Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/komdiv-glava-7-8-9-6522c95d4855343949bcc81d
Глава 10. В казахских степях
Коллективизации сельского хозяйства в Казахстане вызвала ожесточенное сопротивление бывших землевладельцев и религиозных экстремистов. В 1929-1931 годах в республике прошла организованная ими волна вооруженных выступлений против советской власти. Крупными очагами басмачества стали Семипалатинский и Сырдарьинский округа. Общая численность вооруженных банд, стекавшихся в Каракумы, достигла более пяти тысяч человек и непрерывно увеличивалась.
(Историческая справка).
Ковалев плавно нажал спуск карабина, и мчавшийся впереди с шашкой в руке басмач, вылетел из седла. Передернув затвор, чуть повел ствол (приклад толкнул плечо) второй, вместе с лошадью покатился по такыру*. Остальные, сбавив ход, развернулись и, гикая, скрылись за дюной.
- Так-то лучше,- выщелкнул дымную гильзу.
Месяц назад его вызвал в Москву начальник главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ Вележнев, сообщив, - принято решение назначить вас полномочным представителем ОГПУ в Казахстане.
- Когда выезжать? - последовал вопрос.
- Три дня на сдачу дел и аллюр три креста*. Там весьма напряженная обстановка.
- Моя задача?
- Координация действий и совместное проведение операций с частями Красной армии, ликвидация басмачества, восстановление советской власти.
Спустя неделю Александр в фуражке, длинной, перепоясанной ремнями шинели и с небольшим баулом в руке спустился со ступени пульмановского вагона на перрон вокзала Алма-Аты. Встретившие его чекисты доставили уполномоченного автомобилем в штаб, где состоялось знакомство с начальником управления погранохраны и войск ОГПУ республики.
Тот обрисовал оперативную обстановку, которая серьезно осложнилась.
На обширной территории Актюбинского, Кустанайского и Кзыл-Ордынского округов начались восстания. Басмачи, называющие себя сарбазами* громили сельсоветы и казнили представителей власти, распускали колхозы и срывали продовольственные поставки. Всем заправлял хан Айжаркын Канаев, активный участник аналогичного восстания в 1916-м. Только тогда оно было против самодержавия, теперь - против советской власти.
При этом выяснилось, что наиболее сложная обстановка сложилась в Кзыл-Орде, куда выдвинулись восьмая Туркестанская кавалерийская бригада, дивизион войск ОГПУ и курсанты полковой школы. Ковалев принял решение немедленно отправиться туда, с очередным воинским эшелоном. В нем следовал кавалерийский полк и три платформы с полевыми пушками.
Рассыпая снопы искр и изредка давая гудки, поезд шел по бескрайней степи всю ночь, а под утро встал. Впереди на сотню метров было разобрано полотно. Рельсы исчезли с насыпи, шпалы разбросаны по земле.
Ковалев вместе с комбригом, прихватив машиниста, спустились на полотно, осмотрели все и спросили у него, - как далеко до города?
- Верст двадцать, - махнул машинист рукой вдаль. - Нужно вызывать летучку с ремонтной бригадой.
- А без нее никак?
- Нет, эта сволота даже рельсы утащила.
Посовещались и решили отправить за бригадой отделение бойцов. Александр захотел его возглавить.
Откатив дверь на одной из теплушек, установили трап, свели по нему лошадей, взнуздали. Командир одного из отделений (уйгур) знал эти места, и взялся провести до города ближайшим путем.
- Добро, - повесил Ковалев за спину австрийский карабин и сунул в полевую сумку несколько обойм. - Рысью вперед марш-марш! - поднялся в седло, группа на рысях унеслась в степь.
Когда прошли половину пути и копыта застучали по такыру*, окаймленному с двух сторон дюнами, поросшими саксаулом, из-за одной, вопя «алга!» вынесся отряд всадников с шашками наголо. Десятка три, в цветных халатах и круглых войлочных шапках.
- Будем прорываться! - обернулся Ковалев, бойцы, выхватив клинки, наддали ходу. В ушах засвистел ветер, в груди знакомо похолодело.
Он выбрал старшего, в лисьем малахае и на соловом* коне, опередившего других на три корпуса. Держа шашку на отлете, сблизился, отбил удар, а следующим рассек голову. Справа, оскалясь, налетел второй, Александр вышиб у него саблю и, приподнявшись на стременах, рубанул с потягом, развалив от плеча до пояса.
- Шайтан! - завопили басмачи, несшийся рядом отделенный срубил бородача с пикой, четверо из бойцов прорвались.
Такыр кончился, начался подъем, банда, паля вслед, настигала. На самом верху в буланого Ковалева попала пуля, жеребец, заржав, стал валиться набок. В последнюю секунду он соскочил, бойцы начали разворачиваться.
- Вперед, - рванул с плеч карабин. - Приказываю, мать вашу! - заорал, видя, что те колеблются. Тройка, дав шпоры, и пригнувшись к конским гривам, помчалась дальше…
Положив карабин на остывающий бок лошади, уполномоченный огляделся. Место для обороны было неплохое. Оно господствовало над местностью, атаковать можно было только в лоб, по такыру.
Расстегнув сумку, достал обоймы (их было четыре), дозарядил карабин, а заодно проверил маузер. Тот самый, что принадлежал когда-то погибшему начальнику Житковичского погранотряда. Десятизарядный, с запасной обоймой в кармашке.
- Еще повоюем (хмыкнул), - и взглянул на наручные часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Если оставшиеся бойцы доскачут, в этом не сомневался, спустя час - другой, должна прийти помощь. Краем глаза заметил слева шевеление, потянул к себе карабин. Прячась в складках, оттуда ползли двое. Тихо взвел затвор.
Когда один чуть приподнялся - грохнул выстрел (басмач, взмахнув руками, ткнулся головой в песок), за ним еще один - мимо. Второй успел скрыться.
Снова тишина. Легкий свист ветра, шары перекати-поле на такыре да несколько застывших трупов. Ковалев стал замерзать, нашарил в кармане трубку, набил, чиркнул в ладонях спичкой и с удовольствием затянулся.
На втором часу ожидания позади раздался топот, в лаву разворачивался эскадрон.Обтекая лежавшего за конем, вынесся на такыр и исчез в дюнах. Там зазвенели клинки, ударили выстрелы, началась рубка.
- Ну как, живы, товарищ начальник? - спрыгнул с коня отделенный командир.
- Жив, - поднявшись, отряхнул шинель Александр и крепко пожал ему руку,- благодарю за службу.
Легкой иноходью, с десятком связанных пленников позади, эскадрон уходил в сторону Кзыл-Орды. Небо стало выше, проглянуло зимнее солнце, под ним кругами, парил ястреб.
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперёд,
Чтобы с бою взять Приморье -
Белой армии оплот!
грозно неслось над степью.
Спустя час показались неприглядные городские окраины, застроенные хибарами из самана*, копыта застучали по дороге. Центр был более современным, с одно и двухэтажными каменными домами, несколькими мечетями, базарной площадью с лавками и вокзалом.
Эскадрон прорысил в открывшиеся ворота казарменного городка рядом, где по команде спешился, уполномоченного сопроводили к командиру полка.
Сашка, черт! - удивленно выпучил тот глаза, - какими судьбами?! Перед ним стоял Вишняков, собственной персоной.
Друзья радостно обнялись, похлопывая друг друга по плечам, - вот, Сема, прибыл к вам из Москвы, - довольно прогудел Ковалев.
- Так это ты уполномоченный представитель ОГПУ?
- Я. Эскадрон твой?
- Мой. Стоит в карауле на окраине, туда прискакали твои ребята.
- Спасибо. Ты мне жизнь спас.
- Да ладно, сочтемся, - рассмеялся комполка. Открылась дверь, в кабинет вошел худощавый человек в кожанке, с револьвером на боку и при шашке.
- Командир дивизиона войск ОГПУ Соколов (бросил к виску руку). Для вас приготовлено жилье в городе. Разрешите сопроводить?
- Потом, - протянул Ковалев свою. - Я тут встретил старого друга.
- Так што, присоединяйся, Гриша, - подмигнул чекисту Вишняков. - Это дело надо, так сказать, спрыснуть. Вызвал ординарца.
- Петруха, организуй нам по - быстрому выпить и закусить
Чуть позже они втроем сидели в кабинете за столом, на котором стояла бутылка ханжи*, а к ней закуска - жареная баранина, лепешки и овечий сыр.
- Ну, за встречу, - плеснул в стаканы комполка. Выпили, закусили, после чего закурили. Ковалев трубку, остальные папиросы.
- Задачи в общих чертах мне в Москве довели, - почмокал чубуком. - У меня вопрос, почему здесь до сих пор война?
- Средневековье, темный народ, - окутался Соколов дымом.
- Э нет, дорогой товарищ, - не согласился Вишняков. - Тут дело в другом.
- В чем? - взглянул на друга Ковалев.
- Как было в России? - подался вперед комполка. - Свершили революцию, правящий класс к ногтю, в Советы - рабочих и крестьян. А тут наоборот. Они сплошь из бывших мулл и баев. Это как понимать?
- Такова была политики партии в этих краях, - пожал плечами Соколов. - Восток, как известно, дело тонкое.
- А где тонко, там и рвется, - затушил окурок Вишняков. - Пока не добьем всю эту нечисть, толку не будет.
На следующее утро в штабе группировки проходило совещание. Участвовало командование бригады, отдельного кавполка, дивизиона войск ОГПУ и полковой школы. Как представитель Центра, руководил совещанием Ковалев, предварительно озвучив полученные в Москве инструкции.
Поскольку же от пленных удалось получить сведения о дислокации основных сил восставших в округе, руководимых ханом Айжаркыном, предложил немедленно разработать и провести войсковую операцию. Возражений не имелось.
Из показаний захваченных басмачей, входивших в разведывательный отряд, следовало, общее число восставших составляло более двух тысяч человек, вооруженных винтовками с шашками и пулеметами. Руководил всем хан со штабом из мулл и баев, отрядами командовали сардары*, силы накапливались близ села Иргиз (бывшее укрепление Уральское).
До обеда сверстали план: сводные силы кавалерии и войск ОГПУ утром грузятся в железнодорожный состав и следуют до Аральска, где ночью выгружаются. Оттуда совершают конный рейд на Иргиз и с ходу вступают с басмачами в бой, принуждая сдаться. В случае отказа - уничтожают.
Командир полевой батареи на конной тяге высказался за участие ее в деле, но Александр не согласился.
- Рейд должен быть стремительным и как снег на голову для повстанцев. Иначе они уйдут в степи, а там ищи ветра в поле. Так что, товарищ Шабрин, вместе с милицией и отрядом ЧОНа* останетесь прикрывать город.
- Вас понял, - вздохнул тот и сел на место.
Ранним утром началась погрузка, спустя час, состав тронулся в путь. Застучали колеса на стыках, паровоз стал набирать скорость, уходя в туманную даль. Соблюдая режим хода, в Аральск эшелон пришел в полночь, встретивший комендант доложил о выставленных на окраинах секретах.
- Добро, - выслушал его Ковалев, стоявший с несколькими командирами на перроне. - Выгружаться!
Двери теплушек откатились, по трапам стали выводить коней, слышались тихие команды, иногда мат. Когда выгрузка закончилась, а подразделения вытянулись в походную колону, последовал приказ,- рысью марш!
По мерзлой земле глухо стучали копыта, над мордами лошадей заклубился легкий пар, позади катились в пристяжках три пулеметные тачанки. Когда вышли на окраину, к колонне присоединились проводники, в степь веером унеслись кавалерийские разъезды.
Остаток ночи и день двигались с короткими остановками, поздним вечером остановились в обширной, с тихо журчащим ручьем низине. Лошадей напоили и задали фураж (каждый вез в саквах* по четыре гарнца* овса), личный состав перекусил сухпаем. Костров не разжигали, опасаясь быть раскрытыми.
Когда вернулся один из разъездов, спрыгнувший с коня отделенный доложил, - накрыли в степи басмаческую заставу. Трех зарубили, двух взяли живыми.
- Давайте их сюда, - приказал Ковалев
Из темноты подтащили двух в ватных халатах и лохматых шапках, через переводчика допросили. Дрожа и кося глазами, те рассказали, лагерь повстанцев в паре километров на берегу реки восточнее села. Там хан накапливает силы, готовясь ударить на Аральск.
- Спроси, как охраняется? - взглянул на переводчика комбриг.
Тот быстро залопотал - пленники в ответ.
- Несколькими сторожевыми постами со стороны степи, - доложил боец.
- Предлагаю снять, - блеснул глазами Вишняков. - У меня два отделения пластунов, все будет тихо.
- Дельная мысль, - согласился Ковалев. - Немедленно отправляй, а мы будем ждать сигнала.
Вскоре в ночь унеслись два десятка теней. Потянулись часы ожидания, с неба засеяла пороша, тоскливо выл ветер. Когда на востоке начало светлеть, одна вернулась обратно. Осадив рядом с командирами храпящую лошадь, пластун, наклонившись, просипел, - сделали, можно выдвигаться.
За этим послышались негромкие команды, темная масса зашевелилась, пришла в движение. Выехав шагом из низины, конница развернулась в лаву* и стала набирать ход. На флангах рысили запряженные четверками тачанки, под копытами тревожно загудела степь.
Потом впереди заблестела извилистая река, перед которой раскинулся спящий обширный лагерь. Вперемешку стояли юрты, палатки и шалаши, над некоторыми вились кизячные дымки, у коновязей стояли лошади, вдали серели несколько отар
- Шашки вон! - раскатились в воздухе команды.
Вылетевшие вперед тачанки, круто развернувшись, хлестнули по лагерю свинцом. Из жилищ, вопя, стали выскакивать полураздетые люди с оружием и без. Одни неслись к беснующимся у привязей скакунам, отвязывали и прыгали на их спины, другие в панике разбегались. Впрочем, ей поддались не все. Несколько сотен всадников развернулись в сторону катящейся из мглы лавы, сшиблись с ней, началась сеча.
-…р-ра! - неслось с одной стороны. - Алла! вопили с другой.
Сопротивление было недолгим, басмачей смяли, началось бегство к реке. Многие бросались в ледяную воду, лошади, храпя, выносили на тот берег и уносили всадников в степь, некоторые пытались отстреливаться.
Через полчаса все было кончено. В разных концах лагеря, меж целых и порушенных юрт, валялись тела зарубленных повстанцев и стонали раненые, а у кромки берега, с поднятыми руками угрюмо стояли две сотни пленных, окруженные эскадроном с шашками наголо.
- А ну - ка топай сюда! - ткнул комэск клинком в сторону одного, светловолосого в офицерском френче без погон и пустой кобурой на поясе. Тот протолкался вперед, зябко поводя плечами.
- Кто таков?
- Штабс-капитан Вышгородский.
- Все воюешь, ваше благородие? А ну давай со мной вон к той кибитке. Отконвоировал к белой юрте в центре, где командование объединенного отряда принимало доклады.
- Так что, офицера привел, - откинув полог, втолкнул внутрь пленника. На того уставились четыре пары глаз.
- Кем были в отряде хана? - задал вопрос Ковалев.
- Военным советником, - хмуро ответил задержанный.
- А где он сам?
- Теперь полагаю, далеко. С первыми выстрелами ушел с охраной за реку.
- Сбежал гад, - ощерился комбриг.
- Ничего, поймаем, - заверил Вишняков, - много не погуляет.
После этого Соколов увел офицера для дальнейшего допроса, а когда расцвело, отряд входил в село Иргиз. Позади гнали пленных, за которыми скрипели телеги с трофеями, в степи, тут и там, виднелись конные разъезды.
Село было довольно крупным: с двумя православными храмами и мечетью, школой, больницей и телеграфом в центре. На окраине имелся гостиный двор.
Штаб разместился в одном из купеческих особняков, личный состав определили на постой к обывателям. Те принимали бойцов настороженно, но видя, что грабить их не собираются, успокоились.
Утром у здания сельсовета на площади, с вновь вывешенным красным флагом, при большом стечении народа состоялся митинг.
- Товарищи! - первым выступил с импровизированной трибуны Ковалев. - Власть баев и мулл у вас закончилась навсегда. Вы можете возвращаться к мирному труду и жить спокойно!
За ним выступили Вишняков, оставшиеся в живых активисты, избрали новый сельсовет. А заодно создали отряд самообороны, передав ему захваченное у басмачей оружие с лошадьми, а гурты овец раздали беднякам.
На заре следующего дня походная колонна ушла в степь, освобождать захваченные другими басмаческими отрядами населенные пункты Сулеймен, Асубай, Баеке и Куламыс. Везде они были частично уничтожены или рассеяны, остатки, прихватив семьи со скотом, ушли в пустыню Кара-Кум.
К весне там вновь сорганизовались и подняли очередное восстание с числом участником порядка четырех тысяч сабель. Активизировались остатки басмачества в Кзылординском и Алма-Атинском округах под лозунгами «Воевать с большевиками до последней капли крови!», «Ни фунта хлеба государству!».
В походах и боях пролетело лето, наступила осень. Отцветал в степях тамариск, пожухли травы, на юг с тоскливыми криками, потянулись птичьи стаи.
Одним таким днем Ковалев вместе с Соколовым, загорелые до черноты и в выцветших на солнце гимнастерках, таясь в тени скифской бабы на кургане, поросшем серебристым ковылем, наблюдали в бинокли ландшафт. Именовался он Семиречье находился в предгорьях Джунгарского Алатау и граничил с Китаем.
Напротив темнело отрогами ущелье, к которому вела довольно широкая, поросшая кустарником долина, со змеящейся по дну рекой. В небе над ней плыли легкие облака, в степи посвистывали тарбаганы*.
По полученной от лазутчиков информации, через ущелье в приграничный Китай должен проследовать отряд бая Клычева, захвативший весь семенной фонд окрестных колхозов и хозяйств.
- Кажется идут, - сказал Соколов, напряженно вглядываясь вдаль.
- Точно, - чуть довернул свой бинокль Ковалев.
В серебристом мерцании у горизонта появилась темная масса, впереди которой мелькали отдельные точки. Спустя час стала видна колонна всадников, впереди которой скакал разъезд, позади следовал обоз, и пылили овечьи отары.
Сабель шестьсот, - прикинул Ковалев.
- Не меньше,- откликнулся командир дивизиона.
- Теперь главное, чтобы тихо взяли разъезд.
- Ребята постараются.
Между тем, разъезд впереди исчез среди рыжих скал, идущие в километре сзади встали, наблюдавшие за этим с кургана напряглись. На шестой минуте ожидания из ущелья вымахнул конник с насаженной на пику шапкой и призывно замахал.
Движение в долине возобновилось, наблюдатели облегченно вздохнули, Ковалев достал из сумки ракетницу, вложил патрон, сухо щелкнул курок. Всадник, развернувшись, ускакал, колонна стала приближаться и понемногу втягиваться в ущелье. Доносились конское ржание, скрип арб и рев верблюдов, блеяние овец.
Когда последний, подгоняемый пастухами гурт исчез в темном проходе, Александр поднял вверх руку, в небо с шипением унеслась белая ракета.
Одновременно с этим по тыльному склону кургана четверо бойцов, сопя, втащили «Максим» и несколько коробок с лентами, заняв позицию на вершине.
А в ущелье уже гремел бой: один за одним, раскатываясь эхом, били ружейные залпы, трещали пулеметные очереди, гулко рвались гранаты. Через несколько минут, подстегивая лошадей камчами*, из ущелья вырвался небольшой отряд.
- Огонь! - рубанул ладонью воздух Соколов.
- Та-та-та-та, - застучало рядом, передовых снес свинцовый ливень, уцелевшие завертелись на месте и бросились назад. Стрельба в ущелье понемногу стала гаснуть, отгремели последние выстрелы, наступила тишина.
Впрочем, продлилась она недолго. Из ущелья показалась окруженная верховыми с шашками наголо, многочисленная толпа, - доносились звуки команд и лошадиное ржание.
- Ну что же, пойдем принимать, - обернулся к Соколову Ковалев, и оба стали спускаться по обратному склону. Внизу стояли коноводы с лошадьми, приняв поводья, вскочили в седла.
Когда, подскакали вплотную, Вишняков поднял руку, - стой! пленных остановили.
- Так что, половину порубили, а вот эти сложили оружие, - утер потный лоб.
- Добро, - тронул шенкелями* лошадь Ковалев, и они втроем объехали сарбазов. Одни угрюмо отводили глаза, другие опускали головы, все выглядели подавленными.
- Кто главарь?! - приподнялся на стременах Соколов.
Толпа, качнувшись, расступилась по сторонам, в центре стоял рослый, с вислыми усами казах в богатом халате и пустыми ножнами от шашки.
- Ты? - подъехали к нему командиры.
- Ненавидяще уставившись на них, молча харкнул на песок.
Этим же вечером в Москву ушла телеграмма «банда Клычева захвачена, спасен семенной фонд - двадцать тысяч пудов зерна».
Последний бой войск ОГПУ с восставшими, численностью около тысячи сабель, состоялся в местности Чункур-Куль, где те предприняли попытку наступления. Однако были разбиты, отброшены в урочище Шахат-Купыр и сдались в плен. В степях наступил долгожданный мир, продолжились коллективизация и укрепление советской власти.
На имя же Ковалева из Москвы поступил приказ о назначении в Среднюю Азию заместителем начальника Управления погранохраны и войск ОГПУ Туркестана...
Глава 11. На берегах Зеравшана
«Истекшие 1933 – 1934 годы для республик Средней Азии являлись годами значительных достижений в области политико-экономического состояния и культурного роста республик. Процент коллективизированных хозяйство возрос с 65,2 в 1932 году до 70,1 в 1933 году. Указанные успехи были достигнуты в упорной борьбе с остатками разгромленного басмачества, с внутренними и закордонными бандами. Активная борьба чекистов с закордонным бандитизмом привела к тому, что в 1934 году, с одной стороны, прорывы шаек на нашу территорию сократились по сравнению с предыдущими годами вдвое, а с другой – басмачи стали нести более значительные потери. Если в 1933 году из прорвавшихся на нашу территорию 116 банд было ликвидировано 20, то в 1934 году из 58 банд уничтожено 15. В сопредельных странах ряд бандитских шаек был разоружен и выселен вглубь страны…»
(Из докладной записки ОГПУ по Средней Азии)
Под крылом двухместного «Юнкерса» тянулась бесплодная пустыня Кызылкум с рыжими, похожими на волны барханами, вдали белели снежные пики Гиссарского хребта, подсвеченные утренними лучами солнца.
Ковалев в кожаном реглане, летном шлеме и очках, сидел позади пилота, с интересом все обозревая. На самолете он летел в первый раз, испытывая новые ощущения. Они были сродни плаванию на корабле, но с более широкими горизонтами. Впереди маячила голова пилота, нимб вращавшегося впереди пропеллера исправно влек машину вперед.
Ранним утром они поднялись с военного аэродрома под Алма-Атой, дозаправились в Бишкеке и теперь приближались к конечной цели - Ташкенту. Вскоре пустыня закончилась, возникла зеленая равнина с извилистой голубой рекой, окаймленная с востока отрогами Тянь-Шаня, на которой раскинулся один из древнейших городов Центральной Азии.
«Григорию добираться сюда не меньше недели», - подумал Ковалев. Получив приказ о своей новой должности, он добился второго - назначить к нему помощником Соколова. Тот проявил себя не только грамотным командиром, но и отличным оперативником.
Прострекотав над городом, самолет стал снижаться и, заложив вираж, приземлился на полевом аэродроме на окраине, над которым колыхался ветроуказатель и стояли еще несколько машин. Докатив по взлетной полосе до одноэтажного здания, перед которым стоял «форд», чихнув мотором остановился.
Пассажир вместе с летчиком выбрались из кабины на крыло, откуда спрыгнули на землю и пошагали в сторону автомобилей.
Там их встретил представитель командования, доставивший Ковалева в Управление погранохраны и сопроводивший к начальнику. Представившись, новый заместитель вынул из полевой сумки и вручил ему пакет с приказом о назначении, тот вскрыл, ознакомившись, кивнул, - присаживайтесь.
Состоялось короткое знакомство, поле чего Кузнецов (так звали хозяина кабинета), ввел Ковалева в курс дела. Войска округа охраняли участок границы от Красноводской области Туркмении до Нарынской области Киргизии протяжённостью более пяти тысяч километров, в том числе с сопредельными Китаем, Афганистаном и Персией.
- Оперативная обстановка у нас намного сложнее, чем на любом другом участке государственной границы, - значительно сказал он. - По состоянию на сегодняшний день в состав войск округа входят Ашхабадский, Мервский и Керкинский погранотряды, а также Ошская, Нарынская и Каракольская отдельные комендатуры. Штат застав от десяти до двадцати бойцов. Общая численность погранвойск пять тысяч человек.
Нам противостоят хорошо вооруженные и многочисленные басмаческие отряды, имеющие покровителей из узбекской и таджикской оппозиции за рубежом во главе с бывшим эмиром Бухары Сейид Алим-ханом. Их активно поддерживают правящие круги сопредельных государств, в целях свержения советской власти.
- И кто же возглавляет басмачество в Средней Азии? - поинтересовался Ковалев.
- Некий Ибрагим-бек. До революции служил поручиком у Гиссарского хана. Начал борьбу с советской властью на территории Бухары еще в 1919-м. После бегства в Афганистан получив там подкрепление, с отрядом в пятьсот сабель вернулся назад, организовав вторжение басмачей на нашу территорию. В результате был разбит, снова бежал в Афганистан, где организовал базу на реке Вахш, откуда регулярно проводит бандитские рейды.
- Какова численность его новых отрядов?
- Значительно возросла. От одной до полутора тысяч сабель, плюс отличное вооружение и экипировка.
- Ясно,- взглянул на начальника Ковалев. - Моя задача?
- Вплотную займитесь Ибрагим-беком. Это основное. А теперь я представлю вас сотрудникам управления (нажал на крышке стола кнопку). В проеме тамбура открылась дверь, на пороге возник адъютант.
- Слушаю, товарищ начальник!
- Через пять минут весь штаб ко мне. Выполняйте.
- Есть! - козырнул тот и вышел.
Когда все собрались, усевшись за отдельно стоявший, длинный стол, Кузнецов зачитал приказ Москвы о назначении Ковалева, а затем представил ему присутствующих.
- Имеются ли у кого вопросы? - обвел глазами подчиненных.
- Вопросов нет, - сказал один, бритоголовый и с розеткой ордена «Красного Знамени» на гимнастерке.
- В таком случае все, кроме начальника оперативного отдела, свободны.
Штабники вышли, бритоголовый (фамилия его была Дорофеев) остался на месте.
- Присаживайтесь ближе, Степан Маркович, - кивнул на стул у приставной стола начальник. - Расскажите - ка нам, что есть нового в отношении Ибрагим-бека.
- В оперативном плане практически ничего, - уселся Дорофеев напротив Ковалева. - Разведотделы комендатур докладывают, пока все спокойно. На нашем берегу Вахша выставлены дополнительные секреты и посты, за той стороной ведется тщательное наблюдение.
- А как насчет его планов? - спросил Ковалев. - Имеются ли в окружении бека наши источники?
- К сожалению нет. Но мы над этим работаем.
- Теперь будем работать вместе, - продолжил Ковалев, на что начальник согласно кивнул, - один ум хорошо, а два лучше.
На следующее утро, обустроившись, новый заместитель приступил к работе.
Для начала изучил все имевшиеся в отделе документы о борьбе с басмачами в Средней Азии, вычленив все, что касалось отрядов Ибрагим-бека, свел их в отдельное литерное дело и вместе с Дорофеевым утвердил план ведения разработки. Он сочетал в себе оперативно-розыскные, агентурные, а также войсковые мероприятия.
Далее определил силы и средства, включив туда разведотделы погранотрядов с комендатурами, акцентировав внимание на выявление связей басмачей с гражданским населением для приобретения из числа таких лиц нужной агентуры. Все это обеспечивалось подразделениями войск ОГПУ республики, часть которых привлекалась к делу.
- Не слабо, - ознакомившись с представленным на утверждение планом, одобрительно прогудел начальник. - Серьезно ты его обкладываешь (размашисто подписал).
И началась активная реализация. Верхом, на служебном «Форде», а порой и самолете недавно приданного авиаотряда, Ковалев сутками пропадал на границе. Питался из солдатского котла, спал урывками, в штабе округа появлялся только на время совещаний и докладов.
Вскоре к нему присоединился наконец-то добравшийся до Ташкента Соколов.
- Да, широка страна моя родная, - рассмеялся, обняв при встрече. - Думал, что никогда сюда не доеду. - А это тебе подарок, держи, - вручил рукопись в кожаном переплете.
На титульном листе, с ятями* значилось «Генерального штаба генерал-майор Батюшин. Ниже «Тайная военная разведка и борьба с ней».
- Где взял? - удивился Александр.
- Был в отпуске в Питере, купил на книжном развале. Тебе будет интересно.
Всю свою службу на границе Ковалев интересовался опытом ее охраны, деятельностью закордонных спецслужб и непрерывно пополнял свои знания.
Появление Соколова сразу же сказалось на работе.
Активизировались оперчасти комендатур, стала поступать необходимая информация от территориалов*, укреплялась и расширялась агентурная сеть.
Вскоре от одного из осведомителей поступил сигнал о тайном переходе советско-афганской границы бандой курбаши Шайтана численностью в двести пятьдесят сабель в районе колодца Джейнали-Уюк.
На ее перехват тут же были направлены силы близлежащих погранзастав. Организовав преследование с участием эскадрона РККА, банду блокировали, завязав бой, уничтожили и, захватив нескольких пленных, в том числе курбаши, доставили всех в отряд.
Туда срочно прибыли Ковалев с Соколовым и предметно всех допросив, установили точное место базирования Ибрагим-бека на афганском берегу Вахша. Более того, курбаши дал признательные показания о подготовке басмачами восстания в Северном Афганистане с целью создания там самостоятельного государства во главе с бывшим эмиром Бухары Сеид Алим-ханом.
Это был ярый враг советской власти, получивший военное образование в Санкт-Петербургском Николаевском кадетском корпусе, где учились дети высших чинов Российской империи. Дослужившись до флигель-адъютанта, вернулся в Бухару, став ее эмиром, в совершенстве знал русский, арабский, персидский и английский языки.
- Политически значимая информация - тут же оценил их Ковалев. - И нам весьма на руку.
Ее безотлагательно передали в Москву, а оттуда по дипломатическим каналам советскому представительству в Афганистане, которое довело ее королю Надир-шаху.
Король расценил действия Ибрагим - бека не только как попытку государственного переворота, но и как действия, направленные на дестабилизацию международных отношений.
В результате оба были объявлены государственными преступниками, и в отношении басмаческих формирований на территории Афганистана началась крупномасштабная войсковая операция. Помимо афганских войск в ней приняли участие вошедшие туда по согласованию с властями подразделения РККА, разгромившие басмачей в завязавшихся сражениях.
Их остатки сосредоточились в укрепленном лагере Чахаб, севернее Рустака, где имелась прошлого века крепость.Здесь, чувствуя безысходность положения, бек принял решение о вторжении своей бандитской группировки на территорию советского Таджикистана.
Весной 1931-го года, около полутора тысяч басмачей, разделенных на три большие группировки, перейдя реку Пяндж, вторглись в приграничные районы Таджикистана на участке от Даштиджума до Шаартуза.
Для Ковалева, уже имевшего агентурные позиции в окружении Ибрагим - бека, это неожиданностью не стало и пограничная охрана совместно с войсками ОГПУ при поддержке частей РККА, приступила к их ликвидации.
Театр боевых действий охватывал районы горных хребтов Байсунтог, Актау и Бабатаг. Решающий бой состоялся летом у небольшого городка Дербенда, где специальное подразделение войск ОГПУ под командованием Мукума Султанова, разгромило его отряд. Сам же главарь бросив остатки, скрылся в плавнях на берегу реки Кафирниган, где при попытке переправиться в Афганистан, был захвачен местными дехканами - краснопалочниками*.
Пленника военно-транспортным самолетом «Юнкерс Ф-13» доставили в столицу Узбекистана, где он предстал перед судом и за содеянные преступления был приговорен к высшей мере социальной защиты - расстрелу. После разгрома Ибрагим - бека басмаческое движение перестало носить организованный характер, а оставшиеся мелкие отряды ликвидировались по всей Средней Азии…
В высоком небе над Ташкентом светило солнце, цвели абрикосовые сады, вдали синела излучина реки. На открытой террасе за беленым домом с журчащим под ней арыком, в тени старого платана, сидели на ковре, скрестив ноги, Ковалев с Соколовым и лет пятидесяти представительный мужчина. Гренадерского роста, с лихо закрученными рыжими усами и серыми насмешливыми глазами. Звали хозяина Михаил Дмитриевич Поспелов.
На расстеленном дастархане* золотились узбекские лепешки, блестел каплями росы овечий сыр, на медном блюде была нарезана казы*, а сбоку пофыркивал начищенными медалями самовар. Все трое прихлебывали из пиал зеленый чай, и вели неспешную беседу.
С Поспеловым, командовавшим специальным отрядом погранвойск, Ковалев познакомился во время проведения одной из чекистских операций и теперь, по приглашению, заехал в гости.
Человек Михаил Дмитриевич был неординарный, хорошо известный в этих краях и уважаемый не только коллегами, но даже врагами.
Родился он в 1884 году в Орле, получив домашнее образование. В юные годы отличался вольнодумством, за что с треском вылетел из реального училища. Однако этим не особо огорчился и решил попытать счастья в Тифлисском военном училище.
Там желание молодого человека стать военным восприняли благосклонно: образован, смышлен, к тому же богатырской силы - на раз ломает подковы и гнет руками лом. Отличный будет офицер, а вольнодумство… ну кто не грешил этим в молодости?
Успешно закончив училище, Михаил получил назначение в Либавский пехотный полк. Потянув немного лямку гарнизонного офицера (тоска смертная) добился перевода в пограничную стражу на среднеазиатскую границу и прибыл в Асхабад*.
В то время как офицеры стремились закрепиться в губернском или хотя бы уездном городе, поручик Поспелов выхлопотал себе должность начальника богом забытого в горах Копет-Дага Гермабского пограничного поста на самой границе с Персией. Счастливый отбыл он к месту несения службы вместе с женой и двумя малолетними дочерьми.
Гермабский пограничный отряд контролировал участок в сотню верст. Через границу контрабандными тропами шли караваны, везли чай, сахар, ковры, ткани, перегоняли скот. Полудикие разбойничьи шайки нападали на туркменские поселения, разоряли их, уводили девушек и молодых женщин для продажи в гаремы.
Но все чаще на их пути как из под земли появлялся «Красный шайтан Поспел» (такое прозвище получил Михаил за свои роскошные рыжие усы), который создал среди местного населения разветвленную агентурную сеть, простиравшуюся не только по эту, но и по ту сторону границы.
Под стать себе подбирал и воспитывал поручик и бойцов. Сам он прекрасно стрелял, был превосходным наездником, имел шесть императорских призов за стрельбу и вольтижировку* чему учил своих бойцов, добиваясь от них виртуозной джигитовки, владения шашкой и стрелковым оружием.
Пограничный пост он превратил в настоящий оазис: на территории росли яблони, грецкие орехи, абрикосы, вишни, груши и алыча. Имелся также рукотворный пруд, в котором плавали серебристые карпы, а по подворью, курлыча, разгуливали индюшки.
Революцию Поспелов встретил штабс-капитаном. Власть слабела, это чувствовали и контрабандисты и члены всевозможных банд. Участились налеты на приграничные русские и туркменские поселения, все более кровавыми становились схватки пограничников с нарушителями границы.
Видя это, в марте 1917-го Поспелов уехал в Ашхабад и вернулся оттуда с пулеметом «льюис», ручными гранатами и невиданным доселе бомбометом*. Но главная опасность подстерегала его не со стороны контрабандистов.
После октябрьских событий государственная машина развалилась вконец.
Солдаты с вахмистрами* начали возвращаться домой, делить землю. Уходили и офицеры-пограничники, кто к Деникину, кто за кордон. Опустели казармы, на Гермабском посту остались лишь его начальник с семьей и один из переводчиков.
Михаил был единственным офицером 30-й Закаспийской бригады пограничной стражи, кто остался на границе.
Штабс-капитан перенес в дом все имевшееся на посту оружие, проверил, как жена стреляет из винтовки и револьвера, укрепил ставни с дверьми. А еще установил в окне пулемет, на крыше бомбомет и приготовился к обороне. Несколько раз к жилищу подходили банды, но штурмовать «крепость» не решился никто.
Сам «начальник гарнизона» глушил самогон и мрачно посылал представителей всевозможных «армий» и «республик», звавших его «послужить родине и отечеству». Не ушел он и в Персию, как предлагали некоторые. На вопросы, чего ждет, отвечал, - границу охранять буду, когда время придет.
- А оно придет? - с ехидцей спрашивали «доброжелатели».
- Непременно, - уверенно отвечал Поспелов.
К середине девятнадцатого года в Туркестане наконец-то появилась настоящая власть: в июле Красная Армия взяла Ашхабад и начала наводить какой-никакой порядок. Поспелов воспрянул духом. Не дожидаясь пока она доберется до его медвежьего угла, поехал по окрестным аулам и селам, призывая добровольцев в пограничный отряд. Мол, хватит терпеть набеги разбойничьих шаек.
Набрав несколько десятков человек, командир обучил их владению оружием и азам несения пограничной службы. Кормил отряд за свой счет, продав для этого в Персии (уж ему-то не знать контрабандных троп!) купленные еще в царские времена дорогие, ручной работы ковры.
Когда весной из Ашхабада прибыл комиссар с целью восстановления Гермабской погранзаставы, его встретили блестящие чистотой казармы, стоящее в пирамидах оружие, а на плацу дымилась походная кухня с борщом.
Поспелов доложил, что застава несет охрану государственной границы, происшествий нет, и предоставил приемо-сдаточную ведомость, где было перечислено все имеющееся на посту оружие, а также имущество вплоть до последней подковы. Пораженный комиссар решив ничего не менять, утвердил бывшего штабс-капитана ее начальником.
Спустя два года Михаил Дмитриевич стал командиром пограничного полка и отвечал уже за всю советско-персидскую границу.
На контрабандистов он теперь смотрел как на мелких хулиганов, главной задачей стала борьба с басмачами и недопущения прорыва из-за кордона на территорию РСФСР вооруженных банд. Принялся создавать летучие кавалерийские отряды и теперь уже по всей линии персидско-советской границы бандиты взывали к Аллаху, чтобы тот покарал Красного шайтана и его джигитов-пограничников.
Затем Поспелова назначили начальником только что организованной пограничной школы в Ашхабаде, откуда перевели в Ташкент, где он продолжил службу.
Беседа прервалась появлением на террасе жены хозяина, стройной худощавой женщины, которая принесла блюдо янтарного плова с бараниной и, пожелав гостям приятного аппетита, удалилась.
Под него выпили водки, охлаждавшейся в арыке, отдали дань восточному кушанью, а затем Ковалев попросил хозяина рассказать что-нибудь из своей богатой практики.
- Можно, распушил тот рыжие усы. - Было это еще до революции. У меня имелся закордонный агент «Джинн», сообщивший на одной из встреч, что из приграничного Ширвана на нашу территорию отправляется караван с грузом шелка, специй и ковров, минуя таможню. Пойдет по ущелью Бабазо, а в целях безопасности, впереди пустят несколько мелких контрабандистов.
Охранять караван будет Хабир - бек с двадцатью джигитами, а на обратном пути планируется захват в ближайшем ауле молодых женщин и детей для продажи в рабство. Это был один из самых дерзких и неуловимых разбойников за которым несколько лет охотилась пограничная стража Туркестана, за его голову наместником была назначена высокая награда.
На следующий день мы устроили в той долине засаду, разместив на гребне стрелков, а впереди и сзади перекрыть тропу двумя конными заслонами.
Командовать стрелками я поручил помощнику, тыловой заслон возглавил сам.
Прождали день и ночь когда засерел рассвет, за поворотом на тропе возникли шорохи, появились тени. Три груженых мула, а между ними укутанные в башлыки люди. Даю голосом совы сигнал, пропускаем, усилив наблюдение.
Спустя полчаса из полумрака возникает караван. Впереди десяток всадников, за ними вьючные верблюды, в конце еще десяток. Пропустили и этих. А когда впереди тишину расколол залп и затрещали отдельные выстрелы, приказываю своим, «наконь! шашки к бою! - взмахнул рукой рассказчик.
- Ждать долго не пришлось. Со стороны куда ушел караван, появились низко припавши к конским шеям всадники, послышалась гортанная команда, блеснули выхваченные клинки.
- Алла! - врезались в нас, завязалась рубка.
Скакавший вереди джигит с ходу свалил стражника рядом, я рубанул навстречу - тот уклонился и прорвался сквозь заслон, я следом. Но конь у него явно лучше, уходит. Перебрасываю шашку в другую руку, выхватываю револьвер, на пятом выстреле конь падает. Бандит, перелетает через его голову и тут же вскакивает, прыгаю на него сверху, бью наганом по башке и вяжу руки.
Операция прошла удачно. Половину контрабандистов перебили, остальных захватили живыми, потеряв двух стражников. Караван оказался богатым - двадцать верблюдов с тюками индийского шелка, мешками специй и дорогими гератскими коврами. Плененный же мной джигит оказался Хабир-беком.
Спустя пару недель, по решению военно-полевого суда его прилюдно повесили в Ашхабаде, а подельников отправили на каторгу. Половина стоимости изъятых у контрабандистов товаров поступила на счет бригады, ну а мне за захват особо опасного бандита наместник выдал премию. Такие вот дела, - закончил свой рассказ Поспелов.
- А с Джунаид-ханом воевали? - поинтересовался Соколов.
- Как же, - поудобней устроился хозяин. - Я тогда командовал полком, и нам поручили уничтожать его отряды в Туркмении. Нападали они, как правило, из пустыни или предгорий Копет-Дага, а потом бесследно исчезали.
Для начала получили из оперативного отдела штаба фронта сведения о местах расположения всех объектов на которые напали басмачи и боестолкновений с ними, а также маршруты отхода в Каракумы. Все это нанесли на карту и сопоставили со второй, где имелись все известные в пустыне колодцы.
Наиболее часто пути отхода вели к двум, Як-Кули и Гарайман. Два эскадрона немедленно выступили туда. Первый, спустя трое суток, попал в пыльную бурю и вернулся, а вот второй задерживался.
Когда на исходе недели решили предпринять с комиссаром поиски, к колодцу вышел и он. За кавалеристами плелись два десятка пленных и шагали несколько вьючных верблюдов. Выяснилось, что эскадрон тоже попал в бурю, но переждал и пошел дальше, обнаружив на маршруте полуживого человека. Тот оказался тамошним пастухом, у которого басмачи угнали стадо.
Желая отомстить, он назвал место их укрытия в песках - древнее городище.
Эскадрон скрытно подошел к нему, несколько бойцов взобрались на стены и закидали банду гранатами, а остальных зарубили в конной атаке.
В числе пленных оказался бывший белый офицер и когда мы с комиссаром стали его допрашивать, он под условием сохранения жизни сообщил ценную информацию. Готовится нападение крупного басмаческого отряда на железнодорожную станцию в Моллакаре, где сосредоточены запасы зерна и хлеба.
Расположили полк неподалеку у соленого озера, на станции устроили засаду и, выслав в окрестности разъезды, стали ждать. Спустя неделю, на рассвете, прискакал разведчик с донесением - из Каракумов идет отряд.
На станцию дали сигнал, выдвинулись на исходные позиции.
Как только басмачи ворвались на станцию и там заработали пулеметы, шашку наголо и даю команду «в атаку, марш - марш!»
Убитых с ранеными насчитали три сотни, еще одна попыталась уйти в Каракумы, но была расстреляна с барханов пулеметным заслоном.
Имелись потери и в полку. Семнадцать бойцов погибли, сорок два получили ранения, но станцию и запасы хлеба мы сохранили.
- Да, боевая у вас биография, Михаил Дмитриевич. Есть что вспомнить - переглянулись гости.
А когда закурили по предложенной Соколовым душистой папиросе, во двор дома на буланом жеребце въехала девушка. Ослепительной красоты, тонкая и загорелая. На наезднице была светлая кофточка, галифе и сапожки для верховой езды.
Спешившись, поднялась на террасу, где была представлена гостям, оказавшись старшей дочерью хозяина, Верой. И в душе Александра возникла давно забытая песня «ты ж моя, ты ж моя перепелка».
Знакомство вскоре переросло в дружбу, а затем в любовь, чему Михаил Дмитриевич не препятствовал.
Краском стал часто навещать Поспеловых, они с Верой ходили в кинематограф и нередко наперегонки скакали по бескрайней степи, над которой в высоком небе плыли молочные облака. Закончив педагогическое училище, девушка преподавала русский язык и литературу в одной из местных школ и нередко читала Александру стихи Пушкина, Лермонтова и Блока.
В начале 1933 года Президиум ЦИК наградил Ковалева только что учрежденным орденом Красной Звезды, в следующем - Красного Знамени, а коллегия ОГПУ именным оружием - пистолетом "Браунинг" и посеребренной шашкой - "За самоотверженную работу по охране границы".
Спустя год последовал вызов в Москву, куда Александр убыл вместе с молодой женой, ставшей ему подругой жизни...
Глава 12. На советско-финской границе
После создания НКВД 10 июля 1934 г. на базе пограничной охраны и войск ОГПУ были созданы войска пограничной охраны и войск НКВД. К их задачам относились охрана государственной границы СССР, борьба с бандитизмом и бандпособничеством, охрана железных дорог и предприятий промышленности, охрана мест заключения и конвоирование заключенных. Войска подчинялись Главному управлению пограничной и внутренней охраны НКВД. 29 сентября 1938 г. оно было преобразовано в Главное управление пограничных и внутренних войск. Постановлением СНК СССР «О реорганизации управления пограничными и внутренними войсками» от 2 февраля 1939 г. и приказом НКВД №00206 от 8 марта 1939 г. ГУПВВ НКВД было разделено на 6 главных управлений по видам войск (пограничных войск, войск НКВД по охране особо важных предприятий промышленности, по охране железнодорожных сооружений, конвойных войск, а также Главное управление военного снабжения и Главное военно-строительное управление), была введена должность заместителя наркома по войскам.
(Из истории Наркомата Внутренних Дел)
Александр с Верой стояли в коридоре «пульмана» с ковровой дорожкой на полу и глядели в приспущенное окно. За ним до горизонта расстилалась бескрайняя степь, где изредка возникали конские табуны с отарами, в выцветшем осеннем небе нежарко светило солнце. Порой вдали возникали селения, над которыми чередою плыли облака.
В пути они находились второй день, Средняя Азия осталась позади, состав, оставляя за собой черный дым, приближался к Оренбургу. Туда прибыли в полдень, стоянка была тридцать минут, по лесенке спустились на перрон, решив немного прогуляться.
На нем, тут и там, стояли местные торговки, предлагая пассажирам всяческую снедь, сновали мальчишки - разносчики газет, грузчики катили багажные тележки. Подойдя к кирпичному зданию вокзала, выпили в буфете сельтерской* воды, Александр купил в киоске свежий номер «Правды» и «Крокодил», выйдя наружу, неспешно тронулись обратно. На рослого, с тремя шпалами в петлицах, подтянутого военного и его красивую спутницу многие обращали внимание.
- Товарищ командир! А не желаете ли уральских шанежек и молока? - певуче спросила возникшая у их вагона женщина в сарафане и цветной шали.
- Как, желаем? - взглянул на Веру Александр.
- Обязательно, - рассмеялась жена. - Никогда их не пробовала.
Чуть позже, когда состав тронулся, они, сидя друг против друга за откидным столиком, с удовольствием уплетали теплые, с золотистой корочкой шаньги, запивая их топленым молоком из стаканов.
Затем Ковалев развернул газету, углубившись в чтение, а жена стала листать журнал.
Перевернув очередную страницу, рассмеялась серебристым смехом, - ты погляди Саша! Там, в числе прочих, была изображена карикатура: современный аэроплан с надписью «РСФСР» на крыльях и здоровенным кукишем вместо пропеллера. А под ней фраза «наш ответ Чемберлену»*.
- Не в бровь, а в глаз, - тоже рассмеялся муж. - Пускай знают.
Прохладным осенним утром поезд - Ташкент-Москва втянулся под своды Казанского вокзала. Затем от головы в конец состава прошел лязг сцепок, он встал, пассажиров пригласили к выходу.
Молодая чета с чемоданами в руках в числе прочих спустилась на платформу, через зал ожидания вышла к привокзальной стоянке. Александр нанял таксомотор, а Вера назвала адрес, - Лучников переулок, дом три.
- Ясно,- кивнул водитель кожаной фуражкой, и «Форд» с шашечками на борту, заурчал мотором.В этом доме у Веры проживала тетка по линии матери, у которой решили для начала остановиться.
За время, пока Александр воевал на фронтах Гражданской войны и охранял границу, Москва разительно изменилась. В ней шла реконструкция, возводились новые дома и архитектурные ансамбли, началось строительство метро, работали фабрики и заводы. На улицах появились множество автомобилей, тротуары были людными, в магазинах шла бойкая торговля продуктами и мануфактурой.
Лучников переулок оказался тихим и уютным, въехали во двор одного из домов, под сень старых лип, остановились. Александр расплатился, прихватив вещи, вышли из машины и поднялись на второй этаж. Тетка, которой заранее отбили телеграмму, встретила гостей радушно, выделила одну из трех комнат и напоила чаем.
После него оставив жену с родственницей (ту звали Марией Федоровной) Александр отправился на Лубянку, благо она была рядом. Там тоже имелись изменения, причем существенные: фасад главного корпуса оформили рустом* и облицевали черным лабрадором, над входом поместили герб СССР, а позади возвели второй корпус в форме буквы «Ш».
Получив необходимый пропуск, Александр вошел в уже знакомый подъезд, откуда после проверки документов направился в отдел кадров. Там его встретил начальник, после короткого разговора с которым, оба поднялись в приемную начальника пограничной охраны.
Она располагалось на том же месте, но в главном кабинете сидел другой человек. По фамилии Фриновский, с четырьмя малиновыми ромбами в петлицах коверкотовой гимнастерки, высокий и представительный.
Кадровик доложил о прибытии, начальник чуть кивнул, - садитесь.
- Я ознакомился с вашим личным делом, товарищ Ковалев (откинулся в кресле). Вы боевой проверенный командир, успешно проявивший себя на всех порученных участках. Обладаете организаторскими способностями и оперативным мышлением. Есть мнение назначить вас руководителем командного отдела Главного управления пограничной и внутренней охраны НКВД. Как на это смотрите?
- Положительно, - ответил Александр. - Благодарю за доверие.
- В таком случае сейчас пройдем к наркому, я вас ему представлю.
Далее все трое поднялись этажом выше, прошли по ковровой дорожке мимо вытянувшегося охранника, и Фриновский первым вошел в высокую, обитую кожей, дверь приемной.
- У себя? - спросил у поднявшегося навстречу адъютанта.
- Так точно.
- Доложите.
Адъютант скрылся за второй дверью и через минуту вернулся, - проходите.
Через полумрак тамбура вошли в кабинет наркома. Он был просторным, с тремя высокими окнами, выходящими на площадь, стены обшиты дубовыми панелями, вверху люстра из хрусталя, в глубине на стене портрет Сталина.
Под ним, за большим двух тумбовым столом с небольшим бюстом Дзержинского из бронзы, сидел лет за сорок худощавый человек в военном френче, со щеткой усов под носом и залысинами на лбу.
Ступив несколько шагов вперед, Фриновский доложил о новом назначенце, тот выслушал и задал Ковалеву несколько вопросов. Удовлетворившись ответом, кивнул, - готовьте приказ, я подпишу. На этом аудиенция закончилась, оба покинули кабинет.
Так началась служба Александра в центральном аппарате НКВД.
Отдел, который он возглавил, находился в новом здании, на третьем этаже, и состоял из девяти человек. На границе из них служили только три, остальные были штабистами. Главной задачей подразделения являлась организация боевой подготовки на местах, совершенствование ее форм и методов, а также внедрения таковых в практику.
Как и на всех предшествующих должностях, Александр тут же впрягся в работу. Уезжал на службу рано, возвращался домой затемно. Вместе с женой и Марией Федоровной ужинали на кухне, затем переходили в зал, где слушали граммофонные пластинки с песнями Вертинского, Юрьевой и других популярных исполнителей, беседовали о жизни, а потом расходились по своим комнатам и ложились отдыхать.
В это время в Наркомате шла очередная реорганизация.
Согласно постановлению ЦИК СССР от 10 июля 1934 года, в его состав вошло Объединённое Государственное Политическое Управление, переименованное в Главное управление государственной безопасности, а основными задачами являлись обеспечение общественного порядка и государственной безопасности, охрана социалистической собственности, пограничная охрана, а также запись актов гражданского состояния.
Кроме того в сферу ответственности наркомата вошло коммунальное хозяйство и строительство, другие отрасли промышленности. Был увеличен и штат сотрудников центрального аппарата, составивший более восьми тысяч человек.
Теперь у Александра впервые появились выходные, которые они с Верой проводили вместе: ходили в театры и музеи, на художественные выставки, а еще в кино, посещая вечерние сеансы. Одним таким, узнав адрес и предварительно созвонившись, Ковалев навестил своего бывшего начальника Ольского.
Несколько лет назад, возглавляя Особые отделы ОГПУ СССР, тот пытался остановить на Украине дело «Весна», возбужденное против группы бывших офицеров царской армии, служивших военспецами в РККА, за что решением Политбюро был снят с должности и отправлен в отставку. Теперь сподвижник Дзержинского руководил управлением столовых, ресторанов и кафе «Союзнарпита».
Проживал он на улице Горького, рядом с Моссоветом, встреча была сердечной и теплой. Семья Яна Каликстовича гостила у родственников, посидели вдвоем, выпили, закусили, а потом закурили: хозяин папиросу, гость трубку.
- Еще та, сталинская? - кивнул на нее Ольский.
- Угу, - окутался Александр дымом.
- Ну и как тебе новое место службы?
- Вникаю понемногу.
- А нарком?
- Сложно сказать, я его всего раз видел.
- В таком случае запомни, гад из гадов, - подался вперед Ольский и, видя в глазах гостя удивление, продолжил, - ни совести, ни принципов, ни чести. Служит по принципу «чего изволите». Так что будь с ним осторожнее.
- Спасибо, учту на будущее, - ответил Ковалев.
Засиделись допоздна, вспоминая былые годы, Гражданскую войну и общих знакомых, это была последняя их встреча. Спустя три года Ян Каликстович Ольский был арестован и вскоре расстрелян «за участие в шпионской и террористической организации в интересах Польши».
Служба шла нормально, Александр стал привыкать к новой работе, однако задержаться на новом месте не пришлось. Зимой этого же года в Ленинграде был убит Киров. Первый секретарь обкома ВКП(б) и близкий друг Сталина.
Его застрелил в Смольном, проникнувший туда, некий Николаев. За пару месяцев до этого он задерживался чекистами у дома своей жертвы, но после проверки документов был отпущен.
Против Николаева и его окружения возбудили уголовное дело по обвинению в участии в подпольной зиновьевской организации, возглавляемой «ленинградским центром», по которому убийцу и еще тринадцать человек расстреляли, а в Ленинградском НКВД началась чистка.
Главу местных чекистов Медведя и его заместителя Запорожца за утрату политической бдительности отправили на Колыму, ряд работников уволили в связи с утратой доверия.
В один из таких дней Ковалева вызвали к Ягоде, который сообщил о присвоении ему очередного специального звания - комбриг, а также назначении на новую должность - начальником Управления пограничных войск НКВД Ленинградского военного округа.
- Поздравляю, - сказал, пожав руку. - Кстати, назначение одобрено самим товарищем Сталиным. Насколько понимаю, вы знакомы? (заглянул в глаза).
- Встречались на Западном фронте, - бесцветно ответил Александр. - При обороне Петрограда.
- Ну-ну, - удовлетворился нарком. - В таком случае больше не задерживаю. Желаю удачи.
«Ты гляди, до сих пор помнит», подумал, выходя из кабинета. «Да, дела», и заскрипел сапогами по паркету. Вечером он сообщил домашним о своем новом назначении. Вера восприняла все как должное, а вот Мария Федоровна непритворно расстроилась. Молодые скрасили ее одинокую жизнь, и вот теперь нужно было расставаться.
Спустя еще сутки Александр сдал дела, тетка проводила их на Ленинградский вокзал, там распрощались и чета села в курьерский поезд «Красная стрела». Он был с новым мощным локомотивом и комфортабельными вагонами, которые страна теперь производила сама.
Морозным январским утром состав был на месте. Прихватив вещи, Ковалевы вышли на перрон, взяли на стоянке «мотор» и доехали до дома 4 на Литейном проспекте.
Он был построен два года назад по инициативе Кирова, в стиле советского конструктивизма, внутри располагалось УНКВД по городу Ленинграду и Ленинградской области. Здание впечатляло монументальностью архитектуры, высокими пилонами и окнами, фасадом отделанным красным гранитом.
Расплатившись с таксистом, вышли из автомобиля и проследовали к главному входу. Там, в вестибюле с колоннами, Александр предъявил удостоверение дежурному, тот внимательно изучив, вызвал помощника, приказав сопроводить к руководству, а жена с вещами осталась ждать на диване в смежной комнате.
Кабинет начальника управления находился на третьем этаже длинного, с ковровой дорожкой на паркете, высокого коридора, по размерам был не меньше, чем у наркома. Александр представился сидевшему за столом под портретом Вождя, средних лет плотному человеку с шапкой черных волос и четырьмя ромбами в малиновых петлицах.
- Присаживайтесь, как добрались? - кивнул тот.
- Спасибо, хорошо, - сел Александр за приставной стол сбоку.
- А ведь мы с вами можно сказать сослуживцы, - чуть помолчал начальник. - Я несколько лет руководил в Белоруссии Особым отделом округа, а потом наркоматом Внутренних Дел. Вы отлично наладили там охрану границы.
- Как сумел,- пожал плечами Ковалев. - Могло быть и лучше.
- Теперь этим нужно заняться у нас, - встал начальник со своего места и стал расхаживать по кабинету. - После убийства Сергея Мироновича (продолжил) в Ленинграде зашевелилась троцкистско-зиновьевская шваль, которую мы сейчас активно зачищаем, обострилась обстановка и на советско-финляндской границе, чем вам предстоит заняться.
- Займусь самым серьезным образом, - заверил Ковалев.
Они поговорили еще немного, далее Заковский вызвал молодого адъютанта и приказал отвезти Ковалева с женой в уже приготовленную для них квартиру.
- Слушаюсь, - козырнул тот, и оба покинули кабинет.
Во дворе Управления в ряд стояли несколько легковых автомобилей, подошли к крайнему, сели в кабину, машина выехала за откатившиеся ворота на Литейный. Он был оживленным, туда и обратно катили грузовики, гужевые повозки, искрили дугами проходящие трамваи.
Через несколько минут свернули на Невский, еще более оживленный, застроенный изысканной архитектуры зданиями и памятниками культуры, на середине свернули в переулок, въехали в арку одного и домов, а оттуда во двор.
Там, прихватив вещи, вошли в гулкую парадную, поднялись по лестничному маршу на второй этаж.
Адъютант, вынув ключи, отпер двухстворчатую дверь, щелкнул выключателем, вошли в квартиру. Она была трехкомнатной, с окнами на обе стороны и обставлена добротной мебелью.
- Кто здесь жил раньше? - поставил Александр на пол чемодан.
- Бывший начальник управления. Квартира служебная, прошу располагаться, -протянул ключи адъютант. - Машина придет за вами завтра в восемь, счастливо оставаться.
- Ну что, будем начинать службу на новом месте? - улыбнулся Вере Александр, когда за ним закрылась дверь.
- Будем, - задорно ответила жена, и они, сняв верхнюю одежду, принялись распаковывать вещи. Определив все по местам и осмотрев квартиру, решили познакомиться с городом. Оделись, заперли дверь и спустились вниз. Мороз на дворе спал, деревья стояли в инее, небо стало выше.
Выйдя на людный проспект, неспешно зашагали рядом по тротуару, с интересом рассматривая окружающее. В течение следующих двух часов они побывали на площади Восстания, полюбовались с Аничкова моста набережными Фонтанки, затем последовали дальше и увидели прекрасный ансамбль Казанского собора,построенный Андреем Воронихиным.
- Дело к полудню, - взглянул на наручные часы Александр. - Давай, Вера, перекусим?
- Давай, - согласилась жена. - Я немного проголодалась.
- В таком случае предлагаю зайти в ресторан, гулять, так гулять, - приобнял ее за плечи. У Гостиного двора вышли на Садовую и увидели вывеску «Ресторан Метрополь».
- Прошу, - потянул муж бронзовую дверную рукоятку на себя, вошли в просторный холл с раздевалкой и представительным швейцаром.
Сняв верхнюю одежду, передали гардеробщику. Вера поправила у трюмо прическу, Александр одернул френч, направились в ярко освещенный, немноголюдный зал. Он впечатлял роскошным интерьером и отделкой, хрусталем люстр и настоящими пальмами в дубовых кадках.
- Никогда такого не видела, - ахнула Вера, - как в сказке.
- Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! - продекламировал Александр слова известного марша и провел жену к одному из свободных столов с камчатной скатертью. Как только уселись, рядом нарисовался официант в белой куртке с бабочкой, - почтительно изогнулся, - что будем заказывать?
- А что есть? - поинтересовался Александр.
- Получили копченую стерлядку - рекомендую, фирменная солянка по-ленинградски, телячьи отбивные и многое другое.
- Как? - взглянул на жену Александр.
- Рыбу, солянку и отбивные.
- Что будем пить? - одобрительно кивнул служитель. - Имеется водка, коньяк и крымская мадера. Чета, посоветовавшись, остановилась на мадере.
- Я, кстати, в ресторане впервые,- сказал Александр, когда официант умчался выполнять заказ.
- Да и я тоже,- улыбнулась Вера.
Вскоре на столе появились блюда в фаянсовых тарелках, официант выдернул штопором пробку из бутылки, разлив по бокалам золотистое вино и со словами «приятного аппетита», удалился.
- Для начала за нас, - поднял свой Александр, тихо звякнул хрусталь. Он выпил до дна, Вера половину, закусив рыбой, приступили к горячей солянке.
Когда заканчивая обед, оба смаковали кофе с эклерами, на эстраде в дальнем конце зала появилась женщина в длинном золотистом платье, с нею трое музыкантов и в воздухе возникла песня
Отчего, ты спросишь.
Я всегда в печали,
Слезы, подступая,
Льются через край.
У меня есть сердце,
А у сердца - песня,
А у песни - тайна,
Хочешь, отгадай!
с чувством выводил мягкий контральто*. Стук ножей и звон бокалов вокруг затих, все повернули к эстраде головы, а он продолжал
Для того, кто любит,
Трудных нет загадок,
Для того, кто любит,
Все они просты.
У меня есть сердце,
А у сердца - песня,
А у песни - тайна,
Тайна - это ты!
Затем песня отзвучала, и в зале возникла тишина, сменившаяся бурными аплодисментами. Александр, подозвав официанта, расплатился, дав на чай, и тот расплылся в улыбке, - заходите еще, будем рады.
На следующее утро за Ковалевым прибыл служебный автомобиль, доставивший в управление, началась служба на новом месте. В первый же день комбриг познакомился с личным составом управления, рассказав коротко о себе, а затем вникнул в оперативную обстановку. Она была тревожной.
После провозглашения независимости Финляндии, граница была закрыта и усилена. В 20-х, по результатам войны с молодой республикой Советов, в ходе переговоров она получила Печенгскую область, западную часть полуострова Рыбачий и большую часть полуострова Среднего.
Демаркационная линия определялась Тартуским договором. Близость границы к Ленинграду, составлявшая порядка тридцати-сорока километров, определила особый режим в приграничной зоне, где с обеих сторон возводились мощные оборонительные сооружения. В СССР они именовались Карельским укрепрайоном у финнов - линией Маннергейма.
Особенно заинтересовала Ковалева подготовленная для него в штабе управления справка о провокациях финнов в отношении советских пограничников.
Из документа следовало, что за истекший год они неоднократно подвергались обстрелам из стрелкового, в том числе автоматического оружия с сопредельной стороны, аналогичные факты отмечались и в отношении гражданского населения, имелись жертвы.
Финнами регулярно нарушалась сухопутная и морская граница СССР, их самолеты вторгались в воздушное пространство.
Бывший финский президент Свинхувуд, при котором Советская Россия добровольно признала независимость своего северного соседа, говорил, - любой враг России должен всегда быть другом Финляндии.
В это же время нарком иностранных дел Литвинов в беседе с финляндским посланником заявил, - ни в одной соседней стране не ведется такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии.
По материалам оперативной части вырисовывалась картина все большей активизации забрасываемой на территорию Ленинградского военного округа финской агентуры, основной целью которой являлись сбор сведений военного характера, вредительство и диверсии.
На эту работу у него ушло два дня, а на третий, вместе с заместителем и начальником штаба, Ковалев отправился на места, что давно вошло в его правила. Размещенные на границе погранвойска они навещали на автомобилях, а при необходимости добирались туда на катерах и самолетах приданной авиации. Поездка длилась неделю и дала много полезной информации.
При этом, комбриг установил, что на деле все обстоит еще более серьезно и требует его личного вмешательства. В погранвойсках округа имелся некомплект личного состава, в том числе командного, отмечался недостаток автоматического оружия, средств наблюдения и связи, а также автотранспорта. Отдельные участки были недостаточно прикрыты, агентурная работа в приграничных районах велась недостаточно.
Более того, отмечались факты использования пограничников для строительства оборонительных сооружений укрепрайона, конвоирования заключенных, а на одной из застав выявили пьянку личного состава с участием командиров.
Последних Ковалев тут же арестовал и поместил на гауптвахту, а по возвращении в штаб округа тут же издал приказ об отдании под суд военного трибунала. Этим же приказом был снят с должности начальник отряда, его заместители подвергнуты дисциплинарным наказаниям, а также запрещалось выделение личного состава для выполнения несвойственных ему задач.
- Резко заворачиваешь, товарищ Ковалев, - сказал по этому поводу Заковский, после доклада о результатах инспекторской поездки. - А ты не перегибаешь палку?
- Нет, и это далеко не все, - ответил Ковалев. После чего рассказал о некомплекте личного состава в войсках и других, касающихся усиления охраны границы вопросах.
- Где же я тебе возьму командиров и новую технику? - поднял тот вверх брови. - Мне ты подчинен только номинально, так что обращайся в свое ведомство.
- В таком случае прошу разрешения выехать в Москву, в Главное Управление пограничной охраны.
- Не возражаю, - кивнул головой комиссар госбезопасности 2-го ранга.
Спустя еще сутки, Ковалев сидел на Лубянке в кабинете Фриновского. Тот его внимательно выслушал и прочел заранее подготовленный рапорт, с перечнем всего необходимого. Побарабанил по столу пальцами, что-то прикидывая, и размашисто наложил резолюцию «Удовлетворить по мере возможности».
- Держи, - протянул документ комбригу.
В течение недели Ковалев побывал у его заместителей по личному составу, вооружению и тылу, где проявляя настойчивость выбил все необходимое.
Спустя месяц после возвращение из Москвы, в пограничный округ прибыл воинский состав с бойцами и младшим командным составом, новым оружием и техникой. В том числе недавно принятыми на вооружение пистолетами-пулеметами Дегтярева, грузовиками ГАЗ-АА, несколькими аэросанями и колясочными мотоциклами.
Останавливаться на этом Ковалев не стал и вплотную занялся командным составом управления, проведя ряд кадровых перестановок. Для этого затребовал из Москвы Соколова, назначив начальником оперативного управления, сменил еще нескольких штабных работников, не отвечавших современным требованиям.
Как и на всех прежних местах службы, комбриг на месте не сидел. Постоянно выезжал в отряды и на заставы, изучая наиболее уязвимые участки, принимал меры к их укреплению, повышал боевую и специальную подготовку вверенных ему частей, организовывал и проводил учения.
Специфика охраны госграницы с Финляндией, определялась ее близостью к Ленинграду с Мурманском, а также компактным проживанием в этих местах карелов, финнов и саамов с вепсами, проживавших в лесистой местности и тундрах по обе стороны, традиционно навещавших друг друга.
Это создавало благоприятные условия для финских спецслужб проникать на территорию СССР, занимаясь сбором информации военного-политического и экономического характера.
Учитывая все это, Ковалев вместе с Соколовым приняли незамедлительные меры к активизации деятельности разведотдела округа, по совершенствованию агентурной работы в приграничной зоне, что к лету (вместе с другими мероприятиями) стало приносить результаты.
Были перекрыты тайные переходы, используемые нарушителями, увеличилось число задержаний, а в Петрозаводске выявлена и совместно с территориалами, обезврежена финская резидентура.
Предметные допросы задержанных, анализ оперативных документов и сведения, получаемые с сопредельной стороны, позволили установить следующее: разведка финнов работала по всем стратегическим направлениям. На Ленинградском она курировалась из Выборга и Терийоки, в Карелии - из Йоэнсуу, Сортавалы и Каяани; на Мурманском направлении - из Рованиеми.
Забрасываемая агентура вербовалась из лиц знающих условия жизни в указанных районах, родившихся и проживавших там, владеющих русским языком.
Для выполнения поставленных задач финские спецслужбы также привлекали к сотрудничеству бывших подданных Российской империи, бежавших в Финляндию после 1917-го года. Основной упор делался на лиц карельской национальности, финнов-ингерманландцев, а также эмигрантов, которые участвовали в военных действиях против советской власти или бежали из страны позже.
Все это, в купе с военными приготовлениями финнов в своей приграничной полосе, свидетельствовало о подготовке ими к войне с СССР в целях возврата ранее отторгнутых территорий.
О данном факте Ковалев проинформировал Заковского, предложив подготовить докладную записку на имя наркома НКВД за его и своей подписью.
- Мне кажется, ты сгущаешь краски, - сказал тот, выслушав комбрига. - Я в этом участвовать не буду. Ягода может расценить подобное как паникерство.
Наученный горьким опытом своего предшественника, комиссар госбезопасности столь важных решений не принимал, организуя политические репрессии в Ленинграде по указаниям сверху и заседая в особой тройке*
- В таком случаю я подпишу сам, - сжал губы комбриг.
- Это твое право.
Спустя сутки докладная записка подписанная Ковалевым, с приложением всех доказательных материалов, была отправлена фельдъегерской связью в наркомат.
Примерно в это же время оттуда поступила шифрограмма, предписывающая войскам НКВД округа обеспечить охрану соловецких тюрем, где содержались особо опасные политические преступники.
- Вот, ознакомься, - пригласив к себе, вручил ее Заковский Ковалеву.
- Это не свойственные пограничным войскам задачи,- прочтя, вернул тот шифрограмму. - А поэтому выполнять предписание отказываюсь.
- Да ты что несешь!? - вскочил со своего места комиссар государственной безопасности, разразившись площадной бранью.
- Прошу на меня не орать! - тоже встал комбриг. - Иначе за себя не ручаюсь (расстегнул кобуру нагана).
Начальник, побледнев сел, в кабинете возникла звенящая тишина.
- Так что нам отвечать? - первым нарушил ее Заковский.
- Я сделаю это сам, - взглянул на него Ковалев. - Выполнять несвойственные войскам задачи считаю нецелесообразным.
Он не рассказал начальнику, что инспектируя Архангельскую пограничную морскую базу, навестил и Соловецкий монастырь, теперь именуемый СТОН*, превращенный в место заключения десятков тысяч политических заключенных.
Те содержались в ужасных условиях, что вызвало у Ковалева негодование, однако сделать он ничего не мог. Места лишения свободы курировались Главным управлением лагерей.
Прошла неделя тревожного ожидания, Лубянка молчала, а одним ранним утром в кабинете Ковалева раздался зуммер «ВЧ». Звонил Фриновский сообщивший, с его мнением согласны, докладная записка положительно оценена наркомом...
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/komdiv-glava-13-14-15-652343fc8b8a5f43d4474277
