Как и обещал Генрих, о присвоении Генри Фицрою титула герцога Ричмонда и Сомерсета, а так же графа Ноттингема, было объявлено на следующий же день. Это известие вызвало глубокий резонанс во всей Англии, не говоря уж о том, что привело королеву Катерину в полное расстройство. Видя в действиях мужа истинные намерения, она слегла в постель, не находя в себе сил даже для того, чтобы провести время с принцессой Мэри.
Саму Мэри провозгласили принцессой Уэльской, что значило ее скорый отъезд в Ладлоу, который представлял из себя королевский двор в миниатюре. Там ей предстояло провести все последующие годы, правя как королева. Глядя в ее некрасивое личико, Анна не могла поверить, что король решился на подобный шаг, доверив глупому ребенку жизни тысяч людей.
Впрочем, времени переживать относительно нового титула принцессы Мэри, у Анны не было. Целую неделю она, не зная покоя, провела у кровати Катерины, чье состояние вселяло в сердца придворных большие опасения. Ни для кого не было секретом умопомешательство ее старшей сестры Хуаны, которая заперлась от всего мира в своих покоях .
Решением Генриха весь штат принцессы Мэри был распущен, и он лично отобрал для нее наставников и слуг. Джейн Паркер получила должность фрейлины Ее Величества, и тотчас доказала свою преданность новой госпоже, вместе с Анной день и ночь проводя в покоях королевы.
В эти дни Анна обрела в ее лице настоящую подругу. Внешность Джейн оказалась обманчива – разница между ними составляла всего четыре года, которые очень скоро стала незаметной. К тому же она обладала тонким чувством юмора и острым умом, хотя ей и не хватало образованности.
Чем больше проходило времени, тем сильнее Анна противилась мысли о свадьбе Джорджа и Джейн. Узнав о намерении короля женить его, Джордж едва не лишился ума. Позабыв обо всем на свете, он устроил настоящий скандал, ничуть не заботясь о том, что его гневные слова могут долететь до уха короля. Они и долетели, но едва ли Генрих был задет грубостью фаворита – дурной характер Джорджа и его склонность к истерикам были хорошо известны всем.
Проведя несколько дней наедине с Марком Смитоном вне стен Уайтхолла, Джордж вернулся в замок успокоенным и полным смирением. Нижайше попросив прощения у Его Величества, он поблагодарил Генриха за его заботу.
Джейн произвела на него весьма неоднозначное впечатление. Анна видела, как у него зажегся взгляд при виде миловидной хрупкой девушки, приветствующей появление жениха робкой улыбкой и смущенным румянцем. Но едва ли его тронула ее невинность – Джордж был развращенным чудовищем, и его грубые шуточки еще сильнее убедили Анну в правильности ее подозрений.
А между тем день свадьбы приближался. Немного оправившаяся после нервного потрясения, Катерина приняла самое активное участие в ее подготовке, приблизив к себе Анну, Джейн и Элизабет. В то время когда королева и девушки находили великое удовольствие в обсуждении украшений зала и платья невесты, Анна с трудом скрывала свое отношение к происходящему.
Норфолк остался раной на ее душе, которая никогда не смогла бы зажить. То, что после их расставания он так быстро утешился, более того, решил жениться, больно ударило по самолюбию женщины.
Не склонная к злопамятству, Анна успела простить ему нанесенную обиду, но новость о женитьбе, тем более на столь отвратительное особе, как Элизабет Стаффорд, успевшая отдаться его племяннику, снова наполнила ее сердце яростью. Норфолку всегда удавалось вызвать у нее сильные чувства, даже тогда, когда их разделяли сотни миль.
Знал ли об их прошлых отношениях Генрих? Наверняка знал. Прикрываясь заботой о Джордже и его благополучии, он намеренно сталкивал двух любовников вместе, напоминая каждому из них о той пропасти, что разверзлась там, где некогда их скрепляла любовь.
И хотя его намерения в отношении Анны еще не были понятны даже ему самому, Генрих точно знал, что больше не позволит этой крохотной птичке улететь из его сада в парадиз Норфолка.
Анна приносила ему покой. Рядом с ней он чувствовал себя не королем, просто Генрихом, тем самым восторженным мужчиной, что трепетал при виде своей будущей супруги Катерины. Окруженная своей дурной репутацией, точно ореолом зла, она казалась еще чище и просветленнее. В их откровенных разговорах он находил мир в своей душе, так давно им потерянный.
И вместе с тем желание завладеть ею с каждым днем становилось в нем все сильнее. Она была создана для него, в ней он находил все, чего так желал обрести в женщине. Она была умна, остроумна, красива. Ей была присуща королевская гордость и изящество, и, казалось, не было той темы, которую она не могла бы поддержать. Где бы ни появлялась Анна, она приковывала к себе взгляды всех окружающих. Оставалось лишь удивляться тому, что она совершенно этого не замечала.
В то время, когда его придворные шли на самые отчаянные меры, чтобы привлечь ее внимание, Генрих, в противовес им, оставался сдержанным и отстраненным, ничем не выдавая тот жар, что овладевал им, когда Анна танцевала среди остальных фрейлин.
В сокрытии своих чувств он находил некую пикантность. Никогда прежде ему не доводилось скрывать свои сердечные привязанности, и это было для него в новинку, впрочем, как и то чувство, что он испытывал к Анне. Прежде им овладевало только физическое желание. Теперь же это было гораздо большее, точно они являлись частями одного целого, еще не осознавая этого, но уже ища встречи друг с другом.
Анна же и вовсе не думала о короле, не замечала его внимания. Болезнь королевы, предстоящая свадьба Норфолка, приближающиеся роды леди Говард – все теперь было на плечах Анны, и она начала уставать.
В редких письмах к матери она больше не скрывала своих истинных чувств, не уставая удивляться тому, как та могла прослужить при дворе столь долгое время. Элизабет Болейн намеревалась прибыть ко двору ко дню свадьбы единственного сына. Отец же немногословно поздравил его с обручением, и на этом закончил, не выражая ни малейшего сожалению по поводу того, что не сможет присутствовать на торжестве.
В один из дней, по обыкновению посвященных приготовлением к свадьбе, Анна утомилась особенно сильно. Плохой сон, редкие приемы пищи и невыносимая жара сильно подкосили ее, и, направляясь к себе в покои, она мечтала лишь о том, чтобы поскорее снять с себя пропитавшееся потом платье и лечь в кровать.
Однако стоило выйти из крыла королевы, как на ее пути возникла бледная Элинор.
- Что случилось? – спросила ее Анна, не тратя время на приветствия.
- Леди Говард рожает. Она зовет вас, госпожа.
Проклиная все на свете, Анна бросилась к лестнице. Кто бы знал, каких трудов ей стоило держаться на ногах. А эта взбалмошная леди считает ее то ли ближайшей подругой, то ли служанкой, требуя к себе повышенного внимания.
Леди Иокаста Говард, широко разведя колени и тяжело дыша, лежала на кровати. В комнате кроме нее не было никого. Увидев в дверях Элинор, она приподняла голову с подушки, и на ее лице появилось столь яростное выражение, что и без слов было ясно, что никого кроме Анны она не потерпит рядом с собой. Кивнув камеристке, Анна затворила дверь и опасливо приблизилась к роженице, опасаясь даже глядеть в ее сторону.
- Наконец-то ты пришла, - прохрипела леди Говард. - Я хочу, чтобы ты приняла роды.
- Что вы! Леди Говард, это невозможно. Я понятия не имею, что должна делать, - в голосе Анны отчетливо послышались истерические нотки. Идя сюда, она была в ужасе, не говоря уж о том, чтобы принимать дитя.
- Просто будь рядом. Я не потерплю рядом с собой грязных девок и вонючих повитух, - леди Говард откинулась на подушку и неожиданно расхохоталась. - Они убили моего первенца. Крохотным был мальчик, красивый. Я больше никогда не рожала таких красивых детей.
- Прошу вас, леди Говард, Иокаста, будьте же благоразумнее. Я даже не видела, как рожают. Я стану обузой, а не помощницей.
- Просто будь рядом и подхвати ребенка, когда он вывалится из меня, - ее лицо резко покраснело, и она поспешно замолчала, закрыв глаза.
Дыхание леди Говард сбилось, и она снова откинулась на подушки, закусывая от боли губы.
Вспоминая то, что ей самой пришлось пережить, Анна поразилась тому, как держалась эта женщина. Из ее горла не вырвалось ни звука, лишь лицо покрылось испариной. Анна поспешно отыскала среди вещей леди Говард платок, и попыталась утереть ей лоб, но та, открыв глаза, лишь рассмеялась. Очевидно, очередная схватка отпустила ее.
- Леди Анна, тут нужно полотенце, не иначе. От платка не будет прока. И велите своей девке подготовить воду. Ребенка придется умыть. Пусть кипятит ее - пока младенец выйдет на свет, она остынет до нужной температуры.
- Вы думаете? - с сомнением спросила Анна. Леди Говард хмыкнула.
- Милая, у меня уже десять детей. Не считая трех, что родились мертвыми. Если я что-то и смыслю в этой жизни, то, как рожать детей. Так что пошевелись.
К тому времени, когда приказы были отданы, а Анна, переборов страх, снова вошла в комнату, у леди Говард начались роды. Пальцы ее, впившиеся в столбики кровати, побелели от напряжения, полы ночной рубашки окрасились алым. Видя, как мучения исказили ее лицо, Анна подскочила к женщине, помогая ей приподнять испачканную рубашку.
То, что открылось ее глазам, было отвратительно. Комната резко завращалась вокруг Анны, стало невыносимо душно. С трудом удерживаясь на ногах, она подошла к окну и распахнула его настежь. Холодный ночной ветер ворвался в комнату и обе, и Анна и леди Говард, в почувствовали облегчение. Оно длилось какое-то мгновение, прерванное всхлипом леди Говард, но этого было достаточно, чтобы Анна смогла собраться.
Ее все еще мутило, когда она устроилась между ног роженицы, но она смогла побороть это чувство, всецело сосредотачиваясь на том, как помочь леди Говард.
Глядя на леди Говард, Анна не могла поверить в то, что и она так недавно находилась на ее месте и смогла пережить столь невероятную боль. Боясь застудить мать и будущего ребенка, она попыталась закрыть окно, но леди Говард на ее попытки так грязно выругалась, что Анна оставила их, оторвавшись лишь для того, чтобы принять у Элинор воду.
К этому времени леди Говард смирилась настолько, что позволила Элинор на несколько минут зайти в комнату. Проворная девушка тут же сбросила с письменного стола все, что на нем стояло, застелив его толстым полотенцем и поставив таз с водой. Второе полотенце она повесила на каминную решетку, отодвинув ее от огня так, чтобы оно не загорелось. Последним она положила на стол нож, при виде которого Анной снова овладела дурнота.
А между тем уже появилась головка ребенка. Не зная, как помочь страдающей женщине, Анна принялась молиться. Слова сами слетали с ее языка, позже она и вовсе не помнила, о чем просила Бога.
Когда ребенок появился на свет, Анной овладела спокойная решительность, изменившая ей лишь тогда, когда пришло время перерезать пуповину.
Только обмыв ребенка, измотанная страхом Анна осознала, что держит в руках крошечную девочку. Тельце ее было красно-фиолетовым, животик и грудь тихонько вздымались, делая свои первые вдохи воздуха. Она практически не плакала, погрузившись в сон сразу же, как только Анна завернула ее в теплое полотенце.
Точно и не было долгих часов боли, леди Говард нашла в себе силы приподняться, принимая полулежащее положение, снова поражая Анну своей стойкостью.
Приняв дочь, она прижала ее к груди, пристально вглядываясь в ее черты. Мягкая улыбка осветила ее лицо и Иокаста буквально преобразилась. Никогда Анна не видела ее настолько спокойной и добродушной. Отведя взгляд от дочери, она широко улыбнулась племяннице.
- Спасибо тебе. Мне не стоило подвергать тебя подобному испытанию. И не бойся, я никому не расскажу о твоем секрете.
- Секрете? - не поняла Анна.
- О том, что ты еретичка. Ты молилась на английском.
- Что? Но я даже не заметила.
- И тебе не стоит волноваться об этом. Но будь осторожнее. Все германские княжества охвачены войной из-за веры. Их курфюрсты, один за другим, принимают веру этого еретика Лютера. Муж говорит, что Генрих ужесточит наказание за ересь, - она осеклась и прикрыла глаза.
- Вам плохо? - испугалась Анна, но леди Говард лишь улыбнулась.
- Я переношу роды гораздо легче, чем остальные женщины, но и мои силы небезграничны. Возьми ребенка. Моя служанка позаботиться о нем.
- Вы не дадите дочери имя?
- Думаю, в этот раз я прислушаюсь к совету своей племянницы.
Анна задумалась, бросая взгляд на спящую кузину.
- Назовите ее в честь королевы. Это привлечет внимание Ее Величества, и, возможно, она сможет помочь дяде в его поисках.
- Ты, однако, умна. Что же, пусть и впрямь носит королевское имя. Может оно и поможет ей в будущем? - леди Иокаста слабо улыбнулась и опустилась на подушки и закрыла глаза.
Прижимая к груди кузину, Анна вышла в коридор, где в беспокойстве ожидали дядя Эдмунд, слуги и Элинор. Увидев Анну с ребенком на руках, они обменялись улыбками и направились к ней.
- Спасибо, что была с ней, - дрожащим голосом растроганно проговорил дядя Эдмунд. Он всегда отличался особой чувствительностью.
- Не стоит благодарности. А теперь позвольте мне представить вашу дочь, леди Кэтрин Говард.
©Энди Багира, 2014 г.
