- Сама еле ходит, пенсию по копейкам считает. Даже на лекарства не всегда хватает, - сочувствовала ей Нина Федоровна, которая считала своим долгом узнать все подробности жизни всех, кто селился неподалеку от нее.
Баба Люся лишь печально покачала головой, когда ей начали задавать вопросы относительно ее прошлого и почему к ней никто не приезжает.
Нина Федоровна мрачно посмотрела на соседку напротив и покачала головой.
- Эх, бедолага… сколько можно одной куковать? Неужели родила детей для того, чтобы в полном одиночестве век коротать? Вот ведь какие неблагодарные…
Особа, про которую она говорила, отзывалась на имя Людмила, но просила называть ее баба Люся. С виду ничего особенного, такая же, как миллионы женщин в возрасте за шестьдесят. Почти полностью седая, с небрежно собранным на макушке пучком, который она старательно прятала под серым пуховым платком. Морщинистое лицо и руки в коричневых пятнах, усталый взгляд и чуть сгорбленная спина. Баба Люся переехала в здешние места пять лет назад из города и все эти годы жила одна. Без помощи родных.
- Да какой ей, на фиг, огород? Сама еле ходит, пенсию по копейкам считает. Даже на лекарства не всегда хватает, - сочувствовала ей Нина Федоровна, которая считала своим долгом узнать все подробности жизни всех, кто селился неподалеку от нее.
Баба Люся лишь печально покачала головой, когда ей начали задавать вопросы относительно ее прошлого и почему к ней никто не приезжает.
-Ой, бабоньки, не спрашивайте, - заохала она и погрустнела. – Не скажу, что я одна. Трое деток у меня, но… так сложилось. И на этом все.
Слушательницы сделали вывод, что с жизнью бабе Люсе не повезло. Версии возникали одна за другой, и каждая новая жалостливее предыдущей. В итоге сошлись на том, что баба Люся – вдова или брошенная женщина, которая в одиночку героически подняла троих детей. Но они оказались неблагодарными и бросили несчастную мать на старости лет. Соседи помогали ей, кто чем мог: кто-то отправлял детей навести порядок в доме, кто-то подрядился привозить продукты, а кто-то оплачивал лекарства. Баба Люся была очень благодарна за помощь и охотно принимала все, что ей давали, не забывая сказать теплое слово в ответ.
- Вот ведь бывают ироды, - судачили соседи. – Пока они маленькие, смотришь за ними, отказываешь себе во всем, ночами не спишь, когда болеют. А потом они вырастают и забывают о родителях, как будто уже были рождены с высшим образованием и жильем. Чем таких детей иметь, лучше уж никаких.
Баба Люся помалкивала и ни в какие обсуждения собственной жизни не вступала. Она была весьма непримечательной, скромной в быту, тихой. Ее никто никогда не видел в обновках или покупающей себе что-то из деликатесов. Поэтому и считали, что с бедной старушкой отвратительно поступили родные дети.
Особенно рвались ей помогать, когда узнали, что у нее больные колени и она не может себя обслуживать. Самые жалостливые приходили и выхаживали бабу Люсю, не забывая вспомнить нехорошим словом ее неблагодарных детей. Женщина отмалчивалась, но и не спешила затыкать кому-либо рот. И эта особенность ее поведения несколько удивляла и настораживала Нину Федоровну.
- Странная она, эта Люся, - размышляла вслух Нина. –Если бы про моих кто-то сказал дурное слово, ни на что бы не посмотрела. Сразу бы взяла за шкварник и ух! А она молчит. Может, потому что крыть нечем?
В один прекрасный день в поселке появилась некая Зинаида Павловна, которая живо заинтересовалась соседкой Нины Федоровны.
- Говоришь, Люсей ее зовут? – прищурилась она, когда услышала про одинокую старушку и ее неблагодарных отпрысков. –Я бы на вашем месте выводы раньше времени не спешила делать.
- Да как ты так можешь говорить? – замахала руками Нина Федоровна. – Про нашу бабу Люсю никто слова дурного не скажет. Мы все ей помогаем, как можем. И она такая тихая, никому от нее вреда нет.
В ответ Зинаида попросила познакомить ее с бабой Люсей. Та согласилась и повела новую соседку к одинокой женщине. Но, вызвав на улицу Люсю, Нина слегка оторопела.
- Да куда мне знакомиться со всякими? – проскрипела Люся, стоя на пороге своего дома. – Живу себе тихо-мирно, никого не трогаю… кому я там далась?
- А вон она, за калиткой стоит, - кивнула Нина в сторону.
Вытянув шею, Люся закусила язык.
Увидев Зинаиду, она переменилась в лице и еле слышно поздоровалась. Тут же попрощалась с Ниной и захлопнула дверь. Зинаида только хмыкнула, когда к ней подошла Нина Федоровна.
- Ты чего лыбишься? - удивилась она.
- Да я вашу соседку как облупленную знаю, - захохотала Зинаида. – Людка-кукушка, вот как ее величать. Причем, заметь, кукушка она по жизни. Вот поэтому и кукует одна. Впрочем, ничего другого и не заслужила, с ее бурным прошлым.
-Ого! - в Нине Федоровне проснулось любопытство. – Просветишь?
- А надо? – усмехнулась Зина. – Вы же тут с ней как с писаной торбой носитесь. Вот и продолжайте в том же духе.
Но Нина Федоровна не была бы собой, если бы не добилась откровенного разговора с Зинаидой. В итоге та сдалась, немного поломавшись для вида.
- Я вот что хотела сказать про эту Люсю, бабушку-божий одуванчик. Жили мы в одном доме, только подъезды разные были, и такого я от нее насмотрелась, не дай вам боже…
Людмила в молодости была очень хороша собой. И, судя по всему, считала, что только это должно ей давать огромные дивиденды по жизни. Работать толком нигде не работала, любила очень веселиться в больших и не очень больших компаниях, чаще всего – мужских. Замуж никогда не выходила, потому что ни один поклонник возле нее надолго не задержался. Испарялся сразу же, как только узнавал, что милая барышня от него беременна.
Сначала появился Дима, потом Толя, последней родилась Полина. Все трое были от разных мужчин, которые явно интересовали непутевую мамашу больше собственных детей. Люся могла оставить их ночевать одних, начиная с годовалого возраста. Дверь в квартиру не закрывала, потому что оттуда все равно нечего было унести. В холодильнике всегда шаром покати, по всей квартире грязь и запустение.
- К ней мужики толпами ходили, - морщилась Зинаида. – Сколько раз я с домкомом ходила к ней, чтобы она перестала устраивать бедлам. Они ведь там не просто так сидели. Могли и между собой подраться, и детишек ее побить. А ей и дела не было. Знала себе, покрикивала: «Правильно, детей надо лупить, чтобы знали свое место». А эти алкаши и были рады стараться, воспитатели чертовы. Диму полгода лечили от заикания, когда его один из дружков Люськи на пьяную голову в батарею швырнул, а потом грозился выбросить с балкона.
- Господи… боже, - перекрестилась Нина Федоровна.
Людмила никого не желала слушать. Когда соседи потребовали лишить ее родительских прав, женщина срочно принималась наводить порядок в доме, заполняла чем придется пустой холодильник. Могла выпросить у соседей кое-какую приличную детскую одежонку, хватала младшую, Полинку, на руки и слезно упрашивала не отбирать у нее детей. После ухода социальной службы она неделю-две играла роль образцовой матери, затем начиналось все сначала. Опять гулянки до утра с мужчинами, опять голодные и плачущие дети, которые просили у соседей поесть.
- Я один раз увидела, как Полинка выбралась из квартиры и начала подбирать собачий корм. Ну, который сухой такой, в гранулах. Сидит и хрустит. А сама грязная, в драном платье и без колготок или даже носков. Оказывается, наш сосед притащил мешок с кормом своим собакам, а тот возьми и порвись прямо перед квартирой Люси. А сосед убрать не успел.
- И что было потом? – подняла брови Нина Федоровна. Она с ужасом представляла, как маленькая девочка подбирает собачий корм на грязной лестнице и, торопясь, поедает, боясь, что его отберут.
Дети росли, как сорная трава. Видимо, пример разгульной жизни матери показался им настолько отвратительным, что они старались держаться друг за друга. Дима стоял горой за младших и уже в пятнадцать лет впервые дал жесткий отпор очередному ухажеру Людмилы, выставив его из квартиры. В ответ мать выгнала его и прокричала, что проклинает сына. Младшие ушли вслед за Димой, и так все трое оказались в детском приюте. Но Людмила этого момента не заметила – ушла на свидание с новым ухажером, которого больше интересовала ее квартира, чем увядающая красотка.
- А дальше дети выросли в детдоме, - вздохнула Зинаида. – Никому дела до них не было, сами о себе заботились. Правда, одно время Полинка только в загул ударилась, как Дима быстро ее в чувство привел. Так ей всыпал, так он кричал на нее, она поняла и перестала копировать мамашу. А чему от такой кукушки можно научиться? Только детей плодить и раскидывать куда попало.
Дети, когда повзрослели, закончили техникумы и профессиональные училища. Полина стала хорошим поваром, недавно вышла замуж. Толя и Дима открыли цех по ремонту машин, оба женаты. К матери не приходили, потому что она никогда о них не заботилась и вела себя так, как будто детей у нее и не было.
- Тот дружок ей выделил немного денег и сказал убираться из квартиры, - закончила Зинаида. – Она с ним столько лет прожила, столько хлебнула. Только у меня язык не поворачивается жалеть Людку. Кукушка и есть, что еще сказать. Не была бы такой, и дети с внуками рядом были бы.
- Да… - только и смогла выдохнуть слушательница.
Нина была остра на язык, быстро разнесла по деревне всю подноготную прикинувшейся божьим одуванчиком женщины.
С тех пор Нина и остальные перестали жалеть бабу Люсю. А той и сказать было нечего – в любом случае, сама виновата…
Конец.