Петр чувствовал себя паршиво. Опять он влез в какое-то ... Эта Верка – откуда она взялась? Тянет его к ней, хотя ему кажется уже, что он ее ненавидит. И перед женой тоже невыносимо уже... Был бы у нее характер другой, было бы легче. Покричала бы, как другие бабы, швырнула бы чем-нибудь, назвала бы каким-нибудь домашним животным... А то молчит и только смотрит. Или так скажет, что не знаешь, что ответить. Конечно, он не собирается никуда от нее идти, да и куда уйдешь? Но так жить тоже нельзя. Вчера подкатился под бочок, а она – ноль внимания. Верку не надо разогревать – сама как огонь и его зажигает. Он-то еще ничего мужик, еще с молодой справляется запросто, только это не навсегда, а Зоя не понимает этого: то устала она, то не все дела переделала. А жизнь-то идет!
Внезапно он услышал стук по крышкам сеялок – так женщины сигнализировали, что кончается зерно в ящиках. Петр очнулся: мысли завели его так далеко, что он забыл, чем занимается. К его трактору прицеплены три пары сеялок, на каждой из них стоят женщины и следят, чтобы вовремя засыпать зерно в зерновые ящики. Сев озимых всегда нравился Петру: погода хорошая, не жарко, а если еще и солнечно, то по всему полю видны отблески летающих паутинок – бабье лето улетает.
Он остановил трактор, подошел к сеялкам.
- Ты совсем оглох, что ли? – сердито сказала Валентина Верховцева. – Кричу, кричу, а ты не слышишь?
- Размечтался, небось, - поддержала ее подруга, – как вечером опять с Веркой кувыркаться поедешь?
- А тебе какое дело? – огрызнулся Петр. – Сама, что ли захотела?
- Да зачем ты мне сдался?
- Ох, Петро, уже седина скоро полезет, а ты все в кавалерах ходишь!
- Кольке твоему сколько уже? Лет семнадцать?
- А он вместе с сыном по девкам пойдет! А там уже и Витька подрастет!
Женщины дружно засмеялись. Петр молча достал из прицепа мешки с зерном, высыпал его в сеялки.
- Ох, Петро, смотри, завяжут твоей подружке юбку на голове и пустят по селу!
Петр со злостью молча жевал папиросу, перебрасывая ее с одного угла рта в другой. Вот привязались! Что значит бабьи языки! Никуда от них! Наполнив зерновые ящики сеялок, он сел за рычаги трактора. Почему он должен возиться с мешками? Он тракторист, а не грузчик, его дело – трактор вести. Больше не подойдет к ним, пусть сами засыпают зерно!
Петр сердился, но понимал, что все равно будет таскать эти мешки с зерном. Он помнил, как работала на сеялках его мать и как жаловалась на тех трактористов, которые не помогали им:
- Тащим мешок, пятьдесят килограмм, глаза на лоб лезут, а он хоть бы повернулся в нашу сторону! Не мое дело, говорит!
Вечером, поставив трактор в гараж, Петр вышел на улицу и сразу столкнулся с Веркой. Она стояла у забора, огораживающего мехдвор.
- Петя, я не поняла, где ты был вчера? Я все глаза проглядела.
Она положила руки ему на плечи, заглянула в глаза.
- А чего это ты выглядывала? Я что – нанимался каждый день ездить?
Он твердо снял ее руки с плеч, достал папиросу и пошел по дороге. Верка, постояв минуту, двинулась следом.
- Слышь, Петя, я ж и обидеться могу!
- Ты? Не можешь!
Петр не смотрел в ее сторону, быстро шагая по дороге, на которой уже лежали первые опавшие листья. Верка семенила, чуть отстав от него. Петр подумал, что вот опять бежит рядом на виду у всего села. Он резко остановился, Верка чуть не налетела на него.
- Ты чего прицепилась? Иди своей дорогой!
- А может, моя дорога – это твоя дорога?
- Не болтай чепухи!
- Ах, чепухи? А ты знаешь, что твоя Зоенька сегодня мне ящик предлагала, чтоб я твои вещи забрала к себе, понял?
Петр остановился.
- Какие вещи? – с недоумением спросил он.
- Твои вещи! Сказала, чтоб я забирала тебя со всеми вещами!
Петр бросил папиросу, зашагал быстрее. Ничего себе! Они решают, где ему жить и с кем! Оглянувшись на бегущую следом Верку, рыкнул на нее:
- Отстань! Иди домой!
Верка остановилась, потом, увидев, что из-за забора выглядывает женщина, повернулась и прокричала:
- Я жду тебя!
Петр не оглянулся, быстро шагая по дороге.
Рывком открыв калитку, он не вошел, а ворвался во двор. В доме были Витя и Лена. Лена учила уроки, а сын что-то мастерил из деревяшки в кухне на столе.
- Где мать? – спросил Петр.
Дочка подняла на него глаза, удивленно смотрела на отца, который стоял со сжатыми кулаками.
- Кажись, корову доит, - ответил Витя, тоже с любопытством посмотрев на отца.
Петр выскочил из дома, побежал в сторону сарая. В это время Зоя вышла оттуда с подойником, полным молока. Увидев мужа в таком состоянии, она остановилась в ожидании того, что он скажет. Петр встал напротив нее и вдруг понял, что не сумеет сейчас выразить то возмущение, которое охватило его при словах Верки. Он взмахивал руками и тяжело дышал.
- Значит, так? – наконец выговорил он.
-Как? – спокойно спросила она.
- Значит, вы решаете, где и с кем мне быть?
Зоя взяла ведро, обошла Петра, направилась к дому.
- Постой, - остановил ее Петр. – Я не хочу при детях...
- Да что случилось?
Зоя тревожно смотрела на него.
- Мне сказали, что ты сегодня сказала Верке, чтоб она забирала мои вещи. Что ты даже ящик для этого приготовила.
Зоя улыбнулась, правда, Петр этой улыбки не видел.
- Это она тебе сказала? Что, специально подстерегла тебя?
- А кто тебе сказал, что я хочу идти к ней?
Зоя поставила ведро на ступеньки, повернулась к Петру и громким шепотом сказала:
- Значит, я должна спросить у тебя, чего хочешь ты? Так? А чего хочу я – тебе не интересно? Чего хотят дети? А ты, значит, сегодня хочешь здесь, завтра – там, и все должны исполнять твои «хочу»? Нет, Петя, так не пойдет! Если твое сердце там, то здесь тебя не держит никто.
Она поднялась на ступеньки, медленно открыла дверь, вошла. Петр остался на улице.
Зоя вспомнила, как говорила Надежде, жене Николая, что Петр уже не бегает к Верке, хотя сердцем все равно не с ней. Да, было время той весной, когда перестал вроде бы бегать туда. А оказалось, что просто в то время он ремонтировал мотоцикл. А потом все началось снова...
- А где папа? – встретила ее дочка вопросом.
- На улице, курит, - ответила Зоя, уверенная в том, что он скоро войдет.
