Эпиграф
Смотри! -- продолжал Магуа, срывая легкий лоскут ситца, который скрывал его раскрашенную грудь. - Смотри: вот рубцы от ран, нанесенных ножами и пулями. Этими шрамами воин может хвалиться перед своими соплеменниками, но, по милости седовласого, на спине вождя гуронов остались знаки, которые он должен скрывать под разноцветными материями белых. “Последний из могикан” Дж. Ф. Купер
Думаю нет необходимости раскрывать какие чувства мог испытывать индейский воин-мужчина, когда его подвергали телесному наказанию, и какие шаги он мог предпринять по отношению к своим обидчикам. Меня больше всего интересовали исторические факты и последствия таких происшествий, и , как вы могли догадаться по эпиграфу, в первую очередь, как к подобным наказаниям относились гуроны, они же вендаты или виандоты.
Можно с уверенностью сказать, что чувство собственного достоинства воспитывалось среди мальчиков-гуронов с детства. Вот, что по этому поводу вспоминал Джеймс Смит, молодой англичанин, попавший в плен к индейцам в 1755 году, и усыновленный семьей конавага (французских ирокезов-мохоков). Осенью 1755 года Смит отправился на зимнюю охоту в составе небольшой группы, куда входила семья его сводного брата Тонтилеауго, женатого на женщине из племени гуронов.
Как-то раз раз один из пасынков Тонтилеауго (мальчик лет восьми) чем-то обидел его, и отчим подверг мальчика умеренной порке, что очень не понравилось его жене-виандотке. Она признала, что мальчик был неправ, но считала, что его следовало заставить кланяться, что является их обычным способом наказания. Она сказала, что ей невыносимо, чтобы ее сына били, как слугу или раба, и была так рассержена, что, когда Тонтилеауго ушел на охоту, она взяла двух своих лошадей и все свое имущество (поскольку в этой стране муж и жена блюдут собственные интересы) и вернулась в лагерь виандотов, который мы недавно миновали
Когда Тонтилеаго вернулся, он был очень встревожен, узнав о побеге своей жены, и сказал, что ему следует пойти вслед за ней, чего он никогда не стал делать, если бы не боялся, что она заблудится и, что его дети, которых она забрала с собой, могут пострадать. Тонтилеаго пошел за своей женой, и когда они встретились, то помирились.
Здесь нужно сделать маленькое пояснение вне заявленной темы. У индейцев Вудленда принадлежность к роду считалась не по отцу, а по матери, поэтому жена Тонтилеаго была в своем праве, забирая несовершеннолетних детей.
Другой случай с поркой гуронов, на этот раз взрослых воинов, произошел в 1747 году. Этот год запомнился французам восстанием Николя Оронтони, одного из трех вождей домицилированных (оседлых) гуронов возле Детройта. Все лето мятежные гуроны убивали скот колонистов и охотились на одиночек и маленькие группы французов в окрестностях Детройта.
Комендант форта Детройт шевалье де Лонгёй вел переговоры с гуронами, стараясь расколоть их изнутри, и многие вожди благосклонно относились к его словам о многолетней дружбе и сотрудничестве. Но не все гуроны были проинформированы о таких переговорах, либо просто закрыли уши и притворились глухими.
Пятеро воинов напали из засады на каноэ с тремя французами, когда те проплывали мимо острова Буа-Блан в устье реки Детройт, и хотя все трое французов получили ранения, им удалось убежать и достигнуть стен форта. Де Лонгёй отправил в погоню отряд под командованием капитана де Белетра, который действовал с такой быстротой и сноровкой, что поймал живьем всю пятерку нападавших, не потеряв ни одного своего человека.
Пленные гуроны были доставлены в Детройт, где их подвергли жестокой порке. Очевидно, один из гуронов умер под кнутом, а еще один, не выдержав позора, ухитрился перерезать себе горло, когда находился в темнице. Остальные гуроны в качестве жеста доброй воли, а также заступничеству знакомых, как французов, так и краснокожих, были отпущены к Николя Оронтони в его лагерь на реке Сандаски.
Де Лонгёй надеялся, что факт освобождения пленников сподвигнет Оронтони на возвращение и переговоры, но тот, посмотрев на исполосованные спины воинов, снял свой лагерь и удалился дальше на юг в долину Огайо, где основал новую деревню на реке Мускингам, откуда стал рассылать своих эмиссаров и подстрекать племена региона к общему восстанию против французов. И, возможно, Оронтони мог бы преуспеть в этом начинании с помощью англичан, если бы не умер от оспы в 1750 году.
Следующее историческое воспоминание касается не гуронов Великих Озер, а микмаков из Акадии, но оно хорошо демонстрирует, что могло приключится с бледнолицым, посмевшим поднять руку на индейца.
Из письма месье де ла Веренна из Луисбурга своему другу в Ла-Рошель, 8 мая 1756 года
Они [микмаки] чрезвычайно мстительны, и я приведу вам один пример. Месье Доне, французский капитан, путешествовал со своим слугой на каноэ, и перевернулся вверх дном на виду у каких-то дикарей, и те бросились в воду на выручку, и слуга действительно был спасен. Однако, дикарь, спешивший на помощь месье Доне, опознал в нем своего обидчика, который нанес ему несколько ударов тростью за пару дней до этого, и позаботился о том, чтобы так часто окунать несчастного под воду, что утопил его, прежде чем выволочь на берег.
Ну и, конечно, никак нельзя не упомянуть байку про ирокезского вождя по прозвищу Сильвер Хилс, который вступился за солдата, приговоренного к порке, о чем вы можете прочитать в заметке "Как ирокез проучил трусливого британского офицера".
Присоединяйтесь к чтению увлекательных историй эпохи Фронтира и Дикого Запада на ЯДе, в Телеграме и ВКонтакте.