Шли мы довольно долго. Уже начало смеркаться, и в лесу залегли глубокие тени.
Я устала, к тому же видела в сумерках плохо. В результате то и дело начала спотыкаться об камни и корни деревьев, которых, как назло, стало слишком много на тропинке. Я терпела, хотя раздражение накрывало с каждой минутой всё сильнее.
А когда в очередной раз отбила пальцы правой ноги об камень, и чуть не упала, взвизгнув от острой боли, не выдержав, спросила, едва сдерживая слёзы:
— Лёш, долго ещё? Я устала и, чтоб вы знали, я вам не сова, в темноте не вижу!
— Потерпи Марусь, в лесу ночевать сейчас небезопасно. Скоро дойдём, — успокаивающе произнёс леший.
Я раздражённо фыркнула, усталость давила на плечи. Мне хотелось хотя бы ненадолго присесть и отдохнуть. Но ночь стремительно вступала в свои права, и с каждой минутой становилось всё темнее. По этой причине я стиснула зубы и продолжала топать вслед, за бегущем впереди меня волком. Мирославом, обернулся, сверкнув жёлтыми глазами, видимо, услышав, о чём мы с лешим говорили. Затем резко остановился.
Я, не ожидая такой подставы, с ходу налетела на него. С трудом удержав равновесие, выругалась:
— Блин! Ну, кто так делает, а! Чуть не убилась из-за тебя!
Оборотень, не отвечая мне, вскинув голову кверху, и завыл. Вскоре издали послышался ответный вой. Боже, пусть это означает, что мы уже близко к посёлку.
Тем временем Мирослав снова двинулся в путь, и мне ничего не оставалось ничего другого только мужественно передвигать ноги.
Минут через десять — пятнадцать между деревьев замелькали тени и на тропинку мягко скользнули несколько волков. В темноте они показались мне просто огромными, а от их внимательного взгляда мерцающих жёлтым цветом глаз, по моей спине галопом промчались мурашки.
Всё же сказалась моя фобия. С детства боюсь крупных собак и собачьи стаи, а тут всё же волки. Нет, я, конечно, понимаю, разницу между оборотнями и обычными волками. Но этот страх, он просто где-то на подсознательном уровне. Но боялась я зря, волки прибыли, чтобы помочь.
И уже через пару минут, меня освободили от рюкзака и я, держась за густую шерсть на загривке Мирослава, мчалась сквозь ночь. Первым бежал волк, отличавшийся от всех более светлой окраской. Следом за ним, мы с Мирославом, за нами волк, что нёс Василька и замыкали отряд оборотни, несущие на себе наши вещи.
Леший садиться верхом отказался, и каким-то непостижимым образом совершенно спокойно бежал рядом с Мирославом.
Я честно не знаю, сколько мы ещё были в пути. В какой-то момент я просто отключилась и пришла в себя уже утром, лёжа под тёплым лоскутным одеялом на мягкой перине.
В окно, занавешенное лёгким узорчатым тюлем, косой дорожкой падали солнечные лучи.
Я огляделась.
В комнате, где я проснулась в гордом одиночестве, было довольно уютненько. Возле окна небольшой столик, на котором в темно-зелёной вазе стоят ярко-жёлтые цветы, чем-то напоминающие подсолнухи. Шкаф у двери с зеркальной дверцей. Кровать, на которой я лежу, довольно широкая, с мягкой периной и деревянным резным изголовьем. Я потянулась и вылезла из-под одеяла. С удивлением обнаружила, что меня переодели, на мне была длинная в пол мягкая ночная рубашка.
Вот это я вчера устала, даже не проснулась, когда меня раздевали. Надеюсь, что это всё же была женщина. Божечки, как стыдно-то.
Оттянув ворот, заглянула в вырез.
Слава богу, хоть бельё не тронули.
Кстати, интересно знать, где носит Аську с Михасем, почему они меня бросили одну? Вот же ж любопытные создания.
Мои вещи лежали аккуратно сложенные на стуле, я быстро переоделась, застелила постель и направилась к выходу. Надо будет умыться, ну и хозяев поблагодарить за заботу. Вот только вначале посмотрю на себя в зеркало, очень уж хочется хорошенько рассмотреть, как я изменилась.
Остановившись перед шкафом, я тихо охнула. На меня растерянно смотрела восемнадцатилетняя девчонка.
Вот это да! Я за сутки сбросила почти двадцать лет. Так не бывает!
Я отрицательно покачала головой, моё отражение в зеркале сделало то же самое.
Опустила глаза на руки и первое, что мне бросилось в глаза, кроме того, что они стали тоньше и кожа глаже. Так это то, что пропали шрамы от аппарата Елизарова, что когда-то был установлен мне на руку после сложного перелома.
В дверь постучали, и она почти сразу же открылась, и в комнату вошёл леший:
— Марусь, утро доброе. Ух ты! Какой красавицей, ты стала, — он цокнул языком, и с восхищением окинув меня взглядом с ног до головы.
— Скажешь тоже, — смущённо улыбнулась я, — Лёшь, мне бы умыться, и ну ты понимаешь...
Он засмеялся: — Пошли Марусь, провожу тебя.
И мы вышли из комнаты в широкий коридор, прошли мимо открытой двустворчатой двери в зал, где посередине стоял большой накрытый белой скатертью стол.
— Марусь, это трапезная, завтрак будет через полчаса...
Я кивнула, что поняла, кушать я ещё не хотела, а вот в туалет хотелось бы попасть поскорее. Мы свернули за угол и леший, наконец, произнёс:
— Марусь, тебе сюда, приводи себя в порядок и приходи в трапезную.
Я снова кивнула и вошла в... ванную. С удивлением огляделась.
Я ожидала увидеть всё что угодно, но это была совершенно обычная ванная.
Нет, наверное, всё же не так. Ванна была роскошная! Стены были облицованы бело-розовым мрамором, сама ванна, белоснежная и огромная стояла посредине комнаты на фигурных ножках, похожих на львиные лапы. Умывальник, полочки с большим количеством всяческих бутылочек, баночек, скляночек. Ну и, конечно же, унитаз, стоящий за ширмой. Вот к нему я и отправилась в первую очередь. А потом с любопытством потрогав и перенюхав содержимое большинства баночек, грустно посмотрев на ванну, умылась. Вытерлась пушистым полотенцем и отправилась в трапезную.
Когда я вошла, то буквально споткнулась, оторопев под изучающими взглядами, сидевших за столом мужчин. Их было человек двенадцать, и ни одной женщины.
Блин. Предупреждать же надо!
— Мария Фёдоровна, проходите сюда, пожалуйста, — раздался знакомый голос. И я пошла, чтобы сесть за стол с левой стороны от Мирослава.
Часть 22
Часть 24
Подборка