл врага.
        Весной 1942-го  года бригада была выброшена на парашютах западнее  Калуги для оказания помощи партизанской дивизии имени Лазо,  а также  своему, сражавшемуся там   корпусу. Операция прошла  удачно, в конце июня десантники  вернулись в Люберцы.
        В этой операции погиб  Гриша Луценко и был тяжело ранен  Миша Андреев, которого друзья вынесли на руках.
        Операция  отличалась от первых двух тем, что в боях задействовались достаточно крупные силы: отдельные роты, батальоны и вся бригада в целом. Они носили открытый фронтовой характер. Использовались пулеметы с минометами. Главная  задача десанта состояла в том, чтобы прорваться через линию фронта и соединиться с войсками с «Большой Земли».
        В этих боях отличились десантники роты старшего лейтенанта Горемыкина.
        Они окружили вражескую автоколонну с боеприпасами и горючим и полностью ее уничтожили. Рота фашистов, пытавшаяся воспрепятствовать этому, была перебита до последнего солдата.
        Именно тогда и погиб сержант Луценко, проявив образцы храбрости в рукопашном бою. В схватке он уничтожил до десятка  гитлеровцев, а когда враги окружили его, подорвал связкой гранат их и себя.
        Во время прорыва  лини фронта  героически  показали себя  взводы лейтенанта Маринова и сержанта Клюева, подорвавшие два орудия и четыре пулеметных огневых точки противника, чем обеспечили проход всего батальона.
       После выхода из тыла противника, подразделения 211-й Воздушно-десантной бригады были направлены к месту прежней дислокации - город Люберцы. Многие десантники были награждены  правительственными наградами.  Получили  медали «За отвагу» и  Усатов с Легостаевым. Их «обмыли»  с друзьями по новой фронтовой традиции, поместив в солдатский  котелок со спиртом.
       Снова началась активная боевая подготовка, изучали новое оружие.
       К этому времени вся бригада выехала в лагеря в район  деревни Лыткарино.
       Они размещались в живописном сосновом лесу на берегу реки Москвы.   
       Основное время уделялось  физической подготовке, стрельбе,  рукопашным схваткам и лазанию по деревьям.
       Дополнительно обучали  штыковому бою, метанию противотанковых гранат, стрельбе из противотанкового ружья. Бригада пополнялась из батальона  выздоравливающих.   Вскоре в нее  прибыли подлечившиеся Книжников и Сафронов с Зориным.
       Встреча    была настоящим праздником для всех. Ночи напролет, под щелканье соловьев за палатками,  вспоминали  свои первые десанты в тыл врага, боевых друзей и командира.
       Здесь же, в лагерях, друзья впервые услышали написанную военным корреспондентом   Сурковым и композитором Лестовым, ставшую впоследствии широко известной на фронте,  песню «В землянке». Ее исполнил солист приехавшей  в часть московской филармонии.

Бьется в тесной печурке огонь,
       На поленьях смола, как слеза.
       И поет мне в землянке гармонь
       Про улыбку твою и глаза,

       Про тебя мне шептали кусты
       В белоснежных полях под Москвой,
       Я хочу, чтобы слышала ты,
       Как тоскует мой голос живой.

       Ты сейчас далеко-далеко,
       Между нами снега и снега...
       До тебя мне дойти не легко,
       А до смерти - четыре шага.

       Пой, гармоника, вьюге назло,
       Заплутавшее счастье зови!
       Мне в холодной землянке тепло
       От моей негасимой любви
мягко и задушевно выводил под гитарные аккорды певец,  а сидевшие на поляне командиры и бойцы, завороженно слушали.
       Интересная встреча у Усатова произошла в приемной Наркомата Обороны с их бывшим командиром   батальона  Полозковым.   Михаила  вызвали в Главное политическое управление для вручения партбилета, который он сдавал перед первым десантированием в июле 1941- го года.
       Майор  прибыл в Наркомат за получением нового назначения после излечения в госпитале, где лежал с тяжелым осколочным ранением. Он сразу же узнал своего бойца. Оба крепко обнялись, молча стояли и смотрели друг на друга. Майор и старший сержант.
       А после решения своих вопросов долго бродили по Арбату, вспоминая довоенную службу в Марьиной Горке. Вспомнили и боевых друзей, погибших  в первые месяцы войны.
       К  началу лета   интенсивность боевой подготовки десантников значительно возросла с уклоном на преодоление водных  преград и организацию боя в населенных пунктах. Несколько уменьшились  тренировки по воздушно-десантной подготовке. В это время сократили должности инструкторов парашютно-десантной службы и ввели институт заместителей политруков рот.
      Всем  выдали плащ-накидки и саперные лопатки. Обучали оборудованию окопов, стрелковых,  пулеметных  и минометных ячеек. Усиленно тренировали в стрельбе по движущимся  мишеням из противотанковых ружей, а также метанию противотанковых гранат. Многие чувствовали, готовится что-то новое. Но что именно, ребята не знали...

Глава 9. На Дону

Ожесточённые бои на советско-германском фронте, происходившие с 15 мая по 15 июля, ясно выявили то новое, что отличает борьбу в 1942 году от борьбы в 1941 году. Это отличие состоит в том, что возросшая организованность и стойкость Красной Армии в борьбе с врагом принудили немцев сразу вводить в бой основные силы и резервы своих армий, продвигаться вперёд гораздо более медленно, чем прежде, и нести в ходе боёв огромные, невосполнимые потери людьми и техникой.
Вот данные о наших и немецких потерях за период с 15 мая по 16 июля 1942 года.
Немецко-фашистские войска потеряли убитыми, ранеными и пленными не менее 900.000 солдат и офицеров, из них убитыми не менее 350.000. Они потеряли кроме того до 2.000 орудий всех калибров, до 2.900 танков, не менее 3.000 самолётов.
Красная Армия потеряла за этот же период 399.000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, 1.905 орудий всех калибров, 940 танков, 1.354 самолёта.
Из этих данных видно, что только за последние два месяца немцы потеряли убитыми, ранеными и пленными около миллиона солдат и офицеров. В этом и состоит решающий итог двухмесячных боёв. Правда, в ходе этих боёв советские войска оставили ряд районов и городов, но нанесли гитлеровцам огромный урон в людях и технике.

(Из сводки Совинформбюро)

       Начался июль, и десантников в спешном порядке вернули из лагерей в подмосковный город Люберцы. Их удивляло, что в такую жару приходится покидать прохладный лес и реку.
       Все стало ясно на следующий день.
       На партийном активе бригады выступил командир 1-го Воздушно-десантного корпуса генерал-майор   Жолудев,  сообщивший, что Ставкой Верховного Главного командования, в связи с тяжелым положением советских войск на Сталинградском направлении, принято решение из частей   корпуса сформировать 37-ю Гвардейскую стрелковую дивизию и направить ее в срочном порядке под Сталинград.
       Командиром дивизии был назначен   Жолудев, комиссаром - полковой комиссар Щербина, начальником политотдела  - старший батальонный комиссар   Буцол, а начальником штаба -  полковник Брушко.
       Формирование  проходило быстро, за счет курсантов военных училищ. Это, в основном, были бойцы  уже  участвовавшие в боях. Костяком соединения, как и ожидалось,  стали десантники. Их рассредоточили по  другим  его частям,  сохранив форму одежды и знаки различия.
       Пришло время бывшим морякам-балтийцам расстаться.
       - Ничего,  братва, - сказал по этому поводу  Коля Сафронов. -  Мы все равно как бы вместе. Не будем забирать в голову.
       -  Не будем,- согласились остальные.
       Усатова назначили комсоргом отдельного учебного батальона,   присвоив воинское звание младшего политрука. Попытки вернуться к своим ребятам не увенчались успехом. Комиссар дивизии Щербина по этому поводу сказал так, - служить надо там, где нужно Родине в настоящее время.
       Учебный батальон формировался в основном из десантников и курсантов Кировского артиллерийского училища. Его командиром был назначен капитан Коноплев, комиссаром - старший политрук Романенко, парторгом - политрук Бородулин.
       - Уж не родственник  ли комиссар  нашему  бывшему ротному? - подумал Михаил. Оказалось, нет,  всего лишь однофамилец.
       Батальон получился сплоченным  и дружным, правда, за исключением Усатова, в боях  не бывавший. Свободного времени  практически не стало. Шла усиленная работа по сколачиванию  боевой единицы, созданию в   ротах партийных и комсомольских организаций.  Среди личного состава подразделения насчитывалось тридцать пять процентов коммунистов и  шестьдесят процентов комсомольцев. Остальные - беспартийные.
       Была поставлена задача в короткий срок подготовить и выпустить первую партию младших командиров. Занятия шли  по специально разработанным программам.
Наиболее подготовленных курсантов выпускали досрочно командирами отделений и взводов, а на их место сразу же подбирали наиболее грамотных солдат из полков дивизии.
       Первое время питание курсантов было организовано из рук вон плохо. Оно осуществлялось на фабрике-кухне завода имени Ухтомского. Приготовление пищи желало быть лучше, да и по количеству ее не хватало. Задерживалась   доставка полевых кухонь.
       За ними, в тыл, Романенко направил парторга Бородулина. Афанасий Васильевич был исключительно «пробивным» человеком и через двое суток новенькие  кухни уже попыхивали ароматным дымком из котлов, во дворе школы. Питание сразу  улучшилось.
       Этому способствовало и то, что курсанты, занимаясь ориентированием на местности, набрели в лесу на выводок диких свиней,  которых перестреляли.  В результате к пайку   все получили дополнительный  мясной приварок. 
       Наконец была получена долгожданная команда грузиться в эшелоны.
       Батальон, в котором теперь служил Усатов, был в одном составе  со штабом и политотделом дивизии. Перед посадкой в вагоны всем вручили гвардейские знаки, очень похожие на ордена, что стало настоящим праздником.
       Советская гвардия родилась   в ходе Смоленского сражения под Ельней   в сентябре 1941-го. Тогда, в результате контрудара Западного и Резервного фронтов, впервые была разгромлена крупная группировка противника, а город освобожден.
       Четыре мотострелковые дивизии «...за боевые подвиги, организованность, дисциплину, и примерный порядок» приказом НКО СССР № 308 были переименованы в гвардейские. Так что полученное звание обязывало.
       Личный состав не знал  куда следует, но по названиям станций скоро определил, что на юг, в сторону Сталинграда.  Весь путь прошел достаточно спокойно, без налетов вражеской авиации.
       Однако на станции Качалинская  эшелон попал  под бомбежку, которая к счастью, оказалось неприцельной - зенитные батареи, открыв  заградительный огонь,  отогнали противника.
       Этот первый воздушный налет, заставил многих   офицеров с солдатами стать более осмотрительными, четко и быстро выполнять команды по рассредоточению и подбору укрытий.
       На станции бойцы выгрузились, через офицера штаба дивизии старшего лейтенанта  Ракицкого получив приказ - командиру батальона срочно выдвигать подразделение в район хутора Хлебный, для занятия там обороны.
       На месте следовало оборудовать огневые позиции, ходы сообщений и ждать дальнейших указаний. Батальон находился в резерве командира дивизии.
       К  казачьему хутору  подошли поздним вечером, по холодку  и сразу же принялись возводить укрепления. Разбирали сараи, пустующие дома, рубили лес для строительства огневых точек с блиндажами. К рассвету значительную часть  работ выполнили и провели их маскировку.
       В это время в батальон  прибыл начальник штаба дивизии  полковник  Брушко.
       Он был опытный десантник, смелый, волевой и грамотный в военном отношении. 
       Полковник обошел  позиции,  сделал ряд замечаний по строительству укреплений  и передал указание командира дивизии занять оборону  на высоте с отметкой 130.3.
       Она играла ключевую  роль на  этом участке,  и удержание ее в   руках не давало противнику возможности контролировать переправу через реку Дон. Оборону высоты поручили роте старшего лейтенанта Горемыкина. С ней туда ушел и комиссар Романенко.
       А уже вечером на высоту двинулись немецкие танки с мотопехотой. Завязался  жестокий бой,  в ходе которого Горемыкин был  тяжело ранен, а политрук Горелов убит.  Романенко, приняв командование ротой,   запросил подкрепление.
       Усатову приказали взять взвод пулеметчиков и срочно прибыть на помощь комиссару. Там, до подхода основных сил 118-го  гвардейского полка, рота и удерживала высоту. В бою противник потерял  четыре танка  и более двух сотен автоматчиков.    
       С прибытием основных сил полка, рота была снята с высоты, после чего вернулась в хутор, где включилась в постройку оборонительных сооружений. Дополнительно  устраивались  блиндажи с землянками, рылись стрелковые ячейки.
       На рассвете следующего дня  противник,  подтянув свежие силы и проведя бомбежку, а затем артиллерийский налет, вновь попытался овладеть высотой с хутором. На этом участке немцами было введено в бой более  тридцати танков при поддержке двух мотополков пехоты. Разгорелось ожесточенное сражение.
       Две бронированные колонны Т-4  появились с обеих сторон высоты  и, урча моторами, двинулись фронтом на подразделение Расстояние между ними и позициями батальона быстро сокращалось. Волнение  нарастало.  Романенко смотрел на катящую   к ним лавину металла,  не отрываясь.  Глаза прищурены, губы плотно сжаты. Команды были излишни.
       Точно по сигналу, со всех позиций, навстречу обнаглевшему врагу хлестнуло море огня. В трескотне пулеметов с автоматами,  ударами молота  загрохотали орудия, хлестко ударили бронебойки и минометы. Сначала  задымил один, потом второй, третий танк.   После   точных попаданий зажигательных пуль   вспыхнули, как факелы,  несколько автомашин с пехотой, и обезумевшие гитлеровцы заметались по полю.
       - Горят! Горят! Бей фрицев!  - возбужденно кричали бойцы, поливая тех свинцом.
       Боевой порядок фашистов расстроился. Группа немецких танков, лязгая гусеницами,  пошла прямо на высоту. Это была их ошибка. Там, замаскированные в кустах, стояли три противотанковых пушки 118-го полка. 
       Подпустив  бронированные чудовища  поближе, артиллеристы открыли по ним беглый  огонь и подожгли шесть машин.  Оставшиеся, огрызаясь из своих орудий, отползли, а затем  повернули вспять. 
       Минометчики залп за залпом накрывали немецкую пехоту. На поле боя, в густых клубах дыма, чадно горели уже более пятнадцати танков   множество   грузовых автомобилей  и мотоциклов.  Враг явно просчитался.
       Не испугались гвардейцы-десантники ни сильной последующей бомбежки, ни новой лобовой атаки. Позиции прочно оставались в их руках.
       День уже клонился к вечеру, но бой не ослабевал. Фашисты, обозленные неудачей,  предприняли  очередное наступление на участке, где оборонялась рота Нестерова, пытаясь обойти ее с фланга, прорваться в лощину, а затем выйти к переправе.
       Вспыхнула ожесточенная схватка. Прикрывающий фланг станковый пулемет был разбит. Часть вражеских автоматчиков уже просочилась в лощину, рядом с которой находился желанный  мост.
       Романенко  взглянул  на Усатова, и тот все понял. 
       Вместе с Горшковым они подняли взвод автоматчиков, который находился рядом и с криками, - Ура! За Родину! Вперед!  - ударили во фланг наступавшим гитлеровцам. Завязалась рукопашная схватка, в ход пошли финки, кинжалы и автоматы.
       Немцы не ожидали столь сильного удара. Вся их группа была расчленена, а затем полностью уничтожена.
       Когда бой закончился, Миша Андреев рассказал, что взвод автоматчиков, которых   подняли в атаку, состоял из десантников, побывавших  на заданиях в тылу врага. Все они были смелыми, решительными бойцами,  в совершенстве владевшими  воинским мастерством. И  поэтому  ринулись на немцев  без колебаний.
       Первого из них заколол  трофейным кортиком командир взвода Алексей Горшков, а потом началась общая свалка.
       Стрелять было сложно - все смешалось. И дело решили финки с саперными лопатками, которыми десантники владели лучше врагов. Некоторые из них в отчаянии поднимали руки, но таких не щадили.
       - Я уложил пятерых фашистов, -  подытожил рассказ Андреев, - но один здоровенный фельдфебель лягнул меня ногой так, что до сих пор бок ноет.
       - И где ж теперь тот фельдфебель?  - поинтересовались ребята.
       - Да там  и лежит, гад, -  кивнул в сторону Михаил, - я его  руками задавил. Потом их еле разжал, наверное, разозлился сильно…
       После восстановления положения, взвод десантников - автоматчиков, собрав  немецкое оружие с боеприпасами, вернулся на командный пункт батальона. Вечером, на взгорке,  похоронили  четырех своих  товарищей, погибших в этом бою. Забив  в головах дубовый  столб с затесом, на котором химическим карандашом написали их фамилии.
       Несколько слов о командире этого взвода, главном старшине Алексее Горшкове.
       До войны он служил на Черноморском флоте в дивизионе главного калибра крейсера «Червона Украина». В конце 1941 года был ранен и эвакуирован в тыловой госпиталь. После выздоровления, через пересыльный пункт  направлен в 211-ю  Воздушно-десантную бригаду, выбрасывался в тыл врага в район Калуги.
       Там был вторично ранен и после госпиталя вернулся во вновь формируемую 37-ю Гвардейскую стрелковую дивизию, где и был назначен командиром взвода автоматчиков Отдельного учебного батальона.
       Под гимнастеркой  Алексей носил флотскую тельняшку, а в вещевом мешке бескозырку. Он был высокого роста, красивый, очень сильный и ловкий. Когда ходил в атаку - расстегивал ворот гимнастерки, а на голову  одевал с муаровой лентой   бескозырку. Отличался беспредельной храбростью и решительностью.
       Усатов подружился  с Алексеем настоящей флотской дружбой. Оба любили пострелять из  трофейного оружия или устроить рукопашный бой, за что не раз получали нагоняи  от начальства.
       В течение нескольких дней противник предпринимал попытки овладеть переправой, но стойкость гвардейцев не была сломлена.
       Однако обстановка была крайне напряженной. На их участке немцы сосредоточили значительное число танков, артиллерии, минометов и живой силы.
       По данным воздушной разведки, в район оврага Обливной, они подвезли массу боеприпасов и мостостроительной техники. Из этого следовало, что фашисты   планируют своими силами наводить переправы.
       Командир дивизии, зная обстановку в зоне своих действий  понимал, что удержать противника частями  соединения на  небольшом и слабо укрепленном рубеже без поддержки танков с авиацией будет сложно и принимал все меры, чтобы  выполнить поставленную перед  ним  задачу. 
       Командование  Сталинградским фронтом правильно оценив обстановку, передало приказ: «Дивизии немедленно перейти к обороне на восточном берегу реки Дон, в районе участка   станиц Иловайская - Качалинская,  на фронте протяженностью тридцать два километра. После перехода наших войск и техники на восточный берег Дона, мост взорвать».
       Ознакомившись с ним, многие офицеры и солдаты учебного батальона вначале подумали, что это какие-то вражеские происки.
       - Получается, снова отступаем, - горько сказал по этому поводу  Усатову  Горшков. - Сколько можно?
       - Да, пора бы и остановиться, - сжал губы Михаил.
       Комиссар Романенко срочно выехал в политотдел дивизии, чтобы во всем разобраться.   А там ему ответили, - ты уже пятый  выясняешь, нет ли здесь предательства. Приказ есть. Он правильный, обсуждению не подлежит  и  требует выполнения.
       При этом комиссар дивизии Щербина обратил внимание на необходимость быстрой переброски войск и оборудование новых огневых позиций.
       - Нужно зарыться в землю,  - отметил он. - День и ночь внимательно следить, как бы немцы не форсировали реку. Позаботьтесь, чтобы бойцы были сыты и хорошо отдохнули. Впереди будут тяжелые бои, и мы должны выстоять. Готовьтесь к этому.   
       В батальоне возвращения Романенко ждали с нетерпением. Он появился неожиданно, на взмыленной лошади.  Сразу же собрал на совещание командиров рот, взводов и политруков.
       - Приказ подлинный, - сообщил им. - Готовьте  людей к переправе на восточный берег. Там сразу же будем по настоящему зарываться в землю. Переправу начнем, как только стемнеет, нужно чтобы противник не заметил   отхода. Боевое охранение снять в последнюю минуту. Контроль за его отводом возлагаю на товарища Андреева, который доложит мне лично о переходе через мост последнего солдата.
       С наступлением сумерек  батальон начал скрытно  готовиться к отходу на восточный берег.
       В это время, левее высоты 130.3  возникла  сильная ружейно-пулеметная стрельба. Не сразу поняли, что происходит, но из доклада командира третей  роты  старшего лейтенанта Шарова узнали,   через боевые порядки немцев, с боем, прорывается из окружения  большая группа красноармейцев. 
       Романенко приказал Шарову усилить бдительность, в целях исключения возможной провокации. Для подкрепления в  роту  был послан взвод автоматчиков Горшкова, к которому присоединился и Усатов.
       На подходе к позициям роты   встретили целую лавину бойцов с  командирами 39-й Гвардейской стрелковой дивизии. Все они были разгорячены боем, несли пулеметы, минометы и даже катили три   «сорокопятки» с остатками боезапаса.
       Некоторые  сразу же попытались форсировать Дон, но   их вернули и направили к переправе, которая находилась рядом. Всего из окружения вышло более  шестисот  человек.
       Учебный батальон снялся с позиций только к рассвету. Он занял оборону во втором эшелоне, с задачей выпустить первую партию младших командиров.
       Романенко, без согласования с комиссаром и штабом дивизии, приказал отобрать из числа перешедших, сотню наиболее подготовленных красноармейцев, для пополнения батальона, которые бы частично заменили направленных в   другие подразделения командиров.
       После этого имел очень неприятный разговор с командиром и комиссаром дивизии, а также в политотделе армии. И только былые заслуги, проявленные в боях, спасли его от сурового наказания.
       Военнослужащие, вышедшие из окружения,  согласно установленному порядку, проверялись Особым отделом,  поскольку  имелись  случаи  внедрения вражеской агентуры из числа предателей, в  группы «окруженцев». 
       А поэтому, отбирая   кандидатов на учебу в батальон,   особое внимание  обращали на отзывы о них сослуживцами  и, в первую очередь, в   боевой обстановке. При малейших невыясненных вопросах, от кандидата отказывались.
       Но  «прокол» все же случился. В Учебный батальон, по рекомендации командования вышедшего из окружения полка, был взят с согласия политотдела армии, некий Коваль. Его определили на должность политрука роты.
       Это был подтянутый, молодцеватый и общительный человек. В батальон он пришел с большим желанием. Пока   находились во втором эшелоне, дела у назначенца  шли блестяще. Новый политрук проявлял отеческую заботу о бойцах, грамотно организовывал политико-воспитательную работу.
       Правда комсорг роты Саша Голубев  рассказал Усатову, что Коваль панически боится немецких самолетов, и при их появлении непременно прячется в укрытие. Между ними  по этому поводу состоялся разговор, и политрук обещал   побороть свой страх.
       В скором времени батальону пришлось выдвинуться на передний край обороны, по которому противник нанес несколько массированных авиационных и артиллерийских ударов. А под их прикрытием, попытался навести  понтонную переправу. Правда, не удалось - наши артиллеристы разнесли ее в щепки.
       Последовали новые авиационные и  артиллерийские налеты, да такие, что горела земля. К берегу  немцы  подтянули несколько десятков «амфибий» для переброски десанта. Напряжение с каждым часом нарастало.
       Из резерва командира дивизии  батальону придали пулеметную роту, которая с ходу вступила в бой. В это время фашисты уже пытались форсировать Дон. На участке обороны первой  роты, одной «амфибии» даже удалось приблизиться к берегу и высадить на него до двух десятков  солдат.
       В бой вступил взвод автоматчиков Горшкова. Через час все гитлеровцы были уничтожены. При этом особо отличились сам Горшков, Володя Завьялов, Николай Зайцев и Гриша Горбань.
       К ночи стрельба  немного стихла,   смогли проверить наличие личного состава. За этот тяжелый день батальон потерял убитыми  и ранеными более  шестидесяти человек. Убитых со всеми воинскими почестями   похоронили, а тяжело раненых  отправили в медсанбат, где круглосуточно оперировали главный хирург Фатин и его молодой помощник Миша Гулякин.
       В это время командир третей  роты Шаров доложил, что в подразделении   отсутствует Коваль  - его искали в заваленных блиндажах, землянках и траншеях, но не обнаружили.
       А на следующий день позвонил начальник Особого отдела  полковник  Флягин,   сообщив, что тот задержан в тридцати километрах от линии фронта как трус, бежавший с поля боя.  За что  подлежит суду военного трибунала. Это было позором для  батальона, но и хорошим уроком на будущее. Отбор в  подразделение   стал еще более жестким.
       Тяжелые бои продолжались еще несколько дней.
       Фашистам так и не удалось переправиться через Дон в полосе обороны   дивизии. Гвардия стояла насмерть.
       Над полем боя, заваленном вражескими телами, слался горький дым, попахивало мертвечиной.
       Не сумев прорваться в излучине Дона, гитлеровцы стали накапливать силы на плацдарме у хутора Вертячьего и утром 23 августа нанесли массированный удар в направлении Россошки, а их танковые и моторизованные дивизии устремились к Волге.
       1-го сентября был получен приказ Военного Совета  фронта №4, который требовал стойко оборонять рубежи: «…Ни шагу назад! Военный Совет требует от всех бойцов, командиров и политработников, от всех защитников Сталинграда беззаветной храбрости, стойкости и геройства в борьбе с зарвавшимся врагом…»
       Поредевший и смертельно усталый учебный батальон продолжал удерживать занятый рубеж.
       Береговая линия вся была изрезана окопами, стрелковыми ячейками  и ходами сообщения. Недавно зеленые кустарники иссечены осколками с пулями, опалены взрывами. Гитлеровцы с задонских высот хорошо просматривали советские  позиции. 
       Гвардейцы тоже бдительно следили за противником и брали на прицел все подозрительное на вражеском берегу. Часто вспыхивали артиллерийские и минометные дуэли, которые затягивались до темноты.
       В такие моменты батальонный  командный пункт, расположенный в двух землянках у входа в овраг, вздрагивал, и мелкие кусочки земли с песком сыпались с наката   прямо за ворот гимнастерки.
       Ночью наступало затишье, когда   можно было пройти в роты - доставить туда пищу, боеприпасы, письма и газеты. А еще вынести раненых и похоронить убитых.  Утром снова взрывы, пальба, новые потери…
       Но   курсанты уже привыкли к тяжести  фронтовой жизни и несли эту нелегкую ношу мужественно и с честью.
       В день получения  вышеназванного приказа Военного Совета фронта, в батальон  прибыл комиссар дивизии  Щербина. Он ходил по траншеям и беседовал с личным составом. Комиссар умел найти нужные слова для каждого солдата с командиром.   
       Основой его учебы   был личный пример. Когда  было нужно, комиссар сам ложился  за пулемет, из которого вел прицельный  огонь по врагу. Снимал из снайперской винтовки зазевавшихся фашистов. Стрелял полковник  безупречно. Если требовала обстановка, Петр Васильевич  поднимался в атаку вместе с бойцами. За все эти качества, комиссара глубоко любили и уважали. Проявил он себя и в этот раз. 
       С наступлением рассвета, немцы открыли по   позициям батальона  ураганный    огонь и стали подтягивать «амфибии» для переброски на восточный берег. Место они выбрали удачное - на стыке   третей  роты с ротой 118-го  полка. Обстановка  складывалась очень напряженно.
       Пулемет на левом фланге был разбит снарядом, и противник в этом месте мог высадиться на берег.
       Щербина приказал перебросить пулеметную роту на угрожаемый участок. Однако ее  командира - лейтенанта  Баева, тяжело ранило, что вызвало заминку. Щербина  приказал Усатову    принять командование пулеметчиками и срочно восстановить положение.
       - На прощание сказал, - мы тебе поможем, сынок. Удачи.
       Бывший моряк  выполнил, что требовалось.  Часть немцев   перебили  на подходе, в воде, а остальных, которые смогли высадиться, в рукопашной схватке на берегу. В ней принимал участие и комиссар. После боя, утирая  рукавом  потное лицо,  он поинтересовался, - Миша, сколько немцев ты уничтожил в этой схватке?
       - Да я как-то  не считал, - пожал  плечами Усатов. -  Не было времени.
       - А по моим подсчетам шесть,-  чуть улыбнулся комиссар.- Для моей подстраховки ты и моих добивал. За что  тебе большое спасибо (крепко пожал руку).
       Комдив Жолудев, предвидя возможность нового удара врага в районе станицы Трехостровской, приказал перебросить сюда свои резервы, артиллерию, а также часть сил из других полков, сосредоточив на опасном фланге почти половину всего  соединения.
       На следующее утро гитлеровцы начали ожесточенную атаку со стороны Нижнего Акатова, пытаясь прорваться в   тыл дивизии.
       Они захватили  рощу и начали обходить 114-й  полк с фланга. Казалось, еще одно усилие и немцы захватят очень важную высоту с отметкой 110.2. А это поставит всю оборону  в тяжелейшее положение.
       Кровопролитные бои продолжались каждый день, но противник явно слабел и уже меньше использовал  свои авиацию и танки. Почти прекратились  его упорные  попытки форсировать реку. 
       Командование дивизии   поставило перед личным составом   задачу о взятии «языка». Он был необходим для выяснения дальнейших планов врага. Задача была сложной, поскольку предстояло форсировать Дон,   проникнуть в немецкие  порядки, а затем, захватив пленного, вернуться назад.
       Разведрота дивизии предприняла несколько таких  попыток, но все они закончились неудачно и с большими потерями.
       Тогда в батальоне  приняли  решение собрать комсомольский актив, наиболее опытных разведчиков   и побеседовать с ними, как выполнить   боевую задачу.
       Узнав о проведении  актива, туда  прибыл   Щербина, со своим помощником по комсомолу Афоней Бородулиным.  Комиссар сразу потребовал, чтобы высказывались откровенно. Разговор получился деловой и  полезный.
       Бывалый  десантник Николай  Грачев предложил нарезать стеблей подсолнухов, очистить находящиеся в них  полости, а затем,  используя для дыхания, устроить засаду в месте, откуда немцы берут  из  реки воду. Захваченному пленному тоже сунуть в рот полый стебель и тащить назад под водою.
       Главный старшина  Горшков изложил  свой вариант: наловить рыбы, залить лодку водой и выпустить ее туда. А лодку, с  привязанным  снизу тросом, закрепленным  на барабан  трактора, направить к вражескому берегу. Днем немцы увидят добычу, а ночью придут за ней и заберутся  в ловушку. Ее останется только быстро подтянуть дизелем обратно.       
       После некоторых споров,  был принят вариант Горшкова, но с одним уточнением. В плавсредство  решили поместить настороженный волчий капкан, замаскировав его на корме.
       Расчет заключался в том, что немец заберется в лодку с  нее и непременно попадет в стальные зубья.  Тогда   запускается  мотор,    трос  наматывается на барабан и тащит суденышко к нашему берегу. Где в камышах ее встречают Горшков с Андреевым. 
       План немедленно доложили командиру батальона, а тот  в штаб  дивизии. Его лично рассмотрели Жолудев  со Щербиной.   Утвердив с одним дополнением: как только немцы засекут отход лодки, нанести  по их огневым точкам внезапный  артиллерийский удар.
       Днем «упущенную» лодку с донскими  чебаками, почти прибило к вражескому берегу, но сразу немцы  к ней не полезли.
       Только поздним вечером, двое солдат, прячась в кустах, спустились к урезу воды и, убедившись, что в лодке  никого нет, осторожно влезли  с кормы на борт.
       Почти сразу раздался  громкий крик. Участники операции запустили  мотор, и трос  потащил посудину к своему берегу.
       На ней этого сразу не заметили, поскольку возились с ногой одного из вояк - фельдфебеля,  попавшей в капкан. А когда хватились, солдат попытался сигануть за борт, но оказавшийся в беде  фельдфебель схватил его за плечи и не отпускал. 
       Так  в «дружеских объятиях»   их и взяли. Помог и своевременный артналет -  фашисты не успели открыть  огонь по лодке.
       Пленных  впихнули в уже поджидавшую на берегу  бронемашину и увезли в штаб.   Где  их лично допросил сам генерал, с переводчиком  Николаем Сидоровым.
       Как потом выяснилось, фельдфебель сообщил  очень важные сведения о готовящейся отправке под Сталинград  двух танковых соединений, дивизиона амфибий, а также  пехотного соединения.
       Командование фронтом приняло решение провести ряд контратак на  участке дивизии, имея целью сковать как можно больше сил противника, и не дать ему осуществить  переброску.
       Эти операции  увенчались успехом,  и  соединение овладело господствующими высотами на западном берегу Дона.
       На одной из них, во время короткой передышки, Михаил встретился с Легосатевым  и  Зориным. Чему все несказанно обрадовались. Ребята служили  в  разведке 114-го  полка, куда собирались переводить  Бойко с Сафроновым.
       По такому случаю, бывшие подводные диверсанты, распили в землянке фляжку трофейного шнапса.
       - Больше из наших никого не встречали? - поинтересовался  при этом Михаил.
       - Месяц  назад  пересеклись с Книжниковым, - ответил Легостаев. - Они с  Плюшкиным  теперь  в  истребительном  дивизионе.
       -   А  Вололю Шаулина по слухам ранили и отправили в тыл, -   добавил    Зорин. 
       На прощание ребята крепко обнялись, и Юрий  подарил Михаилу   немецкий цейсовский* бинокль в кожаном футляре...

Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/diversanty-ch-10-11-12-6526a5c6dd2ead3b09502f22