В том ужасе, о котором мы узнали, который увидели за последние дни, месяцы и уже годы, есть одна новая вещь, которая особенно поражает современный просвещенный мир. Это откровенность, совершенная беззастенчивость злодейства. Они не стесняются – напротив, они выставляют свою кровожадность и злобность напоказ. И вот это особенно изумляет и потрясает людей, который за последнее столетие уже как-то привыкли, что злодеи и агрессоры обычно скрывают свою сущность, очень не любят, когда их называют злодеями, всячески оправдывают свои злодеяния, лгут и притворяются хорошими.
Что, как мне видится, происходит? В течение всей второй половины XX века во всем мире, так или иначе, в той или иной степени, началась и продолжалась этическая трансформация. Именно этот процесс формирования принципиально новой современной этики обусловил постепенный отказ от насилия как способа управления и решения разных проблем. Именно он обратил внимание не только на физическое, но и психологическое насилие, абьюз в семьях, харассмент на работе, и другие вещи, которые на протяжении долгих веков до этого даже не считались чем-то плохим.
Эта этическая трансформация началась не так давно и идет не слишком долго, поэтому архаичное зло, конечно, еще никуда не исчезло. Но смена этической парадигмы оказалась все-таки настолько заметной и, что самое главное, настолько востребованной измученными бесконечным насилием людьми, что злодеи постепенно, так или иначе, научились прятаться. Зло и насилие стали безоговорочно осуждаемыми в мировом этическом мейнстриме. И злодеи, не отказываясь от злодеяний, стали притворяться, начали больше прибегать к манипуляциям и провокациям, создавать ту самую «серую зону», в которой добра и зла как будто вовсе не существует в природе, все относительно и не так однозначно.
Почему они вдруг стали отказываться от этих пряток и начали выходить из «серой зоны» в откровенно черную? Зачем им это, когда можно было и дальше годами прятаться и притворяться? Мне кажется, они начали выходить из этой тени, потому что и в ней уже им стало находиться некомфортно. Этическая трансформация ведь продолжается, и новая этика начинает постепенно освещать все самые темные и укромные уголки, в которых прячется зло – и прятаться стало уже трудно.
Этот всплеск откровенной и нечеловеческой жестокости, как мне думается, связан как раз с этим ощущением у зла загнанности в угол – смена этической парадигмы так или иначе в принципе отказывает злу в существовании. И именно поэтому оно и решило утвердиться, проявиться в самом чудовищной своей ипостаси, по поводу которой уж точно никто не будет спорить – а зло ли это. Да, это зло – как будто говорят нам эти бесстыжие злодеи. Это архаичное зло, которое делает одну из последних попыток вернуть мир обратно в архаику, где так хорошо жилось агрессорам, негодяям, абьюзерам всех мастей.
Откровенность зла – это своего рода тоже следствие укрепления новой этики, срывающей маски и разоблачающей притворство. Это новое электричество, пришедшее на смену свечам, и в свете этих ярких ламп вдруг стали отчетливо видны, как в рассказе Зощенко, засаленные обои и неприглядная старая мебель. Зло бесстыдно жестоко не потому, что оно не хочет больше притворяться добром, а потому, что больше просто не может это делать. И это, несомненно, говорит о том, что современная этика уже основательно теснит архаичную и со временем обязательно доведет это дело до конца.