"Альфред Лант и Линн Фонтанн играли старых супругов, они очень хорошо играли, но мне не понравилось. Я понимал, что они не похожи на остальных актеров. Они вели себя и не как обыкновенные люди, и не как актеры, мне трудно это объяснить, Они так играли, как будто все время понимали, что они — знаменитые. Понимаете, они хорошо играли, только слишком хорошо... " — говорит персонаж романа "Над пропастью во ржи" Холден Колфилд.
Историки зарубежного театра обычно трактуют этот фрагмент как подтверждение мысли о незрелости героя, его подростковом максимализме, тотальном отрицании, неприятии театра и кино как воплощений ненавистной ему "липы", где игра априори означает ложь. Можно было бы предположить, что Сэлинджер намеренно эпатирует читателя, вкладывая в уста Холдена подобный отзыв о великих, всеми признанных артистах, которых уже при жизни называли "драгоценностью сцены", "гениальной актерской парой" и "золотым дуэтом". Однако есть другая интересная цитата, принадлежащая уже не литературному герою, а реальному человеку, и не просто зрителю, а эксперту в области актерского искусства — Ли Страсбергу. Вот что он писал о творчестве Лантов середины 1950-х годов: "Как применяют свой талант и умения Ланты? Что они делают? Дурачатся в поделках всем надоевшего Ноэля Коуарда, тратят свой дар на то, чтобы показывать милые ностальгические сценки в воскресном утреннике?"
Почти 30 лет репертуар этой звездной пары действительно сводился к развлекательным фарсам и мелодрамам, которые они играли на Бродвее и на сценах Великобритании. Тем неожиданнее оказался для их поклонников выход на сцену в современной "черной" комедии о баснословно богатой монструозной старухе, вернувшейся в родной город, чтобы отомстить за предательство и позорное изгнание. Пьеса 34-летнего драматурга Фридриха Дюрренматта, "злая" и "неудобная", была так не похожа на то, к чему привыкла постоянная публика, что многие почитатели Лантов почувствовали себя обманутыми. Когда красавица Линн (икона стиля, "милая Лини", как ласково называли ее театралы) швыряла со сцены: "Мир сделал из меня публичную девку!.." — это стало шоком для благовоспитанного зрителя. Раздражение вызвало даже то, что по сюжету пьесы, написанной швейцарцем, миллионерша, заставившая целый город совершить преступление, была именно американкой.
Сам Дюрренматт признавал, что замысел родился у него во время непредвиденной остановки поезда на маленькой станции в Швейцарии, и первой его мыслью было: "А могла бы выйти из вагона бывшая жительница городка, приехавшая из Штатов?.."
До того, как "Визит старой дамы" был переведен на английский, и попал в поле зрения Лантов, состоялось несколько европейских постановок. Все они закончились провалом. Да и Ланты, ознакомившись с текстом через продюсера, не спешили приступать к репетициям. Им хотелось играть в серьезной драматургии (а пьеса поднимала ряд действительно важных проблем, вечно актуальных для человечества), но им уже было известно, что многие в англоязычном театральном мире ее отвергли. Стоило ли рисковать? Альфред Лант взял паузу, сославшись на то, что они с женой нуждаются в отдыхе. Неизвестно, чем кончились бы его размышления, если бы в то самое время на другом берегу Атлантики молодой английский режиссер Питер Брук, случайно прочитавший пьесу, не загорелся поставить спектакль — именно в США, и именно с Лантами.
Так бывает в театре... будто бы сама судьба распоряжается, кому и в какой момент нужно что-то увидеть, о чем-то вспомнить, с кем-то встретиться. Ланты были знамениты и любимы зрителями, но отчаянно нуждались в смелой и талантливой режиссуре, способной не только воздать должное уникальному актерскому дуэту, но и раскрыть его по-новому, дать импульс его дальнейшему развитию. И эта режиссура в буквальном смысле сама постучалась в их двери, когда Питер Брук примчался уговаривать артистов, которых желал видеть в своем спектакле, на совместную работу. Мы не знаем, что именно сказал Брук Альфреду Ланту в Париже, где состоялась знаковая встреча; как ему удалось убедить его в том, что "Визит старой дамы" достоин внимания. Но в результате этой встречи было решено начать репетиции в ноябре 1957 года, чтобы выпустить премьеру в Лондоне, а уже потом — в Нью-Йорке.
Впоследствии Брук писал о разнице в восприятии, свойственной публике двух стран. Эта разница касалась не столько оценки спектакля (она в обоих случаях была неоднозначной), сколько понимания природы пьесы и режиссерского замысла.
"... в Америке "Визит" находит более живой отклик, чем в Англии. Англичане не в состоянии воспринять "Визит", как нечто достоверное, как рассказ о силах зла, дремлющих в каждом маленьком человеческом
сообществе, и, когда мы играли в глухих углах Англии при пустом буквально пустом — зале, те немногие, кто приходили в театр, говорили: "Выдумки!", "Так не бывает!"; они хвалили или ругали спектакль, как хвалят или ругают сказку. Американские зрители реагировали гораздо более непосредственно, они без труда соглашались с предпосылкой, что люди алчны, жестоки и легко впадают в безумие..." (Питер Брук, "Пустое пространство")
Подготовка к репетициям
Пьеса претерпела по желанию создателей спектакля множество доработок, как по формальному, так и по содержательному признаку. В первую очередь они касались мира, созданного Дюрренматтом, той странной действительности, которая была им придумана — насквозь театральной, гротескной и намеренно нереалистичной. Питер Брук смягчил эксцентрику, приблизил пьесу к реальной жизни, отказавшись от некоторых ремарок драматурга и тех постановочных решений, которые использовались в более ранних европейских версиях. При адаптации были изменены сцены объяснения Клары и Илла в Конрадовом лесу (где персонажи у автора должны были изображать растения, животных и птиц); вырезан момент с макетом автомобиля; исключен диалог Первого и Второго хора в финале.
"Старой" даме заметно убавили возраст — да-да, это делали не только в XXI веке! — хотя 70-летняя Линн Фонтанн вполне подходила на роль Клары. На этом настояла актриса, тщательно скрывающая свои года, и желающую играть не старую развалину, а красивую немолодую даму в изысканных нарядах (к слову, костюмы "самой богатой женщины" Линн подбирала сама, изучая актуальные коллекции лучших кутюрье, и остановившись в итоге на роскошных туалетах от Антонио Кастильо). Также было скорректировано имя главного героя: из "Альфреда" он сделался "Антоном", чтобы не было совпадения с именем исполнителя, а фамилию ("Илл" в английском звучит как "злой", "ущербный", "больной") Брук поменял на "Шилл". Альфред Лант очень серьезно отнесся к подготовке своей роли: еще до начала репетиций продумал будущую прическу, бродил по блошиному рынку в поисках подходящей истрепанной одежды и башмаков, наблюдал за лавочниками, накапливая впечатления... Очевидцы утверждали, что к премьере он даже подготовил штопаные носки, чтобы это актерское "приспособление" помогало ему сохранять нужную творческую интонацию (разумеется, ни зрители, ни даже партнеры этих носков видеть не могли — но эта, казалось бы, мелочь многое говорит о внимании актера к деталям).
Художником "Визита старой дамы" стал швейцарец Тео Отто, которому было дано жесткое предписание освободить сцену от быта, чтобы не повторять ошибок предшественников. Сценография сводилась к сочетаниям мобильных конструкций, удобных для быстрой перемены места действия и не отвлекающих от действия.
Таким образом, уже на стадии работы с материалом, режиссура стремилась к очищению этой истории от яркой, балаганной театральности; к большей минималистичности и концентрации на актерской игре.
Репетиции и премьера
Начавшиеся, как и планировалось, осенью 1957 года репетиции не только не разочаровали Брука, а напротив — приятно его удивили. Ланты оказались необычайно ответственными, дисциплинированными, вовлеченными артистами. Они работали на износ, предлагали, пробовали, но были абсолютно послушны режиссерской воле. Брук был поражен, как эти "звезды" трепетно относятся к профессии, насколько они преданы театру. Он ожидал капризов, которые частенько позволяют себе знаменитости, но Ланты даже не думали о том, чтобы понравиться публике, и ни на шаг не отступали от предложенного рисунка. Более того, они с головой погружались в анализ ролей, Линн играла воплощенное зло в кроваво-красном одеянии (критики назвали ее пышное платье "симфонией в алых тонах"), Альфред — замызганное опустившееся ничтожество... Как признавался актер, им никогда раньше не доводилось играть тех, кто не вызывает ни капли сочувствия, и им было интересно решить новую для себя задачу.
О том, как мучителен был поиск, и насколько Лант был озабочен правдой своего сценического существования, свидетельствует "случай с камушками", описанный Бруком в "Пустом пространстве". Это не единственный пример, но самый, пожалуй, яркий. Вот именно так, методом проб и ошибок, Лант выстраивал образ Илла (Шилла), его эволюцию от бодрого и самодовольного мелкого торговца до обезумевшей жертвы, затравленной до состояния полутрупа и, уже к финалу, узревшего истину трагического героя, принимающего свою судьбу.
Однажды… он взволнованно поманил меня. Я вошел в уборную, он прикрыл дверь, пригласил меня сесть. "Я хочу сегодня кое-что попробовать, — сказал он. — Но только если вы согласитесь. Я вышел сегодня погулять и вот что нашел“. Он протянул ладонь. На ней лежали два крохотных камушка. "В этой сцене, где я вытряхиваю ботинок, — продолжал он, — меня всегда беспокоило, что из ботинка
ничего не вываливается. И я решил положить туда камушки. Когда я стану вытряхивать, видно будет, как они выпадают, и будет слышен звук падения. Что вы на это скажете?
Его партнерша тоже искала правду в той обесчеловеченной фигуре, которую предложил драматург. Клара в исполнении Линн Фонтанн не была ни бездушным манекеном на протезах, ни злобной клоунессой из хоррора, ни фриком, ни маньячкой, помешавшейся на идее возмездия. Ее слова об авиакатастрофе, где удалось выжить, и после которой ее буквально сшили заново, звучали в спектакле скорее метафорой, чем-то вроде "собрать себя из кусков". Героиня, холодная и прекрасная, будто сошедшая с обложки модного журнала, нуждалась в трости не для опоры, это был аксессуар, обозначающий власть. В обнищавший Гюллен возвращалась женщина, сказочно богатая, одетая в новинки от известного модельера, — внешне великолепная, внутри — чудовище. Инфернальность героини передавалась именно актерскими средствами, и образ приобретал содержательный объем. При этом Питер Брук настаивал на том, чтобы артистка отказалась от малейших признаков мелодраматизма. От любви, которая была когда-то предана и поругана, не осталось и следа. Сердце этой Клары давно уже бьется только благодаря адской ненависти, она совершенно бесчувственна и глуха к мольбам о пощаде. Неумолимое, всепожирающее зло, агрессивное, как раковая опухоль, движет ею, и ее же саму разъедает изнутри...
Лондонская премьера "Визита старой дамы" состоялась накануне Рождества, в Королевском театре в Брайтоне. Когда опустился занавес, в зале стояла мертвая тишина. Ни одного хлопка.
Зрители, дяди и тети, уже успевшие отведать портвейна и наесться орехов, в благодушном настроении собрались, чтобы посмотреть Лантов. Они решили, что это будет сладенькая история со свечами и шампанским, подтверждающая, что аристократические добродетели элегантности и вкуса все еще царят в мире. Вместо этого они получили горькую и серьезную пьесу о провинциалах, сознательно бегущих от правды. Когда под занавес труп героя Альфреда Ланта уносили со сцены в гробу при свете мигающих рождественских огней, публика словно получала удар в челюсть, и покидала театр в злобном молчании... (Питер Брук, "Блуждающая точка")
Трудно представить сегодня, в XXI веке, что общественное мнение заклеймило позором артистов, принявших участие в "отвратительном, аморальном" спектакле Питера Брука. Но пьеса продолжает жить...
Увидеть спектакль "Визит старой дамы" вы можете в Новом драматическом театре (Москва, ул. Проходчиков, 2)
БИЛЕТЫ ОНЛАЙН