Найти тему

Роман "Горький аромат полыни" книга 2, глава 72

Оглавление
Иллюстрация из личного архива автора
Иллюстрация из личного архива автора

Конечно, Магомед Шапиевич понимал, что люди такого уровня, как Заворотынские, не будут жить в какой-нибудь развалюхе. Он ожидал увидеть добротный коттедж, но зрелище, открывшееся его глазам, буквально ошеломило его.

Трёхэтажный белый дом под серой черепичной крышей производил впечатление дворянской усадьбы – сдержанно-благородной, без вычурности и показной роскоши, но в панорамных окнах, изящных фонарях вдоль подъездной дорожки и над крыльцом, в аккуратных дорожках, огибающих здание, и даже в дополнительных постройках, виднеющихся за деревьями, чувствовались надёжность, основательность и благополучие. Этот дом дышал спокойствием и уверенностью в том, что он построен на века, и хотя Магомед Шапиевич знал, что зданию не больше пятнадцати лет, он не сомневался, что в нём будет жить не одно поколение Заворотынских…

Эта мысль немного приободрила его. Ведь следующее поколение напрямую зависит от его племянницы – значит, и Алиев-старший имеет к нему некоторое отношение. Интересно, сохранила ли Карина беременность? Он уже готов был строго спросить с неё за выполнение супружеских обязанностей, совсем забыв о том, по чьей вине она оказалась в больнице.

Он ещё раздумывал, посигналить ему или сразу подойти к крыльцу и позвонить (или постучаться?), как увидел, что из-за дома к крыльцу выходят люди.

Иллюстрация сгенерирована в приложении "Шедеврум"
Иллюстрация сгенерирована в приложении "Шедеврум"

Магомед Шапиевич поспешно вылез из машины, не отрывая глаз от Георгия Константиновича, который вёл под руки двух женщин. Их Алиев-старший узнал сразу – светловолосая жена-красотка и седая тёща-аристократка. Наверно, гуляли, погода вон какая солнечная… Значит, и настроение у них хорошее, и гостя примут, как положено… Хвала Аллаху, всё отлично складывается!

Он надел свою самую обаятельную улыбку и шагнул им навстречу.

- Добрый день, дорогие хозяева!

- Вы!.. – только и вымолвил Заворотынский-старший, изумлённо глядя на визитёра. Удивлённые женщины смотрели то на одного, то на другого мужчину, ничего не понимая.

- Да, - ответил Магомед Шапиевич с той же улыбкой. – Простите, что без приглашения, но, к сожалению, я никак не мог до вас дозвониться, а в клинику меня по какому-то недоразумению не пускали…

Он тщательно выбирал слова, чтобы родственник сразу понял, в каком тоне должна происходить беседа. Всё это недоразумение, просто недопонимание, Алиев-старший вовсе не в обиде на заблокированный телефон и отсутствие допуска в клинику! Сейчас Заворотынский пригласит его в дом, и они как мужчины и главы семей всё разрешат…

- Георгий, кто это? – спросила светловолосая, недоверчиво глядя на гостя.

- Магомед Шапиевич Алиев, - медленно ответил Георгий Константинович. – Дядя того самого… стрелка.

Видя, как бледнеют женщины, как с каждым словом мрачнеет мужчина, Алиев-старший торопливо вмешался:

- Увы, да, наше с вами знакомство остановилось на весьма неприятной ноте, но…

- Неприятной?! – перебила его светловолосая. – То есть, по-вашему, это просто… неприятность?

Магомед Шапиевич, не ожидая, что его так бесцеремонно прервут, на секунду опешил. По лицу прошла тень недовольства: как смеет женщина перебивать мужчину? Никаких понятий о воспитании в этой Москве! Но он тут же опомнился и проникновенно продолжил:

Иллюстрация сгенерирована автором в приложении "Шедеврум"
Иллюстрация сгенерирована автором в приложении "Шедеврум"

- Нет, конечно, нет… Это очень грустное недоразумение, я бы даже сказал, трагическое, но… ведь Карина, насколько я знаю, жива. Может быть, она уже дома? Я хотел бы повидать её…

- А на каком основании вы интересуетесь Кариной? – вступила в разговор старая женщина. – Мало вам того, что ваш племянник её чуть не убил?

- Дело в том, уважаемая, - Магомед Шапиевич добавил в голос крохотную нотку оскорблённого достоинства – может, хоть старуха вспомнит, что перебивать невежливо? – что этот мой племянник – её родной брат. Соответственно, я – дядя не только ему, но и самой Карине. Старший мужчина в семье. – Эти слова он произнёс значительным тоном, расправив плечи.

Алиев-старший предполагал, что эта новость ошеломит Заворотынских, однако ошеломление получилось каким-то странным. Никто не спешил рассыпаться в извинениях за то, что дорогого гостя держат во дворе, никто не распахивал перед ним двери, не звал в дом…

- Видите ли, - пояснил он, так и не дождавшись желаемой реакции хозяев, - я не хотел говорить о нашем с вами родстве сразу, во время первого визита в клинику. – О том, что в тот момент Магомед Шапиевич понятия не имел об их родстве, он решил умолчать – к чему лишние детали? – Подумал, что вы можете неправильно понять меня и воспринять эту новость как попытку достичь каких-то корыстных целей… И поверьте, уважаемые родственники, мне искренне жаль, что всё сложилось именно таким образом. Клянусь, я даже представить себе не мог, что брат Карины воспримет её брак с иноверцем как некое… преступление! Если бы я хоть на мгновение заподозрил бы что-то подобное, то ноги бы его не было не только в вашей чудесной клинике, но и вообще в Москве! Я просто запретил бы ему выезжать из родного села!

- Вот как? – поднял бровь Георгий Константинович. – Запретили бы?

- Разумеется! – воодушевился Алиев-старший. – Для этого у меня достаточно влияния! Я не только старший в тухуме… в роду, но и в самом Дагестане – далеко не последний человек, и меня знают и уважают не только в родной республике, но и далеко за её пределами. И своим визитом к вам я хотел продемонстрировать всю чистоту и искренность моих намерений, уладить этот досадный конфликт, в котором я, видит Аллах, ни капли не повинен! – Он перевёл дух. – И… может быть, мы всё-таки пройдём в дом? Я хотел бы повидать Карину… и обсудить дальнейшее лечение своего сына.

- Карина ещё в больнице, - холодно возразила светловолосая. Магомед Шапиевич наблюдал, как семья встаёт у крыльца, но не приглашая гостя войти, а загораживая ему дорогу.

- Что касается лечения вашего сына, - тем же тоном продолжал Георгий Константинович, - то ни я, ни Константин, увы, ничем не можем вам помочь. Мой юрист уже работает над расторжением договора в одностороннем порядке.

- Но… как это? – растерянно спросил Магомед Шапиевич. – Вы не можете… есть же врачебная этика…

- Смею вас уверить, в данном случае ни один врач меня не осудит. Я понимаю, что вашей вины – по крайней мере, прямой – в произошедшем нет, раз уж вы на свободе, а не в КПЗ как соучастник преступления. – Глаза Заворотынского-старшего сузились. – Поэтому всё, что я могу в данном случае сделать, - это передать эпикриз вашего сына своему коллеге, который тоже заведует частной клиникой пластической хирургии. Не волнуйтесь, он хороший специалист и сделает для пациента всё возможное. Мы с ним уже обсудили этот вопрос, он согласился пойти мне навстречу. Но не ждите от меня большего.

- Как это? – повторил Алиев-старший, не веря своим ушам. – Вы же врач… вы должны понимать… Ведь есть же элементарное человеческое сострадание! Милосердие, в конце концов! – Он перевёл взгляд на старую женщину. – Вот для вас эти слова не могут же быть пустым звуком! Вы прошли войну… блокаду…

Светловолосая задохнулась от возмущения, но не проронила ни слова, потому что Мария Александровна – наконец-то Магомед Шапиевич вспомнил, как её зовут! – повелительно подняла руку.

Иллюстрация сгенерирована автором в приложении "Шедеврум"
Иллюстрация сгенерирована автором в приложении "Шедеврум"

- Войну, говорите? Блокаду? – переспросила она таким тоном, что гость передёрнулся – столько брезгливого презрения было в старческом голосе. – Да, я видела в блокадном Ленинграде таких, как вы… Нечасто, правда, но доводилось. Они бывали у нас на заводе – и мы смотрели на них во все глаза, потому что они были сытые, румяные, холёные… в отличие от нас, полускелетов. Одному Всевышнему известно, как им это удавалось – в городе, умирающем от голода. За одной из наших девушек-фрезеровщиц ухаживал такой… влиятельный. Проходу не давал. Однажды она, чтобы отвязаться от него, заявила: «Принесёшь мне персиковый торт со взбитыми сливками – пойду с тобой на свидание!» Вряд ли вы поймёте, чем тогда был для нас торт… Луну с неба достать – и то казалось проще. Но на следующий же день он принёс ей торт – именно такой, персиковый и со взбитыми сливками… И она, хотя едва не падала от истощения, не взяла. И никто из нас не взял бы. Слишком много чести было бы этому упырю, жирующему на чужих костях… Такому, как он – и как вы – неведомы милосердие и сострадание, эти слова для них пустой звук. Такие ищут лишь выгоды – и только для себя самих!

- Вовсе нет! – горячо возразил Магомед Шапиевич, мысленно проклиная болтливую бабку – на кой ему эти подробности из её заплесневелого прошлого?! – Вовсе нет! Поверьте, я искренне переживаю за Карину! Даже если вы не будете лечить моего Хизри, мы же всё равно останемся с ней родными людьми, и…

- Вот как?! – гневно прищурилась светловолосая. – Вы, значит, останетесь с ней родными? А где же вы, со всем вашим влиянием и уважением, были, когда она страдала в родном доме? Когда задыхалась в ненавистном замужестве? Почему она даже не подумала о том, чтобы обратиться к вам за помощью? Может быть, потому, что вы бы и пальцем не шевельнули ради бедной родственницы из какого-то задрипанного села? Почему племянница «не последнего человека в Дагестане и за его пределами» вынуждена была бежать в огромный чужой город, ночевать на вокзале, надрываться за гроши на непосильной работе? Почему ей помогали чужие люди, а родня даже не почесалась узнать, где она и что с ней?

- Али узнавал… - слабо запротестовал Магомед Шапиевич. – Она сама не захотела… написала, что совершеннолетняя и…

- Не сомневаюсь, что Али узнавал. – Лицо Георгия Константиновича потемнело. Елизавета Петровна, так и державшая мужа под руку, чувствовала, как поднимается в нём тяжёлый мужской гнев, холодный и страшный. Она видела Георгия таким только один раз: тогда она, Лиза, студентка-первокурсница, в слезах выбежала из аудитории, где её группа сдавала экзамены. Пожилой профессор, сально поблёскивая глазами, оставил Лизу напоследок и, когда в аудитории остались только они двое, предложил ей присесть к нему на колено, «а то я, голубушка, глуховат…», и потянулся дрожащими пальцами к подолу её платья. Георгий – «Гошка с медицинского, Лизкин ухажёр», который ждал её с экзамена, - выслушал рассказ девушки, перемежаемый всхлипами, и вот точно так же потемнел лицом. Не проронив ни слова, сунул ей носовой платок, сам зашёл в аудиторию и минут через десять вернулся, помахивая Лизаветиной зачёткой с кривовато выведенным «отл.» и подписью. Неловко вытер возлюбленной нос и повёл в студенческую кафешку, где напоил чаем, по-прежнему молча. И уже Лиза успокаивала его…

- Конечно, он узнавал, - повторил меж тем Георгий Константинович, и его обычно мягкий голос стал похож на хриплое рычание. – Думаю, мы все понимаем, зачем ему нужна была Карина, правда? Точно так же, как понимаем, почему вы сейчас потрясаете своим родством с ней – теперь, когда она стала нашей невесткой, вы рассматриваете её как выигрыш в лотерею, некий джек-пот, который поможет вам продвинуться и в карьере, и в деньгах. И не трудитесь опровергать мои слова – вы сами отлично знаете, что это правда.

Магомед Шапиевич сейчас ничего не смог бы ни подтвердить, ни опровергнуть. Он беззвучно открывал и закрывал рот, потрясённый проницательностью москвича, которого всё это время считал наивным и простоватым.

- Здесь и сейчас, - гремел Заворотынский-старший, - ваше родство с Кариной аннулируется раз и навсегда! Она – жена моего сына, наша невестка, и поэтому я запрещаю вам впредь появляться на её либо на нашем горизонте. Считайте, что её застрелил ваш сумасшедший племянник. А теперь убирайтесь отсюда!

Алиев-старший наконец обрёл дар речи.

- Нет… Нет, подождите! Георгий Константинович, я… вы…

Иллюстрация сгенерирована в приложении "Шедеврум"
Иллюстрация сгенерирована в приложении "Шедеврум"

Его снова прервали – на этот раз оглушительным выстрелом. Подскочив, гость обернулся и увидел недалеко от машины угрюмого пожилого мужчину с охотничьим ружьём.

- Тебе русским языком сказали – пшёл вон! – пророкотал пожилой и демонстративно передёрнул затвор.

- Как вы смеете? – выдавил Магомед Шапиевич, чувствуя, как шевелятся волосы у него на затылке. – Это разбой… вы… с оружием…

- А ты думал, только ваши стрелять умеют? – хмыкнул пожилой. – Я не понял, ты глухой или что? Повторяю: пшёл вон отседова! Здесь частная территория. Считаю до трёх. На «три» прострелю тебе ногу – будете с сынулькой в соседних колясках под себя гадить. – Он вскинул ружьё к плечу. – Раз…

Алиев-старший затравленно оглянулся на хозяев. Те даже не пошевельнулись, чтобы унять своего бандита-работника.

- Два…

Магомед Шапиевич торопливо нырнул в машину и трясущимися руками повернул ключ в замке зажигания. Кое-как крутя руль и буксуя на поворотах, он выполз на главную дорогу…

Новогорск и несостоявшееся родство осталось позади. Навсегда.

Конец второй книги.

Дорогие мои читатели, вот и подошла к концу вторая книга романа "Горький аромат полыни".... На днях начну выставлять заключительную третью часть романа. Спасибо вам за терпение за преданность моему творчеству. Обнимаю всех крепко, ваша Д.Г.

Text.ru - 100.00%" Уникальность данного текста проверена через Text.ru