Парк округа Крев-Кёр (Creve Coeur) находится в Сент-Луисе (Миссури, США). Живописное место с прекрасным видом на озеро, где любят отдыхать и местные жители, и туристы... в середине прошлого века оно уже было курортным, в хорошую погоду сюда приезжали гулять, кататься на лодках и устраивать пикники.
Название "Крев-Кёр" звучит для знающих французский язык как "разбитое сердце", а заглавие пьесы Теннесси Уильямса "A Lovely Sunday for Creve Coeur" (1978) было в свое время переведено филологом и поэтессой Светланой Макуренковой как "Прекрасное воскресенье для пикника". Горькая ирония, содержавшаяся в авторском варианте (буквально: "Наполненное любовью/Прекрасное//Воскресенье //Для "Разбитого сердца"/ [Которое кончится] разбитым сердцем) оказалась утрачена, но в реалиях советского времени это было неизбежно - театральный зритель мало что знал об американских достопримечательностях, и не мог оценить игры слов. Этот компромисс нисколько не умаляет достоинств блестящего перевода, которым и по сей день пользуются режиссеры-постановщики в нашей стране.
Действие пьесы, согласно ремарке, происходит в середине 1930-х годов, а парк Крев-Кёр был официально открыт как зона отдыха в 1945-м, уже после войны. Видимо, этот уголок был чем-то дорог великому драматургу... раз в 1976-м он пишет одноактную миниатюру "Крев-Кёр", и лишь потом расширяет её, дорабатывает, возвращается к "парковому" мотиву то в прозе, то в драме. Из биографии драматурга мы знаем: в Сент-Луисе он учился в юности, когда поступил в частный университет Вашингтона. Правда, пробыл он здесь недолго - с 1936 по 1938-й, но в тексте пьесы отчетливо звучат и ностальгическая интонация, и мягкая ирония, с которой мы часто думаем и говорим о собственных переживаниях юности.
Как это часто бывает у великих художников, Уильямс писал одну Пьесу всю жизнь, меняя лишь предлагаемые обстоятельства, имена и ситуации; и Пьеса эта о том, что "стеклянным" героям-романтикам, нежным голубым розам нет места в жестокой действительности будней... Образ колдовского озера, подсказанный чеховской "Чайкой" (напомним, Уильямс боготворил Чехова, и даже написал адаптацию "Дневник Тригорина") возникает и в "Трамвае "Желание" (казино "Лунное озеро"), и в "Кошке на раскаленной крыше", и в других произведениях. Те, кто знаком с сюжетом "Прекрасного воскресенья", без труда считает метафору: желание быть вместе с кем-то для себя важным, на берегу озера солнечным июньским днем... это не о прогулке в выходной день, а о надежде, разочаровании -- и ценности настоящих чувств.
Один день из жизни четырех женщин, таких разных, но безмерно одиноких. Доротея, учительница гражданского права, живет в одной квартире с Боди, простой, но заботливой и добросердечной старой девой немецкого происхождения. Доротея - безнадежный романтик, мечтающий о браке с директором школы, в то время как ее заботливая соседка по комнате надеется свести ее со своим братом-близнецом. Боди пытается убедить Доротею присоединиться к ним на пикнике в Крев-Кёр, но та ждёт звонка от мужчины своей мечты. Их отъезд задерживается также из-за внезапного приезда Хелены, язвительной преподавательницы рисования, которая хочет, чтобы Доротея сняла с ней квартиру в лучшей части города. Возникает борьба между Боди и Хеленой, а Доротея, затерянная в мире своих грез, оказывается между этими двумя сильными женщинами и несчастной мисс Глюк, живущей в квартире сверху -- у неё сильная депрессия после смерти матери...
Изначально автор рассматривал эту одноактную зарисовку как вторую часть задуманной дилогии, которую сам называл "шуткой о несостоявшейся американской мечте". Первой частью должно было стать "Разрушение городского центра" (1971), но впоследствии Уильямс отказался от мысли объединять два произведения в одну афишу. Что касается сценических возможностей и пожеланий к будущим постановкам, драматург настаивал: "Крев-Кёр" не должен рассматриваться как традиционный реализм:
“...я, надеюсь, ясно дал понять, что поверхностный реализм этой маленькой пьесы действительно поверхностный?.. Декорации абсолютно реалистичны, одежда абсолютно реалистична, ситуация реальна, места реальны, география абсолютно реальна, и диалоги — если не вдумываться — вполне реалистичны. Но если вы прислушаетесь к тому, что они говорят, на самом деле это не так..."
Премьера "Крев-Кёр" состоялась в Чарльстоне, на фестивале в Сполето в июне 1978 года, а в январе 1979 года пьеса перекочевала на Бродвей, где получила вежливые, хотя и не слишком восторженные отзывы. Интересно, что XX век почти не интересовался ею (ни в США, ни в России к ней не было особенного внимания), зато режиссеры XXI столетия бросились её ставить, будто наперегонки... Первый же спектакль состоялся благодаря усилиям Крейга Крейга Андерсона, режиссера-постановщика нью-йоркского театра "Хадсон Гилд", который прочел текст — и загорелся желанием во что бы то ни стало, немедленно открыть ему путь к зрителю.
Рецензии на спектакль в Сполето ясно показывают, что текущие изменения и дополнения существенно изменили тот вариант, который послужил источником знакомой нам пьесы. Мел Гуссоу в "Нью-Йорк Таймс" назвал увиденное "нежным, пронзительным и в значительной степени человечным”, но также подчеркнул, “что пьеса все еще в стадии эволюции”. Действительно, до постановки пьесы в Нью-Йорке Уильямсом была проделана серьезная работа... В итоге "Прекрасное воскресенье" было поставлено режиссером Китом Хаком в окончательной редакции. Главные роли Доротеи и Елены исполнили, соответственно, Ширли Найт и Шарлотта Мур, обе они играли в Сполето и повторили свои роли в нью-йоркской постановке на Бродвее 21 января 1979 года в театре "Хадсон Гилд".
Из воспоминаний Шарлотты Мур
Ранней весной мне позвонил Крейг Андерсон и спросил, могу ли я поговорить с Китом Хаком, режиссером, который только что приехал из Англии. Я согласилась. Через несколько минут раздался звонок в дверь, и вошли Кит и Крейг с рукописью. “Это новая пьеса Теннесси Уильямса для фестиваля в Сполето; не согласились бы вы играть в ней? Нам нужно знать сегодня вечером”.— “Ну, дай мне прочитать пару страниц”. Мне рассказали об актерском составе, я просмотрела текст и сказала — “Я сделаю это!” — “Мы заедем за вами в шесть утра”, — сказал Крейг.
Они оставили пьесу, я читала её ночью, а в шесть утра, под проливным дождем, они забрали меня и отвезли туда, где жила Ширли на Вашингтон-стрит. В девять часов мы отправились на репетицию. И тут я узнаю... мы должны быть в Чарльстоне послезавтра, спектакль через четыре дня, и это второй день Кита в качестве режиссера!.. Мы репетировали день и ночь. Мы были в отчаянии. Мы были в панике. Кит чего-то требовал от нас, требовал! Теннесси тоже был там, постоянно передавал нам переписанные тексты. Это был хаос! За день до выступления мы репетировали буквально двадцать часов подряд. Кит просто вбил это мне в голову, и в 7: 30 вечера — занавес был через час — мы были на двадцати страницах от конца. Конечно, мы не были готовы играть эту пьесу. Это трудная пьеса — трудная для исполнения. Но мы ее сыграли. Это было чудо.
Следующие две недели, пока мы играли в Сполето, Теннесси вносил правки, и мы репетировали без остановки, каждый день — целый день... Он всегда лучше всего работал с режиссерами, которые заставляли его переписывать персонажей, фокусировать сцены. Слова вылетали из Теннесси, как извержение вулкана; он даже не мог записать их достаточно быстро. У него есть дар речи — этот божественный, всеобъемлющий, невероятный дар — к поэзии и языку... У него были написаны тщательно продуманные персонажи, но он был очень щедр с актерами... отдавал своё время, свои мысли, шёл на уступки. Я считаю Теннесси самым щедрым драматургом, с которым я когда-либо работала. Он часто ставил точки там, где нужно было нам. Или иногда мы не выучивали реплику на ранних стадиях, и он тут же говорил: “Это звучит лучше, чем у меня!”, — и менял ее. Я считаю, что он меньше всего заботился о своих словах. Совершенно бесстрашный, абсолютно понимающий...
На следующий день после выхода рецензий я вышла в сад отеля, а Теннесси был там и рисовал; он рисовал бассейн и сад. Он был один. “Не понимаю, чего они хотят”, — сказал он. — “Я больше не понимаю, чего они от меня хотят. Я много работаю, и я делаю все, что в моих силах, и я делаю то, что я делаю, как никто другой в мире. Я все еще делаю, но они меня ненавидят. Почему они меня ненавидят?.. ” — "Тенн, мы действительно не были готовы. Если мы поставим пьесу снова, все будет хорошо..." — ответила я.
И это сбылось.