- День добрый. С чем пожаловали на борт?
Я обернулся. Окликнувший меня капитан буксира (а кто ж ещё осмелится надеть форменную морскую, с вытертыми позументами и облезлым, советских ещё времен, кокардой-«крабом» фуражку?) – выглядел на зашибись – хоть в кино вставляй… в комедию. Или в мультик о капитане Врунгеле. Натуральный такой матерый старичина, лет шестидесяти пяти или около того - с копной седых волос и шикарными усами, сплошная фотогеничность, да и только. Кожа обветренная, буро-багрового цвета, крупный нос картошкой весь исчерчен кровеносными сосудиками Выправка, однако, офицерская, под стать фуражке, да и взгляд не уступает – твёрдый, уверенный, однако же, с плохо скрываемой хитринкой. А чего ж не быть уверенным – на своём-то судне?
- Так чего надо-то? Ты говори, парень, не молчи, а то у меня и других дел хватает!
И верно, что-то я задумался, заставляю ждать занятого человека? Тем более, что начало разговора я продумал заранее, когда только планировал свой ознакомительный маршрут.
- Здравствуйте, товарищ… не имею чести знать имени-отчества, уж простите! Вы капитан этого судна, я не ошибся?
Вот так: именно «товарищ капитан», и не катера, не буксира даже, хотя и то и другое верно, а именно и только «судна»! И ведь подействовало - недаром говорят, что грубая лесть есть самый прямой путь к достижению цели. Услыхав моё обращение, капитан сразу приосанился, выкатил грудь в застиранной тельняшке под таким же задрипанным, в пятнах моторного масла и солидола, кителем, силясь принять вид посолиднее. Получилось, кстати – пятна пятнами, а серьёзный опыт в нём ощущается, несмотря на полиловевший в многолетнем противостоянии с зелёным змием обонятельный орган…
- Ну, допустим, я. Капитан речного буксира «Клевер», Осетинов Михаил Христофорович! – представился он. Я едва сдержал улыбку – ну точно, капитан из известного мультика… или тот сам был Христофор, а не по отчеству?
Да какая сейчас разница - хотя музалёвское пацаньё, к гадалке не ходи, называет бравого морехода «Врунгелем»…
- Я, Христофор Бони… простите, Михаил Христофорыч, во-он на той шхуне пришёл, видите, в конце пирса стоит, за «ботиком Петра»? – и тычу пальцем вдоль берега, попутно кляня себя последними словами за оговорку. Шутки шутками, а вдруг обидится? Тогда поставленная задача усложняется до чрезвычайности…
Не обиделся. Лишь ухмыльнулся, улыбнувшись всем лицом, исчерченным, словно печёное яблоко, морщинами и такое же бурое по цветовой гамме.
- Да ты не тушуйся, парень, меня тут часто так называют, привык. А судёнышко твоё ничего, ладное, я сразу его заприметил, наведаться даже хотел. Дизелёк-то сколько сил, десятка два?
- Двадцать пять. – ответил я, порадовавшись в душе своей прозорливости. – рижский «4 ЧСП 8,5/11».
- Рижский, говоришь? – «морщинистое лицо-яблоко снова расплылось в улыбке. – Родной, советских ещё времён? Раритет, однако… сейчас их, вроде бы, делают в Дагестане, в Каспийске, на заводе «Дагдизель», но качество – нет, не то уже... И как он у тебя?
Я пожал плечами.
- Ничего тянет, не жалуюсь. Да я стараюсь двигло лишний раз не гонять, всё больше под парусами…
Оно, конечно, ваше дело парусное. – покладисто согласился капитан. – Однако ж по каналу, шлюзами, на парусах не походишь. Ты что же, с нами собираешься, как я слышал?
«Слышал он! А быстро тут слухи разносятся, ведь я ничего толком и не сказал, куда дальше собираюсь…»
- Да вот, присматриваюсь пока. А что, в вашем караване для меня местечка уже не найдётся?
- Да ты и сам с усам. – ответил «Врунгель». – На кой тебе буксир? Шлёпай за мной мателотом - а то давай, счалим тебя бортами с концевыми шлюпками, поможешь мне с сардельками этими управляться, подрулишь если что, или в линию вытянешь, поди плохо? А я тебе казённой соляры налью - полный бак сейчас и потом ещё, когда поистратишься. Идёт?
Мне при этих его словах сразу стало легче, как-то даже радостнее на душе: «Врунгель» тип понятный, хотя не то, чтобы насквозь, у таких всегда найдётся двойное дно и тайнички под палубой, как на «Тысячелетнем соколе» Хана Соло. Подобные ему поседевшие ветераны речных и каботажных маршрутов способны преодолеть что угодно, договориться с кем угодно, порешать какую угодно проблему, если, конечно, увидит в этом выгоду для себя, а паче того – для своего любимого буксира. На этот счёт у меня тоже сомнений не было – достаточно оценить любовно-хозяйский взгляд, которым «Врунгель» окинул палубу, едва появившись из рубки.
- Я, собственно, ради этого и зашёл. Мужики вот позвали с собой на Онегу, на фестиваль – думаю, прежде, чем решать, надо выяснить всё подробнее. Вот, зашёл к вам – вы ж человек опытный, наверняка не раз уже такие караваны туда водили, всё знаете? К тому же у меня тут проблемы кое-какие образовались, посоветоваться хотел…
- А как же! – согласно кивнул «Врунгель». – Только с этими, фестивальцами, в третий раз иду, да и до них приходилось…. Да ты проходи, не тушуйся – он сделал жест в направлении открытого люка, ведущего под палубу. – Посидим в кают-компании, побеседуем. О проблемах своих расскажешь – поможем, отчего ж не помочь хорошему-то человеку?
И посторонился, пропуская меня к трапу.
«Врунгель» не обманул – предстоящий переход от Долгопрудного на Онегу был расписан мне во всех деталях, подробностях и мыслимых и немыслимых вариантах. Занял рассказ примерно полтора часа; не то, чтобы меня это вовсе не интересовало – я допускал в своих планах, в том числе и то, что отправлюсь вместе к реконструкторами на их фестиваль – просто на данный момент у меня были вопросы поважнее. Однако же приходилось слушать - причём к середине разговора «Врунгель» стал уже говорить об участии в походе моего «Штральзунда» как о деле решённом, прикидывая, как использовать его с наибольшей эффективностью. Я терпеливо слушал, поддакивал, даже, помнится, предлагал какие-то варианты, большая часть которых были с негодованием отвергнуты, как дилетантские – и, выбрав подходящий момент, пожаловался уже почти будущему спутнику и коллеге на навалившиеся на меня проблемы, с которыми, кровь из носу, надо разбираться прямо сейчас, и никак не иначе.
Я уже успел понять, хотя бы в самых общих чертах, что будущее, в котором я оказался, кроме прочих сюрпризов преподнесло мне ещё и такой: между человеком и окружающей его средой был выстроен невидимый, но прочнейший электронный (цифровой, как здесь принято говорить) барьер. Например, практически исчезла практика расплачиваться наличными деньгами; даже худо-бедно знакомыми мне кредитными картами мало кто пользовался, предпочитая расплачиваться с помощью смартфонов – тех самых стеклянных пластинок, которые я впервые увидал в руках музалёвских «охламонов». Это штуки, как я уже тогда заподозрил, выполняли множество функций, кроме устройства связи и универсального справочника – в частности, выполняя функции своего рода карманного банковского терминала, избавляющего от необходимости иметь дело с другими платёжными средствами. Кроме того, в эти чёрные, размером с ладонь, пластинки была упрятана немалая часть того, что требуется обычному городскому жителю в повседневной жизни: особые программы, позволяющие заказывать билеты на что угодно, но сеанса в ближайшем кинотеатре, до международного авиарейса, показывающая не просто местонахождение владельца электронного чуда, но и маршруты и время прибытия общественного транспорта. А ещё - карточка из поликлиники, водительские права, пенсионный счёт, сведения о пришедших штрафах и прочих казённых уведомлениях и многое, многое другое. Это, наверное, очень удобно – но как быть тому, что ни разу в жизни не держал в руках подобной волшебной штучки, а услыхав о ней, сразу отнёс новость к разряду так называемой «фантастики ближнего прицела»?
Однако, именно в таком положении я сейчас и оказался, с ужасом осознавая, кто не смогу даже купить порцию мороженого в киоске (если они здесь ещё остались), или, скажем, проехаться на трамвае, иначе, как зайцем. К счастью, не всё оказалось так запущено, как представилось мне в первые часы знакомства с новым миром. Выяснилось, к примеру, что мой собеседник далеко не в восторге от всеобщего господства цифровых доппельгангеров (его выражение, не моё!) - он даже признался, что как мог, оттягивал приобретение смартфона, обходясь простым (кнопочным, как он выразился) карманным телефоном, и пошёл на поводу у прогресса лишь когда это стало совершенно необходимо. Я с готовностью поддержал тему, посетовав, что как раз недавно оказался в идиотском положении – ухитрился уронить с борта в воду куртку, в карманах которой кроме электронной «палочки-выручалочки» были ещё и кое-какие бумажник, кредитные карты – словом, всё то, без чего в таком мегаполисе, как Москва, шагу не ступишь. «Врунгель» посочувствовал, успокоив меня, что содержимое смартфона восстановить нетрудно, достаточно поставить в другой аппаратик полученную от провайдера новую «симку». Что означают эти слова – «симка», «провайдер» - я, разумеется, не знал, но главное уловил: для решения моих проблем нужны деньги и документы, поскольку новый работающий смартфон без паспорта здесь не приобрести. О том, что имеющийся у меня паспорт получен ещё в СССР, а из атрибутов постсоветской жизни имеет лишь московскую прописку, датированную 1991-м годом, я благоразумно промолчал, не желая возбуждать в собеседнике ненужных подозрений.
А вот на отсутствие любых, в том числе и наличных денег, посетовал – мол, кое-какая российская наличность утопла вместе со случайно оброненной за борт курткой, и всех подкожных запасов у меня на данный момент – лишь тонкая пачка долларов, которые ещё предстоит обменять, для чего (я уже успел это выяснить) нужен документ.
И «Врунгель» не обманул моих ожиданий! Поскребя пятернёй в жёсткой проволочной бороде (ну, ты влип, паря, это ж надо было так исхитриться…) он немного подумал, а потом предложил по дружбе поменять мне хотя бы часть имеющихся у меня баксов. Правда, когда зелёные бумажки оказались у него в руках, капитан довольно долго и, как мне показалось, с удивлением рассматривал их, после чего сообщил, что мои доллары все выпущены до 1996-го года, а их принимают сейчас исключительно по заниженному курсу. Оказывается, именно в этом году были введены новые меры защиты от фальшивок, вот банки и страхуются. Но он, «Врунгель», конечно, поможет коллеге, войдёт в положение и купит сотни четыре баксов… ну, скажем, по шестьдесят рублей? Оно конечно, сильно меньше официального курса, но в банке ведь тоже понадобится паспорт, да ещё и откажутся сразу менять, ждать заставят… Короче, я согласился – а что мне ещё оставалось? – и покинул буксир, имея в кармане новой российской наличности на двадцать четыре тысячи рублей в разномастных, совершенно незнакомых мне купюрах. Много это, или мало? Понятия не имею; весь мой опыт, принесённый из прошлого, твердит, что четыреста долларов – огромная сумма, имея которую можно довольно долго жить припеваючи – но кто его знает, как всё устроено здесь? Тридцать лет – не шутка, многое могло измениться…
Между прочим, во время долгой беседы с капитаном буксира, в кают-компанию заглянул с каким-то вопросом один из матросов буксира. Парень говорил с ярко выраженным прибалтийским акцентом, и когда он убрался наверх, я – уж сам не знаю, зачем? – поинтересовался, что это за сын Эстляндии и Лифляндии на нашем российском буксире? Оказалось – да, парень из Прибалтики, родители русские, но прожили там всю жизнь. Сам он учился у нас, в Питере, потом вернулся к родным пенатам, ходил судовым механиком на рыболовных траулерах – «шпротов ловил», пошутил «Врунгель» - а потом, когда рыболовная отрасль посыпалась вслед за всем остальным, сдуру влез в какую-то их местечковую политику – то ли в демонстрации поучаствовал, то ли в несанкционированном митинге. В результате – попал на карандаш к местной «дефензиве» и после очередного приступа русофобии на государственном уровне вынужден был уехать в Россию – где и устроился помощником механика на буксир. «Врунгель» взял его охотно – «а что, парень порядочный, толковый, руки правильно заточены, дело знает, тоскует только без оставшейся в Риге семьи, как бы пить не начал… Сейчас он, добавил капитан, ждёт ответа на свой запрос по предоставлению российского гражданства, но и тут не всё оказалось слава богу – пришлось уже дважды мотаться в Латвию, выправлять недостающие бумаги.
В иное время я выслушал бы капитана, да и выкинул бы полученные сведения из головы – зачем? Но сейчас я убрал их на полочку в памяти с намерением обдумать потом. А вдруг, да пригодится?
Что ж, теперь надо было переходить к следующей части моего плана – выбираться в город. Прежде, чем покинуть территорию базы, я завернул в административный домик, намереваясь предупредить Музалёва о том, что буду какое-то время отсутствовать, а «Штральзунд» пока постоит у пирса. Володю я не нашёл – посидел немного в общей комнате, послушал новости из работающего, похоже, в режиме «нон-стоп» телевизора – и уже направляясь на выход, увидел над столом узкую полку с пёстрыми книжками. Дежурный по «штабу» - очень серьёзный белобрысый пацан лет пятнадцати - объяснил мне, что это общая библиотека, каждый может взять книжку, почитать на досуге и вернуть. Только кому это надо, добавил он, у всех книги в смартфонах, а если чего нет, то долго ли из сети скачать? Я покивал – да, конечно, недолго, - и провёл пальцем по изрядно запылённым корешкам.
Это был типичный покетбук – карманный формат, мягкая обложка с броской картинкой, скверная желтоватая бумага, чуть ли не газетная – в начале девяностых на такой стали издавать в обход авторских прав переводную фантастику, боевики и детективы. Неужели и здесь эта дурная тенденция сохранилась на целые тридцать лет? Худо дело в книгоиздательстве, если так…
Собственно, меня привлекло название на корешке: «Третий меморандум» - и ниже, мелким шрифтом, имя автора: «Пётр Казаков». Поначалу я глазам своим не поверил, но когда открыл первую страницу, то убедился – нет, все верно, никакой ошибки, она самая и есть. А вот и аннотация – на задней, четвёртой странице обложки:
«Студенты и подростки из 80-х годов прошлого века, тех времен, что сейчас принято именовать эпохой застоя - на чужой планете, под чужими звездами! Дороги назад нет, и остается лишь одно: свирепая борьба за выживание и отчаянная попытка построить новое, собственное общество, справедливое и человечное. Их ведь учили, что такое возможно. Учили в институтских аудиториях, на лекциях по истории КПСС; на политзанятиях в Советской Армии; в школах, на уроках обществоведения. Только вот достанет ли новым робинзонам этой веры? Ведь здесь неоткуда ждать помощи или подсказки. Надежда только на друзей, на собственные крепкие руки, сжимающие лопату, топор или карабин; на рыбацкий баркас и старенький грузовичок, да крохи знаний, полученные в той, другой, беззаботной жизни. Вместо строительства БАМа, вместо стройотряда или летней школьной практики наших героев ждет совсем другая стройплощадка: предстоит на пустом месте создать тот новый и прекрасный мир, в торжество которого их научили верить на Земле…»
Малолетний дежурный с интересом наблюдал, как я рассматриваю книжку – наверное, пришло мне в голову, первым тут ею заинтересовался. Хотя – чему удивляться, если тут у каждого в смартфоне цельная библиотека?
Так, а где тут выходные данные? 2018-й год, издательство «ЭКСМО» - первый раз слышу, что-то новое, недавно возникшее? – тираж… это что, у них тут тиражи такие ничтожные, всего полторы тысячи? Неважно здесь, похоже, чувствует себя книгоиздательская и книготорговая индустрия, с чего бы это?
Теперь быстренько пролистать – ну точно, и даже концовка та самая, рваная, на самом интересном месте. За этим тоже стояла своя история – книга была написана Петром во время его учёбы в Литературном институте, как раз в то время, когда появилась наша «игровая» компания. Помнится, не раз и не два заходил разговор о том, когда же будет написано продолжение, но всякий раз дело затихало – когда-нибудь, не сейчас, позже, позже! А всё же этот незаконченный роман о наших сверстниках и соотечественниках, оказавшихся на чужой планете в условиях самой настоящей робинзонады, отягощённой, к тому же, изрядной долей мистики, неслабо повлиял тогда на каждого из нас – на меня-то уж точно. Мы перечитывали «Третий меморандум» в скверных машинописных копиях под копирку, и я даже уговорил матушку (она тогда работала в Госплане, и на немаленькой должности) сделать мне ксерокопию, которую и зачитал за какие-то пару-тройку лет до полной неразборчивости. Оно и неудивительно – персонажей для своей книги Пётр писал с некоторых из нас, и даже себя туда вставил в качестве главного действующего лица – слегка, сменив, правда, имя на «Александр», зато сохранив нетронутой фамилию.
И вот, по прошествии… так, это получается, тридцати семи лет? Неслабо так… выходит, он всё же издал свой роман, причём в изначальном, незавершённом виде? Это наверняка должно что-то означать - во всяком случае, крупным писателем-фантастом Пётр явно не стал, иначе и тираж был бы другой и книгу закончил бы…
Ладно, с этим разбираться буду потом, сейчас есть и более животрепещущие дела. Но буду обязательно - неожиданно обнаруженная на пыльной полке книжка, натуральное послание из прошлого навела меня на любопытные мысли. Я помахал книжкой, демонстрируя её дежурному: мол, вот, взял, верну, как и полагается, - и вышел на крыльцо.
Первое, что бросилось мне там в глаза – это три велосипеда, припаркованных возле перил. И как это я не заметил их раньше? А ведь полезная вещь, и вовремя подвернулась…
Я приоткрыл дверь.
- Эй, боец, тут велосипеды стоят – не в курсе, можно ненадолго одолжить один? Мне тут недалеко скататься нужно, а ноги бить неохота…
Скрипнул отодвигаемый стул и дежурный появился в дверном проёме. Окинул меня критическим взором, прикидывая, можно ли доверить такому типу материальную ценность, подумал и поинтересовался, на какое время я собираюсь забрать упомянутое транспортное средство. Узнав, что часа на два-три, не больше, снова подумал, потом ткнул пальцем в крайний, ярко-красный складной велосипед, похожий на знакомые ещё с детства «Камы», но с надписью латинскими буквами «STELS» на раме, с переключаемыми передачами и ручными тормозами на обоих колёсах. Похоже, я не ошибся – велики стоят здесь в виде своего рода разъездного транспорта, воспользоваться которым может любой желающий. Для меня же велосипед сейчас – просто подарок судьбы: и скорость передвижения приличная и милиции - кажется, тут их называют «полиция», мелькнуло что-то такое в одном из разговоров – вряд ли домотаются к велосипедисту, если не наглеть и не нарушать слишком откровенно ПДД. Опять же – хрен его знает, как тут платить в здешнем транспорте, капитан обмолвился что-то насчёт «транспортных карт», которые надо как-то пополнять, но в этом ещё только предстоит разбираться… как и во многом другом. А на велике, если по уму, можно много чего объехать – да что там, до центра не сильно даже напрягаясь, можно добраться за час-полтора! Конечно, город наверняка сильно изменился, и очень сильно - но не настолько же, чтобы я совсем уж не узнал знакомые улицы!
Что ж, спасибо, добрый человек! Я благодарно кивнул дежурному, пообещал обходиться с казённым имуществом со всей полагающейся осторожностью, после чего – оседлал «невидимый для радаров» двухколёсный агрегат (это ж надо было такое название дать велику!) и, звякнув маленьким блестящим звоночком на рулевой дуге, выкатился за ворота.
…ну, здравствуй, Москва! Вот я и вернулся!..
Конец второй части
